Это заставило меня рассмеяться, и то напряжение, что я чувствовала с тех пор, как увидела Зака частично испарилось. Но не покинуло меня полностью. Оно никогда не оставит меня.
— Готова? — я едва прикоснулась к своему завтраку, но Саймон знал, какой я бываю, когда расстроена. Я либо ем, как лошадь, либо вообще не ем. Сейчас как раз был второй вариант.
Я добровольно вызвалась отнести наши подносы, но как только поставила их на конвейерную ленту, направляющуюся на кухню, почувствовала, что он стоит за моей спиной. Он ничего не сказал. Ему и не надо было это делать.
Я резко развернулась и чуть не врезалась в него. Он даже не моргнул, пока я пыталась восстановить равновесие и предпринимала все меры, чтобы не прикоснуться к нему.
— Извини, — сказал он. Это простое слово послужило искрой для того напряжения, что накопилось во мне с тех пор, как я встретилась с обоими братьями два дня назад.
— Ох, ты просишь прощения? Ну, просто фантастика, черт возьми. А ты знаешь, о чем сожалею я? Я сожалею о том, что ты и твой брат существуете. Ведь, знаешь что? Если бы вас не было, моя лучшая подруга, возможно, помнила бы, кто такой чертов слон, — я не осознавала, как громко говорю, пока не остановилась, поняв, что все на меня смотрят. В придачу к моей бессвязной речи я обзавелась новой проблемой в виде отсутствия контроля над громкостью.
Зан воспринял мою словесную атаку со стоическим безразличием, которое разозлило меня еще больше. К счастью, Саймон начал дергать меня за руку. Правильнее было бы сказать, тащить меня.
— Просто оставь ее в покое, — прошипел Саймон Зану.
— Я извиняюсь. Еще раз, — сказал Зан, обращаясь к нам обоим.
— Пошли, — сказал Саймон, легонько дернув меня, будто я была непослушной собачкой на поводке. Я не сводила с Зана глаз, пока Саймон тащил меня прочь, не обращая внимания даже на то, что вся столовая взорвалась разговорами обо мне.
Как только Саймон выволок меня наружу, я вырвала руку из его железной хватки. Несколько человек вышли сразу же за нами, другие оглянулись на меня, прежде чем отправиться по своим делам. Очень скоро я стану главной темой сплетен для всего кампуса.
— Ничего не говори, — приказала я, не дав ему возможности сказать, что я спровоцировала скандал на ровном месте.
— Ладно, — ответил он, поднимая руки.
— Ты не должен был ничего говорить.
— Хорошо, я больше ничего не скажу.
— Но ты опять это делаешь.
Он притворился, будто застегнул рот на молнию и выбросил несуществующий ключ, потом скрестил руки и уставился на меня. Я поняла, что он делает.
— А что мне оставалось делать? Притвориться, что он врезался в меня не нарочно? Ты знаешь, что он специально это сделал, — я замолчала, ожидая комментария от Саймона и понимая, что он будет молчать.
— Ладно, может, мне не следовало так часто говорить слово «черт». Я должна была вести себя более возвышенно, подставить ему другую щеку и все такое, но я не из таких девушек. Ты знаешь, что я не такая. Я не могу держать рот на замке.
Саймон кивнул в знак согласия.
— Я не обязана оправдываться.
Саймон пожал плечами.
— Не обязана.
Он снова пожал плечами.
— Заткнись.
Он недоуменно посмотрел на меня.
— Да, я знаю, что ты ничего не сказал. Но ты подумал.
Он закатил глаза.
— Все равно. Разве у тебя нет занятий сегодня?
Он кивнул и постучал по запястью, будто указывая на воображаемые часы.
— Иди в класс. О, и можешь сделать для меня одолжение? Не говори ничего Уиллу. В смысле, я уверена, что он все равно узнает, но вдруг нет? Пожалуйста.
Он кивнул.
— Можешь теперь говорить.
Он широко открыл рот и подвигал челюстью вперед и назад, словно она у него затекла.
— Спасибо тебе, господи.
Я просто развернулась и начала идти.
— Увидимся позже, Лот, — крикнул он, когда я повернула к общежитию, а он на свой первый урок. — Постарайся больше ни в кого не врезаться сегодня. Думаю, ты уже израсходовала свой дневной запас нецензурных слов.
Я показала ему в спину неприличный жест средним пальцем, когда он повернулся и ушел, махнув мне через плечо.
Глава 9
Зан
Я улучил момент, чтобы заговорить с ней, и воспользовался им. Единственным моим намерением было извиниться за случай с чашками, но, вероятно, за этим стояло и нечто большее. Моя попытка заставить ее изменить свое мнение обо мне. Моя попытка показать ей, как сильно я обо всем сожалею. Хоть все это и было бесполезно.
У нее было полное право набрасываться на меня. Я это заслужил. Я не собирался преследовать ее или тревожить, но все же столкнулся с ней. В этом мало что можно было изменить, разве что мне не стоило подкрадываться к ней сзади, словно мерзкий сталкер.
Я отвлекся на математику, стараясь думать о чем угодно, кроме Шарлотты.
К черту все.
Проблема была в том, что все возвращало меня к мыслям о Шарлотте.
Я попробовал воспользоваться одним трюком, которому меня научила мисс Кэрол, чтобы избавиться от негативных мыслей. Для этого нужно собрать все ненужные мысли, представить, что надуваешь ими воздушный шарик и отпустить его в небо. Я наполнил тысячи шариков мыслями о Шарлотте, ее волосах и глазах, ее походке и манере смеяться, ее улыбке, и попытался отпустить их.
Я все еще был занят этим, когда добрался до учебного класса. Я почти опоздал, поэтому единственное свободное место оказалось рядом с парнем с недавно обесцвеченными волосами и серебряным колечком в губе. Когда я сел, он кивнул мне, и я ответил тем же. В школе Картера множество парней выглядело точно так же.
Наш профессор оказался математическим гением по имени Кван, который лишь недавно сам закончил колледж и был ненамного старше большинства своих студентов. Он бубнил свою лекцию, а я продолжал наполнять еще больше шариков с мыслями о Лотти. Парень, сидящий рядом, занимался тем, что рисовал своей тетради и, кажется, собирался побить мировой рекорд по неправильной осанке.
К концу урока половина людей уснула, остальные занимались своими делами, тогда как мой сосед, которого звали Страйкер, как я узнал во время переклички, закончил четыре рисунка. Судя по тому, что я увидел краем зрения, на всех были изображены комические сценки, которые получились очень даже хорошо.
Все с облегчением вздохнули, когда Кван сказал, что мы можем идти, предварительно дав нам наше первое домашнее задание. Страйкер кивнул мне еще раз на прощание, и я ему тоже. Возможно, на следующем уроке мы уже перейдем к настоящим словам.
Остаток дня я провел, надувая миллионы шариков с мыслями о Лотти и пытаясь отпустить их.
Я написал сообщение мисс Кэрол о своем переезде и первом учебном дне. Она ответила, что гордится мной и что мне следует проверить свой почтовый ящик, потому что в нем может кое-что быть для меня.
Едва время перевалило за полдень, как я начал чувствовать растущее напряжение. Встреча с Шарлоттой зацепила меня больше, чем я думал. Я перестал принимать таблетки, которые этим летом прописал мне доктор для «регуляции» моего поведения. Эта идея также принадлежала мисс Кэрол, хотя если бы мои родители узнали, что я их не принимаю, то мне пришел бы конец. Эти таблетки вызывали хаос в моей голове, из-за них я словно был в тумане, постоянно хотел спать и с полным безразличием относился ко всему окружающему. Они делали все еще в тысячу раз хуже.
У меня был двухчасовый перерыв между вторым и последним уроком, и вместо того, чтобы отправиться в библиотеку или сделать что-нибудь умное, я решил выкурить свой последний косячок.
Косячок с моей безопасностью. Когда я его брал, то понимал — это все, что у меня осталось и другой купить негде. Тейт, мой поставщик, находился в двух часах езды отсюда, а я за рулем не ездил.
Решив, что лучше всего для этого подойдет крыша, я преодолел четыре лестничных пролета и толкнул дверь с предупреждающей табличкой «Осторожно: мокрый пол!», которую, вероятно, оставил кто-то из обслуживающего персонала.
Я лег на спину и выдохнул дым в небо.
Я не понимал, какого черта вообще здесь делаю. Я не принадлежал этому месту. Пребывание здесь только усложнит все, а не пойдет мне на пользу.
Докурив свой косяк, я не почувствовал себя лучше или хуже, чем до него, но хоть на несколько минут я чем-то себя занял.
По крайней мере это было из привычной мне жизни.
Я вытащил телефон и снова написал мисс Кэрол:
Я не могу это сделать.
Спустя секунду телефон зазвонил.
— Алекс, что случилось? — она единственная называла меня Алексом.
— Я не должен быть здесь.
— Это еще почему?
— Она здесь. Шарлотта. И ее брат.
— О, Алекс. Тебе, должно быть, очень трудно.
— Совсем нет, — я мог бы поклясться, что она не поверила.
— Это не значит, что ты должен признавать свое поражение. Не прошла еще даже неделя.
Я подошел к краю крыши и посмотрел на людей внизу, занятых собственной жизнью. У всех были проблемы, у некоторых даже больше, чем у меня, но как-то же они могли существовать и делать вид, что все хорошо.
