— Виру и Фрери… Это Вир мне посоветовал всё вам рассказать…
— Значит, говорила… А ещё есть парень, который тащил до лаборатории тело…
Ринн закусила губы. Иккон продолжал:
— Что я могу сказать? Я не стану врать из-за тебя, когда сюда явятся архонты. Но я могу настаивать на снисхождении. Настаивать на том, что это был несчастный случай. Что ты не знала об иммунитете. Случай особый; к тому же, твой дед… я не говорю о твоих родителях, они тут мало чем могут помочь…но твой дед был одним из величайших магов! Если бы он не погиб… Ох, не знаю, Ринн!
Она всхлипнула.
Иккон развернулся.
— Знаешь, в чём главная проблема? В том, что Эет сам обещал стать магом на уровне твоего деда! А ведь твой дед родился полторы тысячи лет назад, и с тех пор Атарида не видела равных ему! Ларинна, ты понимаешь? Полторы! Тысячи! Лет! Назад!… И ты превращаешь Эета в безмозглого зомби небрежным движением руки… Сейчас, когда пламя на Алтаре гаснет, к нам является юноша, способный одной иллюзией сбить со следа Дикую Охоту… – Ринн, вскрикнув, испуганно вскинула глаза на священника. – …а некая юная дурочка решает его использовать как учебный материал! Какими словами мне объяснить это Совету магов Атариды? Тем, что она не знала? Незнание не освобождает от ответственности…
— Но ведь… я… я готова принять…
— Да помолчи ты… – устало отмахнулся Иккон. – Готова она… Тебя послушать, так мы теперь магами должны направо и налево расшвыриваться? У тебя потенциал тоже… о-го-го. Дедовский. Хотя это не оправдание, конечно. И не спасло бы тебя… в другое время. – Он помолчал. – Быть может, если… если повернуть дело так, что иммунитет был выдан по ошибке… Арит и в самом деле мог ошибиться… Я должен ещё раз с ним поговорить… Подожди пока здесь!
С этими словами Иккон вышел из кельи.
Щёлкнул ключ в замке.
Иккон
Вот так история! Да уж, нечего сказать, девочка влипла…
Иккон медленно шёл по внутренним переходам Храма, минуя залы, расписанные изысканными фресками тайных сюжетов, высокие запертые двери библиотечных архивов, световые колодцы для медитации…
Непреодолимое желание толкало его вниз, в лабиринты, в то единственное Святилище, что, в сущности, одно и имело право так именоваться…
Пламя на Алтаре. Изумрудный огонь Силы… Почерневшая фреска.
О богиня, он всего лишь человек, он запутался! Если бы Ты дала знак, всего лишь знак… Как быть… Что делать…
В другое время он бы не колебался! Но…
Но Ринн влипла по его вине, если смотреть беспристрастно. Он так рассчитывал её научить (вот и научил, чёрт!), рассчитывал, что Ринн своей силой поможет удержать Завесу! И у Атариды будет время… пока не явится другой маг, подобный Эету.
Который мог бы дать силу пламени надолго…
Если он явится.
О богиня!…
Краски фресок блекнут день ото дня, и пусть верующим кажется, что на них всего лишь оседает копоть от светильников – это не копоть.
Штормы, что сотрясают Стены Атариды каждую ночь – это не простые штормы.
Шёпот, звучавший в Святилище – умолк. Едва уловимый шёпот, в котором столь многие пытались разобрать слова… Даже его более не слышно. Богиня уже не пытается обращаться к своим служителям. Иногда Иккона посещала страшная мысль: богиня мертва. Но, будь это так, Стены бы уже рухнули.
Что за боги столь рьяно преследуют Мортис? За какие провинности? Чьё желание мести столь пламенно?
Изодранные свитки не давали никакого ответа!
Быть может, богиня отчаялась и не ждёт более понимания своих служителей?
О, тысячекратно лучше гнев богини, чем её отчаяние! Хуже только её гибель…
Иккон остановился перед тёмной лестницей, ведущей к тайному входу в Общее святилище и ниже – в лабиринты, скрывающие путь к Алтарю.
И пошёл вниз.
По необъяснимому порыву священник замер перед дверью Общего храма – и толкнул её в сторону. Она отошла бесшумно, впустив жреца в полный теней простенок у алтаря.
Неподалеку стояла какая-то парочка: парень с длинными серебристыми волосами – судя по убийственной элегантности, вампир; и ничем на первый взгляд не примечательная девушка. Смертная, но неплохой маг – это чувствовалось по её ауре.
Парень что-то вещал, с тем непередаваемым обаянием, которое дано лишь вампирам. Правда, у этого к вампирскому шарму добавлялась львиная доля личного апломба – и коктейль получался сногсшибательным.
— Погоди, – прервала девушка. – Ты хочешь сказать, что Эет во всём храме смог увидеть только одну фреску?
Эет?
Иккон превратился в слух.
— Именно. Знаешь, Фрери, я тогда не придал значения… ну, мало ли, переутомился человек перед экзаменами… Но теперь, судя по возне, которую вокруг него подняли… Странно это всё. А ещё тогда он сказал: "Не проси ничего у богини. Она сама просит о помощи". Типа, "разве ты не слышишь?" Фрей, я чуть не упал! Разозлился тогда на него, если честно…
— Почему?
— Чтоб он мне указывал, что делать! Я так за тебя волновался, думал попросить богиню… а Эет мне – "не проси!" Позвольте, я сам разберусь. А тут ещё… Я с детства хожу в этот храм, и когда какой-то деревенский мальчишка начинает мне впаривать, что на алтарной фреске богиня держит в руке розу… Ну, я на нервах был, может, неадекватно среагировал… Сейчас бы я многое отдал, чтобы расспросить его поподробнее!
Иккон прислонился к стене.
О богиня…
"Судя по возне, которую вокруг него подняли"…
Да судя по словам этого вампира, вокруг Эета не подняли и десятой доли той возни, какую следовало бы поднять!
Неужели Эет был Избранником?
Богиня явила ему свой лик? И как он сказал – все остальные фрески в Храме… были…чёрными?
Почерневшая фреска над Алтарём…
Роза в руке?
Истинный лик?…
О Мортис!…
Но почему? Почему богиня позволила так обойтись с её Избранником? Неужели у неё не хватило силы его защитить? На такую мелочь – не хватило силы?…
Жрец до боли закусил губы.
"Она просила о помощи".
Эет её слышал!
Ларинну мало отправить личам!
Иккон готов был рвать на себе волосы от отчаяния.
Решительным шагом священник вышел из тени и предстал перед болтающей парочкой. Те вздрогнули от неожиданности и отступили на несколько шагов. Наверное, испугались.
Да уж! Наверное, он бы сам испугался, если бы сейчас мог увидеть своё лицо!
— Молодой человек! – резко бросил он парню. – Позвольте вас на пару слов.
Юноша в замешательстве обернулся на подругу, но подошёл.
— Господин… Иккон.
— Вы знали Эета? – без околичностей спросил жрец.
— Мы пару раз виделись, господин Иккон, не более… – пробормотал парень. – В ту ночь я просто проводил его в Храм, всего лишь показал дорогу…
— Вы сказали, будто он не увидел здесь ни одной фрески?
— Да. Но…
— Он говорил только о фресках Общего храма?
— Да… А про главную он сказал, будто…
— Не трудитесь повторять, я слышал. Вы можете мне подробно рассказать, как описывал Эет фреску над алтарём?
— Он не описывал, – вампир нервно облизнул губы. – Он… просто мне возразил. Я сказал, что… – юноша покраснел. – Что серп в её руке нарисовали косо. А он ответил: "У неё в руках нет никакого серпа. У неё в руке роза". Вот и всё, господин Иккон, всё. Больше я ничего не знаю.
— Он сказал, что богиня просит о помощи? О какой?
— Я… не знаю, господин Иккон. Я тогда не придал значения его словам. А что, они и правда… Это было что-то важное?
Иккон вздохнул. Ну как теперь возразишь? Судя по всему, этот мальчик-нежить отнюдь не дурак… Как он там называл свою подружку? Фрери? Поди, это и есть тот самый Вир, который надоумил Ларинну прийти с повинной.
— На одном курсе с Ларинной учитесь? – устало спросил жрец вместо ответа.
Вирлисс кивнул.
— Так что же, господин жрец, Эет говорил…
— Юноша, – не сдерживая раздражения, резко ответил Иккон. – Если я скажу вам, что богиня явила Эету свой истинный лик, свою третью, тайную ипостась, о которой говорят древние рукописи Храма и которую она не являла даже верховным жрецам… Если я скажу, что Эет был Избранником, а ваша однокурсница его ничтоже сумняшеся превратила в зомби… то что это изменит?!
Вирлисс отшатнулся.
Но Иккон уже взял себя в руки.
— Прошу простить. Молодой человек, уже много лет мы не можем услышать даже шёпота богини, и вдруг вы рассказываете, что этот пришлый юноша передал её просьбу… Понимаете, юноша, просьбу! В своё время даже шёпот Мортис был невнятен нашим ушам! А Эет понял её… Она с ним заговорила… Вы не понимаете, какая трагедия случилась из-за нелепого недоразумения!
— Я…
— И вы не пожелали его выслушать! Богиня…
— Я сожалею, господин Иккон. Я не мог даже подумать… – тихо произнёс вампир, не поднимая глаз. – Значит, богине очень плохо, раз Эет сказал не обременять её просьбами?
