смеется с семьей, плавает в открытом океане – хотя все быстро забывалось, и об
этом никто больше не знал. Но его мысли принадлежат ему и всегда такими
были. Или нет?
Впервые в жизни Гэвин задумался, была ли его жизнь правильной. Каждый
премет в Доме двигался, чувствовал и думал. Но у них не было мышц, крови
или мозгов для этого. Как Дом мог слышать его мысли? Что еще Дом умеет, о
чем Гэвин даже не задумывался?
Прежде чем спутанные мысли и беспокойства Гэвина привели его к
вопросу: «Как я тут оказался?» – чей-то маленький кулачок постучал в дверь.
Он не ожидал посылки или доставки из магазина, а просто так никто и
никогда не приходил. Но стук повторился.
– Гэвин?
Из-за толстой дубовой двери голос Дэлайлы слышался тоненьким, хотя на
самом деле, несмотря на ее рост, голос обычно был низким и хрипловатым, словно она до этого долго кричала. Гэвин открыл дверь и улыбнулся.
– Что привело вас сюда, мисс Блу?
Она пожала плечами, проскользнув мимо него, словно была тут хозяйкой, и
бросила сумку на пол.
– Мой пылкий парень.
Гэвин оглядел комнату с притворным удивлением.
– Он тоже здесь?
Ее глаза засияли, когда она улыбнулась.
– Да! Позовешь его? Он невысокий и толстый, болтает без умолку. Мой
любимый типаж.
Гэвин наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Прости, что так долго. Я не ждал гостей. Поэтому не сразу сообразил, что
в дверь стучат. Обычно сюда не приходят.
– Теперь такое говорить нельзя, – она скользнула пальцами по его груди, пройдя мимо и направившись в столовую. Дэлайла провела рукой по Пианино, опустила пальцы обеих ладоней на клавиши и взяла тонику в до-мажоре [главное
мажорное трезвучие – прим. перев.].
– Ух ты, – выдохнул Гэвин. Как и ожидалось, Пианино не остановилось на
нотах, взятых Дэлайлой, и зазвучали тоники ми и соль мажора, наполняя
комнату гармоничным звуком.
– Вау, отличная реверберация [процесс из изменения звука при многократном
отражении – прим. перев.], или как это называется у пианино, – сказала она, направляясь вглубь комнаты.
– Пианино… – начал Гэвин и замолчал, зная, что за этим последует.
– Что?
Стоило ей спросить, как Пианино заиграло другой аккорд – основной до-
диез мажорный. Пауза, и потом зазвучал ре-мажор. А потом Пианино
исполнило следующую последовательность: ми-бемоль мажор, ми мажор, фа
мажор, фа-диез мажор, соль мажор, ля-бемоль мажор, ля мажор, си-бемоль
мажор, закончив протяжным и громким си мажором.
Дэлайла, которая обернулась, едва заиграла музыка, застыла, глядя на
клавиши.
– Я вообще-то не играю на пианино. Оно хочет, чтобы я это сделала?
– Оно тебя учит, – в подтверждение Пианино взяло си-диез мажорный
аккорд снова и замолкло. В комнате повеяло нетерпеливым холодом, пока
Дэлайла сомневалась. Гэвин помнил, что и сам проходил через такое, когда ему
было шесть. Ему нельзя было подняться наверх, пока он не сыграет все
мажорные аккорды.
– Оно знает, что я не умею играть?
Гэвин рассмеялся.
– Оно предполагает, потому что ты взяла аккорд не теми пальцами.
Дэлайла прижала к клавишам пальцы – указательный, средний и мизинец –
но не вышло ни звука.
– Не те пальцы, – заметил Гэвин. Он хотел бы, чтобы и ему кто-нибудь
подсказывал. Сложнее всего в обучении игре было понять, куда поставить
пальцы, и куда двигаться, чтобы зазвучал звукоряд.
– Ну и ну, Гэвин, это как в «Питфоле»? [игра, где на персонажа смотришь сбоку, а
следующая локация появляется, когда дойдешь через препятствия до конца экрана – прим.
перев.] Я должна закончить здесь, чтобы попасть в остальные части дома?
Он в замешательстве взглянул на нее.
– «Питфол»?
Она оглянулась через плечо и скривилась.
– Прости. Это видеоигра. Отец любил играть. Прежде чем стать типичным
рабочим, он был фанатом.
С насмешливой улыбкой Гэвин шагнул ближе и помог ей правильно
поставить пальцы.
– Кто же знал? – он никогда не видел ее отца, но по ее рассказам – очень
небольшим, если честно – Гэвин мог лишь представить, что тот ничем больше
не занимался, кроме просмотра новостей и участия в молчаливых семейных
ужинах.
Под своими руками он ощущал тепло ее длинных пальцев, не совсем
подходящих ее росту, словно она была щенком, готовящимся резко вырасти.
Гэвину нравилось, что маленькая с виду Дэлайла оказывалась большой. Он
поймал себя на том, что гладит ее руками, и отступил, чтобы не мешать ей
учиться.
– Останься рядом, – тихо попросила она, все еще глядя на клавиши.
Он вернулся к ней и прижался к ее спине, и она прислонилась головой к его
груди, пока ее учило Пианино. Время от времени она смеялась и издавала
смешные звуки, когда не попадала по нужным клавишам, и радовалась, когда
Пианино начинало следующий аккорд. Похоже, ей было весело, а в комнате
стало теплее и светлее; что-то принялась готовить Духовка, и во всем доме
запахло сладкой выпечкой и шоколадом. Гэвин поцеловал ее в волосы, размышляя, может ли Дом заморозить время и растянуть этот миг на неделю.
Его сердце словно стало в три раза больше, когда Дэлайла оглянулась через
плечо, ее губы стали манящими, а улыбка – немного опасной. Он был уверен, что не хотел бы заниматься сексом в Доме, но сейчас мог и передумать.
Но вместо того чтобы потянуться к нему за поцелуем, она спросила:
– Ты умеешь танцевать?
Он покачал головой, с облегчением и расстройством одновременно.
– Все хорошо, – сказала она, разворачиваясь к нему лицом. – Я умею.
Глава тринадцатая
Она
Музыка заполняла комнаты, отражалась от стен и, казалось, достигала даже
темных углов. Пианино не прекращало играть часами, а Гэвин кружил ее, держа
руки на ее талии и пальцами прижимаясь к обнаженной коже над ее юбкой.
Дэлайле нравилось, что Гэвин держит ее так крепко. Он не был с ней
осторожным, в отличие от семьи и друзей, от учеников старой школы, которые
обдумывали каждое слово и только потом произносили вслух, словно все
вокруг были излишне хрупкими.
Ей было интересно, смеялся ли Гэвин хотя бы раз так же сильно, когда
наблюдала, как он подошел и рухнул в одно из кресел с сияющим взглядом и
раскрасневшимися щеками. Его прекрасные губы изогнулись в загадочной
улыбке, и ей так захотелось его поцеловать.
– А ты действительно умеешь танцевать, – сказал он, убирая с глаз темные
волосы.
– Раньше мне танцевать не разрешали, – ответила она, едва дыша. – Если не
считать субботние танцы на площади в Святом Бенедикте.
– И у вас не было общих дискотек с другими школами? – недоверчиво
поинтересовался он.
– М-м, да, – сказала он после раздумий. – Были пару раз. Но парни из
Святого Иосифа даже хуже наших. Представь, что тебе шестнадцать, и ты
можешь пообщаться с девушками только под присмотром брюзжащих
старушек.
– Что еще нужно для большей неловкости? – согласился он. Гэвин
откинулся на спинку кресла, вытянув длинные ноги в черных конверсах. По
комнате проехал столик на колесиках с кувшином лимонада и двумя стаканами.
Лед в них звякнул, когда столик резко остановился.
Дэлайла была уверена, что не сможет к такому привыкнуть. Снаружи
пошел снег, укрывая все белым. А деревья стряхивали с себя снежинки, шевеля
ветвями и листьями. Дэлайла засмеялась, увидев это и вспомнив, что старая
овчарка Нонны так же отряхивалась после купания.
– Какой еще дом может сравниться с этим? – как ни в чем не бывало
спросила она.
Гэвин раскрыл рот, но его прервал резкий звон, словно кто-то ударил
кулаками сразу по нескольким клавишам пианино. Он подпрыгнул, когда
крышка пианино захлопнулась с такой силой, что весь инструмент задрожал.
Дэлайла заморгала в воцарившейся звенящей тишине, ее взгляд метался
между Гэвином и пианино.
– Похоже, оно устало играть, – произнес он. Подойдя к ней, он взял ее за
руку и переплел их пальцы. – Пианино всегда любило проявлять характер.
– Я не хотела… – начала она, но он ту же прервал ее, прижав два пальца к
ее губам.
– Так даже лучше, – пожав плечами, сказал он и притянул ее ближе, чтобы
их тела оказались прижатыми друг к другу. – Я ужасно хотел тебя поцеловать.
***
Воскресенье, казалось, будет тянуться бесконечно долго. Гэвин был на
работе, и Дэлайла тоже старалась чем-нибудь себя занять, но ее дом казался
маленьким, а родители были… повсюду. Она посмотрела телевизор, убралась в
комнате, расставила книги по размеру, потом переставила, но уже по цвету, наконец она решила расставить их по количеству смертей в каждой.
К вечеру ей уже было нечем отвлечься. Она хотела увидеться с ним снова, хотела видеть его улыбку, из-за которой все внутри переворачивалось, хотела
