Краем глаза заметила, что часть охраны испарилась. Вскоре обнаружилась и причина столь непонятного на первый взгляд поведения — именинница-в-клеточку медленно удалялась в сторону здания. В обнимку с Генрихом.
— Придется тебе, Костя, сегодня спать в одиночестве.
Мужчина встрепенулся, нахмурился, глядя на меня, а затем повернул голову в сторону, указанную мною.
— У-у, — скривился мужчина и снова повернулся ко мне лицом, — тебе обязательно было мне это говорить? И показывать…
— А что такое, ханжа? — Я невинно захлопала глазками. — Я удивлена вообще, что при современном самообразовании и вседозволенности твоя дочь сохранила невинность до шестнадцати лет. И не надо махать на меня руками! Я должна была тебя предупредить, а то завалился бы к ним в комнату…
— А меня бы охрана предупредила бы, — попытался выкрутиться Мазур.
— Конечно, предупредила бы и сразу головы в песок. По попе-то не так больно получать…
Костя расхохотался. Громко. Заразительно.
Проснувшееся материнское чувство ответственности отрезвило меня еще больше. Я обвела глазами танцплощадку и наткнулась на фигуру бдительного оруженосца — Дворецкий стоял на возвышении и следил исключительно за нашей парой. Игра в гляделки не затянулась надолго. Костя, отсмеявшись, сообщил, что уже довольно поздно. Еще один танец и все — спать. Я согласилась.
— Спасибо, что заботишься о Васе, как о своей, — прошептал на ухо партнер.
— Мне не сложно и приятно, — так же тихо ответила я.
Подкрепляя слова благодарности, Костя крепко сжал меня в объятиях, поцеловал в ухо, обдав жаром.
До номеров мы шли, взявшись за руки. Я прекрасно понимала, что мужчине очень плохо без его женщины, что Костик очень скучает по Олесе, и мне было очень жалко, что Василиса не смогла сегодня получить подарок из маминых рук. Это я передала подарок от матери — Вася долго сдерживалась, а потом подняла на меня глаза, полные слез, и молча надела цепочку с кулоном.
В длинном холле второго этажа царил полумрак.
— Как думаешь, в какой они комнате? — Полушепотом спросил отец именинницы.
— Или в твоей, или в Васиной, — курс «теории вероятности» — пятьдесят на пятьдесят.
— С какой начнем? — Горько хмыкнул Мазур.
— Давай у охраны спросим?
Стражи, дежурившие на этаже, сообщили, куда нам не стоит засовывать нос.
— Значит, нам обоим не спать сегодня, — пожаловался мужчина, имея в виду, что комната Василисы, которая и была сейчас занята, находилась аккурат между нашими.
— Не думаю, что будет слышно, — я скрестила пальцы на удачу — не желаю слышать.
Я проводила Костю до двери его номера и пожелала спокойной ночи.
— Спасибо тебе, — Мазур задержал меня, не отпустив руку. — Ты необыкновенная.
Его пальцы скользнули мне под волосы, пробежались про шее. Не успела я и пискнуть, как была прижата к груди. Не грубо, слегка властно Костя поцеловал в губы. Жалость смешалась с инстинктом подчиняться сильнейшему и я открылась. Мужчина уловил сигнал и уже не останавливался в проявлении желания.
Мы целовались у входа в комнату, затем почти упали, когда дверь открылась, потом оказались у кровати. Костя был страстным и умелым. Ни одна женщина не смогла бы устоять перед таким напором. И, наверняка, не пожалела бы о случившемся. Олесе можно было бы позавидовать.
Мысль о подруге в мгновение ока отсекла любое желание продолжать начатое, руки упали плетьми, глаза широко раскрылись, уставившись в отражение в зеркале.
Перемену в настроениях почувствовал и Костя. Остановился, оторвался от моего оголившегося плеча, поднял голову и заглянул в глаза.
— Господи, — ужаснулся он ситуации, — прости меня…
Упал на колени, обхватил руками мои ноги и, не переставая, твердил, что его поведение непростительная глупость, что он сделает все, чтобы я простила. А я пыталась вклиниться в тираду, объяснить, что все в порядке, что мы оба были глупыми и пьяными. На взводе.
Мне даже удалось опуститься на пол и обнять почти рыдающего мужчину. Когда болезненный нарыв закровил, а душа обрела успокоение, я запихнула сопротивляющегося мужчину в душ, и сама отправилась к себе.
Подобрав разлетевшуюся обувь и одежду, открыла дверь и ступила на ковровую дорожку. Справа послышалось шуршание — охрана бдит. Аккуратно прикрыв двери, поспешила к себе.
— Ты куда? — Дворецкий! И снова из-за спины.
Я резко обернулась, гневно взглянула на Антона.
— Спать!
— К себе?
— А куда же еще?
— Думал, останешься с хозяином.
Ух, змей ядовитый!
— Он твой хозяин, не мой! И я иду спать к себе.
— И я иду!
Я развернулась на пятках и зашагала в конец коридора. И крайне удивилась, когда за спиной — опять за спиной — услышала шаги.
— Антон! — Дворецкий меня преследовал. — Я иду к себе одна!
— Я тебя предупреждал, что одна ты уже не будешь! — Глаза злобно сверкнули, отражая свет ламп.
— Я взрослая девочка, мне не нужна нянька! — Я шипела кошкой.
— А я не нянька! Я… — но дверь уже захлопнулась перед его носом.
Я шла в ванную и ждала, что вот-вот створка двери со страшным хрустом разлетится в щепки, а на пороге будет стоять ужасно грозный Дворецкий. И не дождалась.
Зато, когда я уже была готова выключить свет, в дверь забарабанили.
6 мая.
— Что случилось?!
— Катя-а-а, — Вася ввалилась в комнату, размазывая слезы по щекам. — Катя…
Добиться внятных объяснений я смогла лишь после того, как влила небольшую дозу виски в рыдающую именинницу. Зубы стучали о стеклостакана, а глаза постепенно соловели.
— Я хотела… а потом… не смогла… но ведь хотела же! А он… он… такой… а я… переду-у-умала… а он… злой, я же вижу… но не говорит… а я поверила… думала, успокоит… а он… опя-а-ать…
Итак, Костя может спать спокойно.
— Но я же хочу… — Очередной всхлип подвел черту под истерикой. — Я ведь уже взрослая?
— Ты уже взрослая, — поддержала я девушку, — просто ты его не любишь. Помнишь? Ты говорила…
Заплаканные воспаленные глаза немигающе уставились на меня.
— Я говорила?
— Ты говорила, что решишься на этот шаг только с тем, кого любишь.
— Да, говорила…
— Ну, вот, а теперь иди — умойся.
Василиса закрылась в ванной. Я глянула на бутылку, понюхала — гадость. Хуже водки. За что ж его так любят — этот виски?
В дверь настойчиво постучали. Ага, охрана очухалась. А может, Косте доложили, где его дочь.
Я немедля отворила двери.
— Дворецкий! — Мое лицо исказила гримаса. — Какого лешего?
Антон бесцеремонно отодвинул меня, прошел в комнату и принялся раскладывать свою лежанку.
— Ты не будешь здесь спать! — Я поставила бутылку на стол, сразу после того, как Дворецкий оценивающе на нас поглядел.
— Я буду спать здесь! Это не обсуждается! Я несу за тебя ответственность!
Хорош! Нельзя было найти футболку, менее обтягивающую тело?
— Ты не будешь здесь спать!
— Вот заладила! А кто будет с тобой спать? Ты Костю ждешь?
В ванной комнате уже давно не шумела вода, а сейчас еще и дверь открылась — чуть с петель не слетела!
— Ты ждешь папу?!
— Василиса… — Но будет ли слушать пьяная оскорбленная девочка?
— Папа придет сюда спать? С тобой?!
— Нет!
— Что за шум? — В дверях стоял Мазур. Я схватилась за голову.
— Папа?!
— Что и требовалось доказать! — Дворецкий вышел первым. За ним, не обращая внимания на уговоры и оправдания, вылетела Вася.
— Дурдом, — приложила руку ко лбу: рука холодная, голова горячая — стало легче.
— А что это с ними?
— Дворецкий видел меня выходящей из твоей палаты. Думаю, и другое видел. Вася прискакала жаловаться на свою судьбинушку. Потом Антон заскочил. Так, между прочим, поругаться и спать завалиться. Вася услышала и поняла по-своему. И тут — ты! Дальше знаешь сам… Санта-Барара долбанная…
Костя задумчиво потер щетину.
— Дворецкий, говоришь, спит здесь?
— Да, а что? Он же меня теперь охраняет. — Я наивно захлопала глазами.
— И Дворецкий ревнует…
— Что?
— Дворецкий ревнует…
— Кого?
— Тебя, дурочка, — Костя по-отечески улыбнулся — ненавижу такое!
Рука потянулась за бутылкой. Но донеся до рта, остановилась — не стану я пить эту гадость.
— Иди, давай, расскажи ему, как было. Он умный — все поймет.
— Толкаешь меня на панель?
— Господи, что за мысли?! Иди и просто поговори! Или он тебе не нравится?
— Да, он мне не нравится, я его боюсь. Пусть думает, что хочет.
Я развернулась, показывая, что аудиенция закончена — пора в кровать. Костя понял правильно — ушел.
Нет, конечно, с Дворецким я не пойду объясняться. А вот с Василисой стоило бы поговорить. Где мой халат?
Босиком, по мягкому ковру, вдоль ярких настенных светильников.
