выводить их одни из других (см. сх. 2, т. 40 и сх. т. 47, ч. II); и
следовательно (по т. 1), до тех пор мы сохраняем способность
приводить состояния тела в порядок и связь сообразно с порядком
разума; что и требовалось доказать.
Схолия. Благодаря этой способности приводить состояния тела в
правильный порядок и связь мы можем достигнуть того, что нелегко
будем поддаваться дурным аффектам. Ибо (по т. 7) для того, чтобы
воспрепятствовать аффектам, приведенным в порядок и связь
сообразно с порядком разума, требуется большая сила, чем для
аффектов неопределенных и беспорядочных. Таким образом, самое
лучшее, что мы можем сделать, пока еще не имеем совершенного
познания наших аффектов, это принять правильный образ жизни или
твердые начала для нее, всегда помнить о них и постоянно применять
их в единичных случаях, часто встречающихся в жизни, дабы таким
образом они широко действовали на наше воображение и всегда
были у пас наготове. Так, например, в числе правил жизни мы
поставили (см. т. 46, ч. IV с ее сх.) побеждать ненависть любовью и
великодушием, а не отплачивать за нее взаимной ненавистью. Однако
597
для того, чтобы это предписание разума всегда иметь перед собой,
где только оно потребуется, должно часто думать и размышлять об
обыкновенных обидах людей и о том, каким образом и каким путем
всего лучше можно отвратить их от себя посредством великодушия.
Таким путем образ обиды мы соединим с воображением такого
правила, и (по т. 18, ч. II) оно будет восставать перед нами всегда, как
только нам будет нанесена обида. Если точно таким же образом мы
всегда будем иметь перед собой начало нашей истинной пользы и
блага, вытекающего из взаимной дружбы и общего единения, и,
кроме того, будем помнить, что правильный образ жизни дает (по
т. 52, ч. IV) высшее душевное удовлетворение и что люди, как и все
остальное, действуют по естественной необходимости, то обида, или
ненависть, обыкновенно возникающая благодаря ей, будет занимать в
нашем воображении самую малую часть, и ее легко будет победить.
Точно так же, если гнев, обыкновенно возникающий вследствие
самых больших обид, и нельзя будет победить так же легко, однако
он все-таки будет побежден, хотя и не без некоторого душевного
колебания, гораздо в меньший срок времени, чем если мы бы не
размышляли уже об этом таким образом, — как это ясно из т. т. 6,
7 и 8. Точно так же должно думать о мужестве при избавлении от
страха. Именно, должно перечислять и чаще воспроизводить в своем
воображении обыкновенные в жизни опасности и способы, как всего
лучше можно избежать и победить их присутствием духа и
мужеством. Но должно заметить, что, приводя в порядок наши мысли
и образы, всегда должно обращать внимание на то, что в каждой
вещи составляет хорошую сторону, дабы таким образом всегда
определяться к действию аффектом удовольствия (по кор. т. 63, ч. IV,
и т. 59, ч. III). Если, например, кто-либо заметит, что он слишком
увлекается славой, пусть он подумает, в чем ее истинная польза, с
какой целью должно к ней стремиться и какими средствами можно
приобрести ее, а не думает о злоупотреблениях ею, о ее пустоте,
непостоянстве людей или другом в том же роде, о чем думают только
вследствие болезненного расположения духа.
Такими ведь мыслями более всего волнуются честолюбцы, когда
они отчаиваются достигнуть того почета, который стараются
снискать, и желают казаться муд-
598
рыми, изрыгая гнев. Поэтому очевидно, что всего более алчными к
славе являются те, которые наиболее кричат о злоупотреблениях ею и
о суетности мира. И это свойственно не одним честолюбцам, но
вообще всем, кому судьба враждебна, и кто бессилен духом. Так,
даже нищий-скряга не перестает толковать о злоупотреблениях
деньгами и пороках богатых, через что он только сам себя мучит и
показывает другим, что он не равнодушен не только к своей
бедности, но и к чужому богатству. Точно так же и те, которые были
дурно приняты своей любовницей, думают только о непостоянстве
женщин, их лживой душе и других прославленных их пороках; но
все это они тотчас же предают забвению, как только снова будут
приняты ею. Поэтому-то тот, кто старается умерять свои аффекты и
влечения из одной только любви к свободе, должен, насколько
возможно, стараться познавать добродетели и их причины и
наполнять свой дух радостью, возникающей из истинного их
познания, всего же менее обращать внимание на людские пороки,
унижать людей и забавляться ложным призраком свободы. Кто будет
тщательно наблюдать это (ибо это вовсе не трудно) и упражняться в
этом, тот в короткое время будет в состоянии направлять
большинство своих действий по предписанию разума.
Теорема 11.
Чем к большему числу вещей относится какой-либо образ, тем он
постояннее, иными словами — тем чаще он возникает и тем более
владеет душой.
Доказательство. Чем к большему числу вещей относится какой-
либо образ или аффект, тем более причин, которыми он может
возбуждаться и поддерживаться и которые душа (по
предположению), находясь под влиянием этого аффекта, созерцает
вместе с ним. А потому этот аффект тем постояннее, иными словами,
тем чаще он возникает и (по т. 8) тем более владеет душой; что и
требовалось доказать.
Теорема 12.
Образы вещей легче соединяются с образами, относящимися к
таким вещам, которые мы познаем ясно и отчетливо, чем с какими-
либо другими.
599
Доказательство. Вещи, ясно и отчетливо познаваемые нами,
составляют или общие свойства вещей, или что-либо вытекающее из
них (см. опр. разума в сх. 2, т. 40, ч. II), и следовательно (по пред. т.),
чаще воспроизводятся в нашей душе. А потому другие вещи нам
легче будет созерцать вместе с этими вещами, чем с какими-либо
другими, и следовательно (по т. 18, ч. II), они легче будут
соединяться с ними, чем с другими; что и требовалось доказать.
Теорема 13.
Чем с большим числом других образов соединен какой-либо образ,
тем чаще он возникает.
Доказательство. Ибо чем с большим числом других образов
соединен какой-либо образ, тем больше (по т. 18, ч. II) причин,
которыми он может быть возбужден; что и требовалось доказать.
Теорема 14.
Душа может достигнуть того, что все состояния тела или
образы вещей будут относиться к идее бога.
Доказательство. Нет ни одного состояния тела, о котором душа
не могла бы составить какого-либо ясного и отчетливого
представления (по т. 4). А потому (по т. 15, ч. I) она может
достигнуть того, что все они будут относиться к идее бога; что и
требовалось доказать.
Теорема 15.
Познающий себя самого и свои аффекты ясно и отчетливо
любит бога, и тем больше, чем больше он познает себя и свои
аффекты.
Доказательство. Познающий и себя и свои аффекты ясно и
отчетливо (по т. 53, ч. III) чувствует удовольствие, и притом (по пред.
т.) в сопровождении идеи о боге. А потому (по опр. 6 аффектов) он
любит бога, и (на том же основании) тем больше, чем больше он
познает себя и свои аффекты; что и требовалось доказать.
600
Теорема 16.
Такал любовь к богу должна всего более наполнять душу.
Доказательство. Эта любовь (по т. 14) находится в связи со всеми
состояниями тела, которые все способствуют ей (по т. 15). А потому
(по т. 11) она всего более должна наполнять душу; что и требовалось
доказать.
Теорема 17.
Бог свободен от пассивных состояний и не подвержен никакому
аффекту ни удовольствия, ни неудовольствия.
Доказательство. Все идеи, поскольку они относятся к богу,
истинны (по т. 32, ч. II), т.е. (по опр. 4, ч. II) адекватны.
Следовательно (по общ. опр. аффектов), бог свободен от пассивных
состояний. Далее, бог (по кор. 2 т. 20, ч. I) не может переходить ни к
большему совершенству, ни к меньшему; и потому (по опр. 2 и
3 аффектов) не подвержен никакому аффекту ни удовольствия, ни
неудовольствия; что и требовалось доказать.
Королларий. Бог, собственно говоря, никого ни любит, ни
ненавидит. Ибо бог (по пред. т.) не подвержен никакому аффекту ни
удовольствия, ни неудовольствия, и, следовательно (по опр. 6 и 7), он
ни к кому не питает ни любви, ни ненависти.
