Несмотря на это, Вельвет все еще чувствовала себя витающей в облаках, и Миколас, казалось, чувствовал то же самое, они оба не могли перестать улыбаться и тайком целоваться весь вечер.
Миколас любит ее. Он не сказал это прямо, но он любит ее. Так что да, это определенно была веская причина быть счастливой и считать, что ее свадьба была самым прекрасным днем в ее жизни.
— Ты хихикаешь, — сказал ей Миколас, его губы изогнулись, когда он кружил свою невесту на танцполе. Она выглядела невероятно красивой сегодня вечером, и он бы не солгал, если бы описал ее, как самую прекрасную женщину в комнате. Для него это так и было – навсегда. Ее свадебное платье было изысканным сочетание белого и золотого, шелка и кружева, и вручную расшито жемчугом. Это был корсет без бретелек, и, похожая на пачку балерины, юбка, чуть ниже колен. Все это, в сочетании с очень высокими туфлями, и она была совершенством. Она была Вельвет Саллис, и она была его навеки.
Вельвет посмотрела на мужа, отлично зная, что ее глаза искрились, и, не беспокоясь об этом.
— Ты пялишься.
Он привлек ее к себе и прошептал на ухо,
— Я не могу остановиться. Ты так чертовски прекрасна, миссис Саллис.
Она задрожала в его руках, заставляя Миколаса рассмеяться.
Вельвет стукнула его по плечу.
— Перестань пытаться совратить меня на публике.
Он отклонился назад, взглянул на нее невинным взглядом, продолжая кружить их.
— Я ничего не делаю.
— Заткнись! Ты знаешь, тебе достаточно посмотреть на меня как….
Он посмотрел на нее полуприкрыв веки.
Грудь Вельвет отяжелела, и она прошипела,
— Вот именно так!
Смеясь, он опустил голову, чтобы поцеловать ее, и гости вокруг закричали, двадцать шесть! Это заставило их обоих рассмеяться, несмотря на то, что Миколас продолжал целовать ее. Это был их двадцать шестой поцелуй с тех пор, как они стали мужем и женой, и у Вельвет было ощущение, что эта цифра будет трехзначной к тому времени, когда закончится ночь.
Когда он поднял свою голову, она не могла произнести это, но все было написано на ее лице, я люблю тебя.
Что-то вспыхнуло в его глаза, прежде чем он показал губами, трусишка.
Это заставило ее рассмеяться, потому что она знала, это был совет быть хорошей, если она собирается украсть его сердце.
Миколас нежно поцеловал ее в лоб.
— Хочешь пить? — Они танцевали и развлекали гостей уже в течение нескольких часов.
Она кивнула, и они двинулись прочь с танцпола, и направились к столу с напитками. Вельвет посмотрела на своего жениха и….ухмыльнулась.
Он поднял бровь.
— Что?
Она прошептала ему доверительно,
— Ты серьезно выглядишь горячо.
Он рассмеялся.
— Учитывая, что это сказала ты, я буду хранить этот комплимент как сокровище.
— Так горячо, что я хочу, чтобы ты трахнул меня прямо сейчас. — Была ее очередь смеяться, когда Миколас резко отодвинулся.
— Черт, Вельвет. Я знаю, ты хочешь мести. — И сейчас он тоже перешел от стадии легкого возбуждения к стадии да-пошло-оно-все, его член был на грани того, чтобы разорвать молнию на его брюках.
— Нет, правда, — сказала она искренне. — Я просто хочу по-быстрому.
Дио, мысль о быстром сексе была бесконечно привлекательна. Это было бы лучше, чем ждать еще несколько часов, пока их вечеринка официально закончится, и у них, наконец, будет чертова брачная ночь.
Она послала ему щенячий взгляд.
— Пожалуйста?
— Веди себя прилично.
— Нет. — смягчил он отказ, поглаживая ее по щеке. — Я не хочу, чтобы кто-либо сегодня вечером ошибочно думал, что я не уважаю тебя, или не забочусь о тебе, любовь моя. На этот раз мы сделаем все правильно, м?
Несмотря на то, что она была сражена его словами, Вельвет надула губы. Она никогда раньше не делала этого в прошлой жизни, но судя по подавленному выражению лица Миколаса, это было хорошее время, чтобы начать, и, казалось, это работает. Она надула губы еще немного и следующее, что поняла, Миколас схватил ее лицо и стал жестко целовать ее.
Двадцать семь, взревела толпа.
Но никто из них уже не слышал этого.
****
Было около 4 утра, когда Миколас и Вельвет собрались уезжать в свой домик на Санторини, начнется их медовый месяц. Вечеринка все еще шла полным ходом, но было видно, что гости слишком пьяны, чтобы заметить их отъезд. Пока Вельвет прощалась с Мэнди, Миколас отправился в свой кабинет, чтобы проверить, что все готово, до того, как он уедет. Он планировал не работать ни одной минуты, потому что будет слишком занят, наслаждаясь прелестями своей жены.
Миколас нацарапал последние инструкции для своего секретаря, которая увидит их на следующий день. Когда он собирался уходить, он увидел сумочку Вельвет и ухмыльнулся забывчивости своей жены. Это было не типично для нее, забыть что-то. Это было доказательством того, что она была настолько сильно влюблена в него, что забыла о своей сумочке.
Взяв ее со стола, он слишком поздно осознал, что сумка была открыта и ее iPhone выпал. Когда Миколас поднял телефон, он увидел оповещение о новом письме и, не подумав, нажал на него.
Письмо было от адвоката по имени Лестер Уилкинс.
В соответствии с вашими инструкциями, я отправил 100 000 $ его адвокату, который предоставит вам квитанцию на эту сумму и контракт на ваше утверждение.
Вы, как всегда, слишком добры, и наполовину так же упрямы. К сожалению, вы так же ослеплены любовью. Вейн Гарфилд неисправим, и он никогда не перестанет губить вашу жизнь, пока вы надеетесь на невозможное. Он не остановится, и он никогда не сможет любить вас так, как вы этого заслуживаете, и, конечно, так, как вы любите его.
Прошло три секунды тишины.
Три тишины невероятных мучений.
Три секунды самого разрушительного предательства.
Миколас бросил телефон об стену, и экран разлетелся на кусочки, а он угрюмо подумал, что хотел бы так же легко разрушить и свои чувства к своей двуличной жене.
****
— Мой муж хочет, чтоб я прошла в его кабинет? — Вельвет была озадачена. Миколас сказал ей подождать его здесь, чтобы они могли уехать и теперь это?
Официант кивнул.
— Прямо сейчас, если можно, миссис Саллис.
Ох!
Ее губы поползли вверх. Миколас решил уступить и не отказывать ей в быстром сексе. Она улыбнулась, поблагодарила официанта и поторопилась к лифту. Будет ли это слишком, если она снимет свое нижнее белье сейчас?
Представляя выражение его лица, она решилась и быстро избавилась от своего кружевного нижнего белья, прежде чем двери лифта со скрипом открылись. Конечно, доказательство осталось у нее в руках, и она решила спрятать его в ящик стола его секретарши, и забрать позже. По крайней мере, она надеялась, что вспомнит об этом позже. Чаще всего, нежно подумала Вельвет, он заставлял ее забыть все, кроме его имени. Ох, он был так хорош…
А потом она увидела это.
— Что, твою мать, ты делаешь? — закричала она.
Нет, это было невозможно.
ЭТО БЫЛО НЕВЕРОЯТНО.
Она не остановилась, чтобы подумать. Она просто отреагировала, побежав к парочке в темноте, схватив за волосы женщину, которая стояла на коленях и делала Миколасу минет. А затем она ударила Миколаса. Она ударила его так сильно, как только могла, потому что знала, что какую бы боль она не причинила ему, это не сравнится с той болью, которую она испытывает сейчас.
— Почему? — прокричала она. — Почему, черт тебя возьми? — слезы ослепляли ее, но она все равно была не в силах его видеть. Она навсегда запомнила его, и это всегда будет воспоминание о том, как другая женщина ублажала Миколаса.
— Потому что, — свирепо сказал он, — это гребаный толчок, чтобы дать тебе знать, что ты не незаменима. —
Он поймал ее запястья и с силой потянул вниз.
— Это дает мне отличную возможность ранить твою чертову гордость, потому что это все, что я могу разрушить, ведь у тебя нет гребаного сердца!
У него было желание толкнуть ее, но он заставил себя просто отпустить ее. Он сказал себе, что это была необходимостью, как удаление зараженной части тела, пока вирус не пошел дальше, и не убил его полностью.
Вельвет почувствовала себя так, как будто ее ударили в живот, когда Миколас неожиданно отпустил ее, как будто она была ядовита, и он может заразиться только от одного ее присутствия. Боже, это ранило так больно, что она почти захотела, чтоб он просто оттолкнул ее. По крайней мере, он бы показал, что он хоть что-то чувствует к ней, хотя бы ненависть.
Его слова не имели никакого смысла, но это имело значение? Все, что она знала, это то, что она была не права. Он не любил ее.
В конце концов, она стала умолять. Черт, она не могла остановиться, и не попросить.
— Пожалуйста, помоги мне понять.
Холод не сходил с его лица.
— Здесь нечего понимать. Нечего. Фарс окончен. Убирайся, к чертям из моей жизни, и, если я когда-либо увижу тебя снова, я сделаю так, чтобы тебя арестовали за преследование.
