После многочисленных откровенных разговоров с комиссаром Георгом Нюстрёмом он прекрасно сознавал необходимость деликатного подхода к этому делу, которого требовала безопасность государства. Его ведь заверили в том, что документы по делу Саландер от 1991 года были сфальсифицированы, снабдили всей необходимой конфиденциальной информацией. Он задавал вопросы – сотни вопросов – и на все получил ответы. А теперь, по утверждению адвоката Джаннини, выходит, что Нюстрём арестован. Так что же – все его ответы были ложью? Он ведь доверял Петеру Телеборьяну, который казался таким… таким компетентным и сведущим. Таким убедительным.
«Господи, в какую кашу я угодил?» – сам себе задал вопрос прокурор Рихард Экстрём. А из этого первого вопроса логично вытекал второй: «Как, черт возьми, мне из этой каши выбираться?»
Он провел рукой по бородке, откашлялся, неторопливо снял очки.
– Сожалею, но, кажется, меня по целому ряду существенных пунктов данного расследования ввели в заблуждение.
Он подумал, а не возложить ли ему вину на полицейских следователей, но внезапно увидел перед собой инспектора уголовной полиции Бублански. Этот ни за что его не поддержит. Стоит совершить неверный шаг, как Бублански созовет пресс‑конференцию и потопит его.
Экстрём встретился взглядом с Лисбет Саландер. Она терпеливо ждала, глядя на него с любопытством и откровенной жаждой мести.
Никаких компромиссов.
У него по‑прежнему оставалась возможность добиться для нее наказания за причинение тяжких телесных повреждений в Сталлархольме. И вероятно, за покушение на убийство отца в Госсеберге. Однако для этого он должен был на ходу полностью поменять стратегию, опустив все связанное с Петером Телеборьяном. В таком случае отпадали все построения, основанные на ее психической ненормальности, и тем самым подтверждалась вся ее история начиная с 1991 года. Отпадало решение о недееспособности, и тем самым…
И у нее имелась эта проклятая видеозапись, которая…
Потом его осенило. Господи. Она же невиновна.
– Господин судья… не знаю, что произошло, но я считаю, что больше не могу полагаться на имеющиеся у меня данные.
– М‑да, – сухо произнес Иверсен.
– Полагаю, что мне придется просить объявить перерыв или прервать судебное разбирательство до тех пор, пока я не сумею точно разобраться в том, что произошло.
– Фру Джаннини? – спросил Иверсен.
– Я требую, чтобы мою подзащитную оправдали по всем пунктам предъявленного обвинения и незамедлительно освободили прямо в зале суда. Я требую также, чтобы суд рассмотрел вопрос о недееспособности фрёкен Саландер. Я считаю, что ей положена компенсация за те правонарушения, которым она подверглась.
Лисбет Саландер обратила взгляд на судью Иверсена.
Никаких компромиссов.
Судья Иверсен посмотрел на автобиографию Лисбет Саландер. Потом перевел взгляд на прокурора Экстрёма.
– Я тоже считаю, что следует точно разобраться в происшедшем. Но боюсь, что вы вряд ли способны провести подобное расследование.
Он немного подумал.
– За все годы работы в качестве юриста и судьи мне не доводилось наблюдать ничего, хоть отдаленно напоминающего юридическую ситуацию данного процесса. Должен признаться, что чувствую себя в тупике. Я никогда даже не слышал такого, чтобы главного свидетеля прокурора арестовывали прямо в зале суда, а убедительные на первый взгляд доказательства оказывались фальсификацией. Честно говоря, я просто не знаю, что из пунктов обвинения прокурора у нас при таких обстоятельствах остается.
Хольгер Пальмгрен кашлянул.
– Да? – спросил Иверсен.
– Как представитель защиты, я могу только разделить ваши чувства. Иногда приходится отступать, предоставляя разуму возобладать над формальностями. Я хочу заявить, что вы, как судья, стали свидетелем лишь начала дела, которое потрясет все властные структуры Швеции. В течение этого дня было арестовано около десяти полицейских из СЭПО. Им будет предъявлено обвинение в убийствах и в таком длинном перечне преступлений, что для их расследования потребуется значительное время.
– Полагаю, я должен объявить паузу в данном процессе.
– Простите, но я считаю такое решение едва ли удачным.
– Я вас слушаю.
Медленная речь Пальмгрена давалась ему с трудом, но он не запинался.
– Лисбет Саландер невиновна. Ее невероятная автобиография, которую господин Экстрём столь презрительно отверг, на самом деле правдива. Ее можно подтвердить документами. Лисбет подверглась возмутительным правонарушениям. Как суд, мы, разумеется, вправе придерживаться формальностей и еще какое‑то время продолжать разбирательство, пока не придем к оправдательному приговору. Альтернатива же очевидна. Передать все связанное с Лисбет Саландер совершенно новому следствию. Такое следствие уже идет и является частью того кавардака, в котором предстоит разбираться генеральному прокурору.
– Я понимаю вашу мысль.
– Как судья, вы сейчас можете сделать выбор. Самым разумным будет полностью забраковать предварительное следствие прокурора и велеть ему переделать домашнее задание.
Судья Иверсен задумчиво посмотрел на Экстрёма.
– Справедливым же будет освободить нашу подзащитную прямо в зале суда. Ей должны к тому же принести извинения, но сатисфакция займет время и будет завязана на остальное расследование.
– Я понял вашу точку зрения, адвокат Пальмгрен. Но прежде чем признать вашу подзащитную невиновной, я должен полностью прояснить для себя всю ситуацию. На это потребуется немного времени…
Он засомневался и посмотрел на Аннику Джаннини.
– Если я объявлю перерыв в слушании дела до понедельника и пойду вам навстречу, приняв решение, что у нас больше нет оснований держать вашу подзащитную в следственном изоляторе и вы, следовательно, будете вправе рассчитывать на то, что ее, во всяком случае, не приговорят к тюремному заключению, сможете ли вы мне гарантировать, что она по первому требованию явится для продолжения судебного разбирательства?
– Разумеется, – поспешно сказал Хольгер Пальмгрен.
– Нет, – резко возразила Лисбет Саландер.
Все взгляды обратились к главному действующему лицу драмы.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил судья Иверсен.
– Как только вы меня выпустите, я сразу уеду. Я больше не намерена уделять этому суду ни единой минуты своей жизни.
Судья Иверсен посмотрел на Лисбет Саландер с изумлением.
– Вы откажетесь явиться?
– Совершенно верно. Если вы хотите, чтобы я ответила еще на какие‑то вопросы, вам придется держать меня в изоляторе. В тот миг, когда вы меня выпустите, эта история будет для меня окончена. И это означает, что я уже больше не окажусь в любой момент в вашем распоряжении, в распоряжении Экстрёма или каких‑либо других полицейских.
Судья Иверсен вздохнул. У Хольгера Пальмгрена сделался обескураженный вид.
– Я согласна со своей подзащитной, – произнесла Анника Джаннини. – Ведь не Лисбет Саландер совершила преступление по отношению к государству и властям, а наоборот. Она заслуживает того, чтобы выйти из этих дверей свободным человеком и забыть обо всей этой истории.
Никаких компромиссов.
Судья Иверсен покосился на наручные часы.
– Уже начало четвертого. Это означает, что вы вынуждаете меня оставить вашу подзащитную в следственном изоляторе.
– Если вы так решите, нам останется только подчиниться. Как представитель Лисбет Саландер я требую, чтобы ее признали невиновной во всех преступлениях, в которых ее обвинил прокурор Экстрём. Я настаиваю на том, чтобы вы освободили мою подзащитную без всяких ограничений и прямо в зале суда. И требую отмены постановления о ее недееспособности – ей должны незамедлительно вновь вернуть все гражданские права.
– Вопрос о недееспособности требует много времени. Я должен получить заключение психиатрической экспертизы после проведения обследования. Принять такое решение с ходу я не могу.
– Нет, – возразила Анника Джаннини. – Это для нас неприемлемо.
– Как вас понимать?
– Лисбет Саландер должна иметь такие же гражданские права, как все остальные шведы. Против нее было совершено преступление. Ее признали недееспособной обманным путем. Фальсификацию можно доказать. Тем самым решение об установлении над ней опекунства лишается юридической основы и должно быть безоговорочно отменено. Нет никаких оснований подвергать мою подзащитную судебно‑психиатрической экспертизе. Если против человека было совершено преступление, он не обязан доказывать, что он не сумасшедший.
Иверсен немного поразмыслил над ее словами.
– Фру Джаннини, – сказал Иверсен, – я считаю, что у нас исключительный случай. Я намерен сейчас объявить перерыв на пятнадцать минут, чтобы мы могли размять ноги и немного собраться с мыслями. Если ваша подзащитная невиновна, у меня нет ни малейшего желания отправлять ее обратно в изолятор, но это означает, что суд будет продолжаться до тех пор, пока мы во всем не разберемся.
