ни к кому не питает ни любви, ни ненависти.
Теорема 18.
Никто не может ненавидеть бога.
Доказательство. Существующая в нас идея бога адекватна и
совершенна (но т. 46 и т. 47, ч. II). А потому (по т. 3, ч. III), поскольку
мы созерцаем бога, мы активны, и, следовательно (по т. 59, ч. III), не
может существовать никакого неудовольствия, сопровождаемого
идеей о боге, т.е. (по опр. 7 аффектов) никто не может ненавидеть
бога; что и требовалось доказать.
Королларий. Любовь к богу не может обратиться в ненависть.
Схолия. Но могут возразить, что, познавая бога как причину всех
вещей, мы тем самым видим в нем и причину
601
неудовольствия. На это я отвечу, что, поскольку мы познаем причины
неудовольствия, оно (по т. 3) перестает быть состоянием пассивным,
т.е. (по т. 59, ч. III) перестает быть неудовольствием; а потому, даже
поскольку мы познаем бога как причину неудовольствия, мы
подвергаемся удовольствию.
Теорема 19.
Кто любит бога, тот не может стремиться, чтобы и бог в свою
очередь любил его.
Доказательство. Если бы человек стремился к этому, то значит
(по кор. т. 17) он желал бы, чтобы бог, которого он любит, не был
богом, и, следовательно (по т. 19, ч. III), желал бы подвергнуться
неудовольствию; а это (по т. 28, ч. III) нелепо. Следовательно, кто
любит бога и т.д.; что и требовалось доказать.
Теорема 20.
Эта любовь к богу не может быть осквернена ни аффектом
зависти, ни аффектом ревности; наоборот, она становится тем
горячее, чем больше других людей, по нашему воображению,
соединено с богом тем же союзом любви.
Доказательство. Эта любовь к богу (по т. 28, ч. IV) составляет
самое высшее благо, к которому мы можем стремиться по
предписанию разума и которое обще для всех людей (по т. 36, ч. IV),
и мы желаем, чтобы все наслаждались им (по т. 37, ч. IV). А потому
она не может быть осквернена ни аффектом зависти (по т. 23
опр. аффектов), ни аффектом ревности (по т. 18 и опр. ревности в
сх. т. 35, ч. III). Напротив (по т. 31, ч. III), она должна становиться
тем горячее, чем больше других людей, по нашему воображению,
наслаждаются ею; что и требовалось доказать.
Схолия. Точно таким же образом мы можем показать, что нет
никакого аффекта, который был бы прямо противен этой любви и
которым она могла бы быть уничтожена. А потому мы можем
заключить, что эта любовь к богу есть из всех аффектов самый
постоянный и, поскольку он относится к телу, может уничтожиться
только
602
вместе с самим телом. Какова его природа, поскольку он относится к
одной только душе, это мы увидим далее.
Таким образом в сказанном мною я изложил все средства против
аффектов, иными словами — все, к чему душа является способной
против аффектов, будучи рассматриваема сама в себе. Отсюда ясно,
что способность души к укрощению аффектов состоит: 1) в самом
познании аффектов (см. сх. т. 4); 2) в отделении аффекта от
представления внешней причины, смутно воображаемой нами (см.
т. 2 и ее сх. и т. 4); 3) в том, что аффекты, относящиеся к вещам,
которые мы познаем, превосходят по времени те аффекты, которые
относятся к вещам, воспринимаемым нами смутно или искаженно
(см. т. 7); 4) в количестве причин, благоприятствующих аффектам,
относящимся к общим свойствам вещей или к богу (см. т. 9 и 11);
5) наконец, в порядке и связи, в которые душа может привести свои
аффекты (см. сх. т. т. 10 и 12, 13 и 14).
Но, дабы лучше уразуметь эту силу души над аффектами, должно
прежде всего заметить, что мы называем аффекты сильными, или
сравнивая аффекты одного человека с аффектами другого и замечая,
что тем же самым аффектом один волнуется более, чем другой, или
сравнивая аффекты одного и того же человека и находя, что один
аффект действует на него или возбуждает его сильнее, чем другой. В
самом деле (по т. 5, ч. IV), сила каждого аффекта определяется
соотношением могущества внешней причины с нашей собственной
способностью. А способность души определяется одним только
познанием; бессилие же или пассивное состояние ее — одним только
недостатком познания, т.е. тем, вследствие чего идеи называются
неадекватными. Отсюда следует, что всего более страдает та душа,
наибольшую часть которой составляют идеи неадекватные, так что
она характеризуется более через свои пассивные состояния, чем
через активные. Наоборот, всего более действует та, наибольшую
часть которой составляют идеи адекватные, так что, хотя ей, может
быть, присуще столько же неадекватных идей, как и первой, однако
для нее более характерным является то, что считается человеческой
добродетелью, чем то, что указывает на человеческое бессилие.
Далее, должно заметить, что душевные беспокойства и неудачи
главнейшим образом берут свое начало от излишней любви к вещи,
подверженной многим изменениям, и которой мы
603
никогда обладать не можем. Ибо всякий тревожится и беспокоится
лишь о той вещи, которую он любит, и все обиды, подозрения,
враждебные отношения и т.д. возникают единственно вследствие
любви к предметам, истинное обладание которыми никому не
доступно.
Таким образом, из сказанного мы легко можем себе представить,
какую силу имеет над аффектами ясное и отчетливое познание и в
особенности тот третий род его (о котор. см. сх. т. 47, ч. II),
основание которого составляет самое познание бога. Это познание,
если и не совершенно уничтожает аффекты, составляющие
пассивные состояния (см. т. 3 со сх. т. 4), то по крайней мере
достигает того, что они составляют наименьшую часть души (см.
т. 14). Далее, оно рождает любовь к вещи неизменной и вечной (см.
т. 15), которой мы в действительности обладаем (см. т. 45, ч. II),
вследствие чего эта любовь не может быть запятнана никакими
пороками, присущими обыкновенной любви; но, наоборот, может (по
т. 15) возрастать все более и более, занять наибольшую часть души
(по т. 16) и оказать на нее широкое воздействие.
Я изложил таким образом все, относящееся к этой настоящей
жизни нашей. И всякий, кто обратит внимание на сказанное в этой
схолии и на определения души и ее аффектов и, наконец, на т. 1 и т. 3,
ч. III, легко может видеть, что то, что я изложил в начале этой схолии,
обнимает вкратце все средства против аффектов. Поэтому пора
перейти теперь к тому, что касается временного продолжения
(duratio) души безотносительно к телу.
Теорема 21.
Душа может воображать и вспоминать о вещах, прошедших,
только пока продолжает существовать ее тело.
Доказательство. Душа выражает действительное (актуальное)
существование своего тела и представляет его состояния как
действительные (актуальные), только пока продолжается его
существование (по кор. т. 8, ч. II), и, следовательно (по т. 26, ч. II),
она не представляет никакого тела как действительно (актуально)
существующего иначе, как пока продолжает существовать ее
собственное тело. Поэтому душа может воображать (см.
604
опр. воображения в сх. т. 17, ч. II) и вспоминать о вещах прошедших
(см. опр. памяти в сх. 18, ч. II), только пока продолжает существовать
ее тело; что и требовалось доказать.
Теорема 22.
Однако в боге необходимо существует идея, выражающая
сущность того или другого человеческого тела под формой
вечности.
Доказательство.
Бог составляет причину не только
существования того или другого человеческого тела, но также и его
сущности (по т. 25, ч. I), которая поэтому необходимо должна быть
представляема через самую сущность бога (по акс. 4, ч. I) и притом
(по т. 16, ч. I) с некоторой вечной необходимостью, и такое
представление необходимо должно существовать в боге (по т. 3, ч. II);
что и требовалось доказать.
Теорема 23.
Человеческая душа не может совершенно уничтожиться вместе
с телом, но от нее остается нечто вечное.
Доказательство. В боге (по пред. т.) необходимо существует
представление или идея, выражающая сущность человеческого тела
и вследствие этого (по т. 13, ч. II) необходимо составляющая нечто,
относящееся к сущности человеческой души. Но мы приписываем
человеческой душе продолжение, которое может быть определено
временем, лишь постольку, поскольку она выражает действительное
(актуальное) существование тела, которое выражается во временном
