К вечеру ей уже было нечем отвлечься. Она хотела увидеться с ним снова, хотела видеть его улыбку, из-за которой все внутри переворачивалось, хотела
провести пальцами по его взлохмаченным волосам и целовать, пока его
безумный взгляд не превратится в совершенно непристойный.
Дэлайла обычно не писала Гэвину, потому что ее мысли были слишком
сложными для нескольких строчек. А еще ей нравилось слышать его
неспешную речь. Гэвин говорил не много, но зато редко когда долго обдумывал
сказанное, и Дэлайла с жадностью вслушивалась в его слова, предпочитая их
по-мужски кратким сообщениям. Но отчаянные времена требовали отчаянных
решений.
«Ты уже дома?»
К счастью, ответ пришел быстро:
«Придется задержаться».
«Надолго?»
«На час или два».
Дэлайла задумалась. Она жаждала его общества, но должна была признать, что жаждала и того ощущения, когда она покидала этот мир и попадала в
другой, входя в его Дом.
«Можно мне прийти? Я тебя подожду».
Она затаила дыхание, ожидая ответ Гэвина, и эта минута казалась самой
длинной в ее жизни. Ей начало казаться, что просьба была странной или
неуместной. Но ей нравилась мысль побыть одной у него дома. Хотелось
познать, как все эти годы жил Гэвин.
«Уверена?»
Она улыбнулась и написала:
«Абсолютно».
***
Дэлайла ждала, пока родители не отправятся на встречу. Наблюдала, как
собирается ее мама, наносит практически незаметный макияж и добавляет
легкий пшик духов «Jean Naté». Она всегда говорила, что нужно знать меру.
Ее отец ходил по дому, поправляя все вещи, даже которые не было нужно, пока фоном шли вечерние новости.
«Как скучно, – подумала она, – и как все это отличается от места, где я хочу
быть».
Дэлайла проводила их до двери, помахала вслед, когда они выезжали на
дорогу, но никто из них не обернулся. Как только их синий седан завернул за
угол, Дэлайла моментально схватила ключи с крючка в прачечной и выбежала
на улицу.
***
Дэлайла припарковала машину отца на улице и подошла к воротам.
В приглушенном свете сумерек все выглядело по-прежнему; дом все еще
выглядел странным коллажем из цветов и размеров, часть двора была зеленой, часть – мертвой. Извилистая дорожка к крыльцу была такой же необычной, как
и само здание, – выложена из камня теплых тонов, мерцающая разноцветными
стеклышками и бутылочными крышками. Над домом висели розовые и лиловые
облака, напоминавшие сахарную вату.
Подходя ближе на этот раз, Дэлайла заметила жалюзи на окнах. Таких уже
ни у кого не было. У всех были жалюзи внутри, с широкими белыми планками
или из полированного дерева. Эти же были старыми и тонкими,
потрескавшимися и потертыми друг от друга, словно каждую планку
приделывали разные люди.
Единственный раз Дэлайла молилась, – когда ждала результаты экзамена. А
сейчас поймала себя на том, что бормочет молитву, подходя к дому. Подойдя к
ступенькам, она почувствовала себя так, словно собирается шагнуть в другой
мир. И на краткий миг задумалась, вернется ли оттуда вообще.
Захочет ли.
Дэлайла схватилась за перила и поднялась на крыльцо, пытаясь унять
внутреннюю дрожь. Одно дело хотеть быть там с Гэвином и с эйфорией
ощущать, как магия Дома проникает ей под кожу. И совсем другое – быть тут в
темноте, без него, зная, что Дом чувствует ее приближение.
Снаружи было тихо – подозрительно тихо, как она отметила, – и, прежде
чем ступить на коврик перед дверью, она обернулась. Хотя стояла зима, во
дворе зеленели деревья, цветов было так много, сколько она еще никогда не
видела, а птиц не было. Пчелы не перелетали от цветка к цветку. Не было
паутины, дрожащей на ветру. Несмотря на то, что за воротами и увитой лозами
стеной выл ветер, во дворе все замерло.
Ей хотелось думать, что во дворе никого нет из-за зимы, а не потому что
живые существа хотели держаться от Дома подальше. Дэлайла потянулась к
латунной ручке и удивилась, когда та легко повернулась, открыв дверь.
Сейчас Дом выглядел уютным. В золотистом свете закатных лучей все
казалось приятным и теплым. Но в камине не потрескивал огонь, а на полу
залегли тени, тянувшиеся от ковра и словно собирающиеся игриво цапнуть ее за
пятки.
Взгляд Дэлайлы заскользил по безмолвному Пианино, и она задумалась, был ли прав Гэвин, что оно устало играть, или же причина в тех ее словах. Она
надеялась, что не в них.
Но на всякий случай прошептала:
– Прости меня за те слова. На его месте я бы не захотела никуда уезжать.
В комнате звенела тишина.
Не желая оставаться в темноте, Дэлайла прошла по ковру к высокому
светильнику у двери. Она протянула руку и повернула выключатель, но ничего
не произошло. Попробовала еще раз, заглянула под большой абажур, даже
подкрутила лампочку, чтобы убедиться, все ли работает. Но все равно ничего не
происходило.
Дэлайла присела на корточки, пытаясь найти провод. Не найдя его, на
четвереньках поползла к телевизору, решив понять, есть ли шнур и вставлен ли
он в розетку.
Но не было ни провода, ни розетки. Она огляделась. Не было и
выключателей верхнего света. Дэлайла вытащила из кармана телефон и провела
пальцем по экрану, чтобы включить его. Потом развернула его, освещая себе
комнату, но света хватило, чтобы видеть лишь на несколько шагов вокруг себя.
Она ощутила глухой стук колотящегося сердца и уже ставший любимым прилив
адреналина, что испытывала, когда смотрела фильмы ужасов с кровавыми
сценами. Такое – ее стихия, ей нравилось все страшное и неизвестное. Потому
она и пришла сюда.
– Спокойно, Дэлайла, – сказала она себе, попытавшись рассмеяться, но
смех получился немного сдавленным.
Ее шаги были странно громкими в тихом доме; казалось, что
прикосновения ее ног к дереву звучали, словно сирена, сообщающая о ее
присутствии. Все вокруг было зловеще спокойным. Дэлайла отметила, что если
бы это происходило в одном из тех фильмов, что она смотрела поздно ночью, пока ее родители спали, сейчас отличный момент, чтобы из-за угла выскочил
убийца на ничего не подозревающую жертву и порубил ее на куски. Она не
смогла не оглянуться, отчасти ожидая, что там кто-то будет.
Дэлайла всегда верила, что она умнее обычных девушек, но сейчас, когда
между ней и входной дверью пролегало такое большое расстояние, она не была
в этом уверена. Почему Дом такой тихий? Он нервничает? Растерян? Или
выжидает?
Дэлайла написала Гэвину:
«Я на месте. В доме так тихо. Ты уверен, что все в порядке? Он не
против?»
Через считанные секунды телефон завибрировал.
«Конечно, уверен».
«Тут очень темно», – ответила она, виновато скривившись и нажав
«отправить». Она не хотела выглядеть нервной или попавшей в беду… но в
темноте и без огня в камине чувствовала себя неловко.
«Да? – переспросил он и почти сразу добавил: – Мне никогда не нужен был
фонарик, но у меня в тумбочке есть свечи».
Она поднялась по лестнице, и перед ней протянулся длинный и темный
коридор. На стенах висели фотографии в рамках с изображениями Гэвина, от
беззубого мальчика до высокого юноши, каким он был сейчас.
Она приостановилась у большой подборки фотографий. На первой Гэвин
стоял один с более простой версией дома позади. На второй – и Гэвин, и дом
заметно изменились: они подросли, одни черты теперь выделялись, другие
смягчились. И каждая фотография показывала процесс взросления мальчика и
усложнения дизайна дома за его спиной.
Дэлайла сообразила, что она стоит перед портретами, которые иначе чем
семейными и не назовешь.
У той же стены стоял длинный узкий стол с простой чашей с красными
яблоками, что росли на дереве во дворе. Дэлайла отступила на шаг и взглянула
на изогнутые ножки стола, которые на концах выглядели как лапы дикого зверя
с когтями, впившимися в деревянный пол. Она не знала, почему эта деталь так
странно выделялась в Доме, который жил, дышал и вырастил
семнадцатилетнего парня, но по телу пробежал озноб.
Она пошла дальше мимо нескольких комнат с открытыми дверями, в окна
которых проникал все тот же тусклый свет уходящего дня. В тот раз Дэлайла не
обратила на них внимания – в компании Гэвина сложно замечать что-либо еще
– но теперь каждый уголок манил ее своими темными секретами.
Дэлайла посветила телефоном в первую комнату. Там все было, как обычно: большая кровать с пушистым белым покрывалом, тумбочка, кресло-качалка в
простенке между окнами. В следующей было две одинаково заправленные
