- Посмотри мне в глаза, Хонас. Посмотри и ответь, ты все еще любишь меня?
- Думаю, что нет, Карлота.
Больше не о чем говорить, поскольку “думаю, что нет” означает просто “нет”. Он ее уже
не любит. Все кончено, все прошло, завершилось, он унес из дома все вещи, включая крем для бритья.
- И что ты собираешься делать? – спросила я, когда мы остались втроем выпить кофе.
- Вычеркнуть его из своей жизни, – ответила Карлота, спокойно ставя чашку на блюдечко.
- Пока я заблокировала его в WhatsApp и Твиттере, удалила из Facebook, и стерла его
номер из мобильника.
- Да, ладно тебе, – рассуждала я, – ты ведь помнишь его телефон наизусть.
- Да, конечно, помню, – размышляла вслух Карлота, – но, если хочешь позвонить, вовсе не
одно и то же набрать номер одной клавишей, или набирать девять цифр. К тому же, вы меня отлично знаете и понимаете, что я не стану названивать ему.
Вот вам и разница между Карлотой и остальными: уж если Карлота говорит, что не станет
звонить, то она и не звонит, даже если ее душа выворачивается наизнанку. Несмотря на то, что желание набрать заветные девять цифр выжжет ей нутро, раз она говорит, что не станет
звонить, то и не звонит.
- Но в понедельник твой день рождения, я уверена, что он тебе позвонит, – заметила Рита.
- Ты за это ухватишься, верно? – спросила я.
- Понятия не имею, может быть и нет. Нам и в самом деле нечего сказать друг другу.
- “Счастья тебе” и “Спасибо”. Вот тебе уже два слова. Вы поговорите друг с другом – и
делу конец.
- “Ага, спасибо тебе, придурок, за испорченную жизнь”. Смотри-ка, у меня вдруг
получилось шесть слов. Все, точка, – когда Карлота ставит точку и уходит в сторону, то это
на самом деле точка и отдаление.
В ночь с воскресенья на понедельник, в одну минуту первого, Хонас прислал Карлоте
смс-ку:“Поздравляю, милая. Надеюсь. Ты будешь очень счастлива, и год будет для тебя
чудесным. Я тя лю.”
Карлота ему не ответила, не ответила она и на следующий день, но в среду послала сообщение по почте.
Спасибо за поздравление, Хонас. Слова “милая” и “я тя лю” напомнили мне времена,
когда мы были счастливой парой, по крайней мере, я так думала. Поначалу мне было муторно и тоскливо, такие вот делишки, но что есть, то есть. Существует только два пути: либо ты себя превозмогаешь, и твое душевное состояние преодолевается, либо тоска разрастается в тебе, как опухоль. Я не придаю значения своему теперешнему состоянию,
потому что с ним нужно справиться, отсечь, как эту опухоль. Так что ты тоже будь очень
счастлив. Бай.
Ханас ответил ей через семь минут еще одним сообщением:
Привет, Карлота! Почему ты так мне отвечаешь? Почему говоришь “думала”? Ведь мы
и были счастливы. Мы были очень счастливы, будь уверена. Рядом с тобой я был самым счастливым на свете человеком, ты навсегда оставила во мне свой след, я никогда не смогу забыть тебя. Не сомневайся в том, что я был счастлив рядом с тобой, это было бы ошибкой. Больше того, вероятно, рядом с тобой я мог бы быть счастлив всегда... Я не пытаюсь убедить тебя в этом, просто говорю то, что думаю.
Она:
Пойми, Хонас, вопросы веры я не оставляю даже на воскресенья. Дело не в убеждении, а
в единстве людей. Ты был так счастлив, что ушел, не оставив следа? Ты был так
счастлив, что не мог поговорить со мной, чтобы рассказать, о чем думал? Ты был так
счаслив, что решил начать новую жизнь? Что-то в этой историии у меня не сходится, так
что самое лучшее нам расстаться. А если когда-нибудь тебе захочется мне все объяснить,
а мне захочется все выслушать, мы выпьем кофейку. А пока наслаждайся по полной своей
холостяцкой жизнью, как я наслаждаюсь своей. Обнимаю тебя крепко, и катись ты на хрен!
Карлота – решительная. Она всегда была такой решительной. Возникает желание ей
зааплодировать.
Вчера Карлота отмечала день рождения. Это был самый грандиозный в ее жизни,
праздник, по крайней мене, из тех, что я помню. Пятьдесят гостей, море выпивки и еды, вдоволь музыки – и Карлота в наряде двадцатых годов, лишившая нас дара речи.
- Как ты думаешь, она скучает по Хонасу? – спросила меня Рита, когда Карлота
отплясывала чарльстон с французом, следовавшим за ней повсюду с завидным постоянством.
Я посмотрела на колышущийся плюмаж из перьев, прикрепленный к сверкающей диадеме
на ее голове.
- Не очень-то заметно, правда.
Сегодня у нас воскресное похмелье.
Глава 7. Ната и Фортуната.
Я задаю себе вопрос, в чем же больше правды – в том, что люди видят снаружи на моем
лице, или в том, что я чувствую внутри, в своей душе? Я задалась этим вопросом, потому что все попали в самую точку, сказав, что Альберто никогда ко мне не вернется, и единственным
человеком, который ошибся, была я сама. Пока я была уверена в том, что он вернется, и мы
расстались лишь на время, остальные были уверены в обратном.
Ната не перестала существовать в обычном мире, но в своем собственном странном мирке Фортуната бездыханна, она мертва.
Сердце первой бьется, сердце второй заледенело.
Ната всегда окружена людьми, Фортуната – одинока.
Выходя из дома по утрам, я – Ната, а лежа в кровати по ночам, – Фортуната.
Ната шумная, суматошная, а Фортуната одинокая и опустошенная.
Я тебя ненавижу, Бето, ненавижу за то, что ты со мной сделал. Я ненавижу тебя всем сердцем, всей душой. Лучше бы тебя никогда не было, и я никогда бы не познакомилась с тобой! Господи, хоть бы ты никогда не родился на свет, не был отличником, и твои родители никогда не послали бы тебя в Мадрид! И пусть бы ты никогда не появлялся на том празднике по случаю окончания университета, и твой друг не представил бы нас, а ты не попросил бы у меня телефон и не позвонил бы мне, чтобы пригласить на ужин. Хоть бы ничего этого не произошло. Ты мог бы не появляться в моей жизни, заодно избавив меня от своего исчезновения три года спустя. Тогда теперь мне не пришлось бы учиться тому, что значит быть удрученной, подавленной, уничтоженной, что значит грустить и тосковать, желая наорать на тебя, ударить, избить за то, что ты разбил мне сердце, разлюбил и бросил меня. Я никогда не прощу тебя, Бето, пройди хоть тысяча лет. Клянусь, я не прощу тебя, потому что верила тебе, верила в твою любовь, пока однажды вечером ты не появился со своим проклятым бульдозером, чтобы разрушить все, не задавая вопросов. Я ненавижу тебя, Бето, и желаю тебе самого худшего.
- Не переборщи, Ната, – улыбаясь, говоришь ты.
- Бето!.. Что ты здесь делаешь?
- Думаешь, ты одна можешь летать на кровати?
Я подбегаю, чтобы обнять тебя. Боже, как же я тоскую по тебе! Как же мне не хватает той
спокойной, упорядоченной и размеренной жизни рядом с тобой. Теперь все совершенно иначе... Я скучаю по тем временам, когда я приходила затемно, и ты был дома. Я входила и видела, как ты валяешься на диване, смотришь телевизор, или слушаешь музыку, а в пепельнице было полно окурков, и стоял стакан на столе. Ты ничего не делал, просто ждал меня. Ты прятал лицо на моей шее, когда я подходила поцеловать тебя, и шептал мне на ушко, как сильно я задержалась, что вечер без меня тянулся целую вечность, и как же хорошо, что я уже дома. Ты поднимался с дивана, чтобы взять сумку, относил ее в комнату, и возвращался ко мне с домашними тапочками. Как же я хочу снова и снова видеть это. Хоть бы еще раз ты опустился на колени, чтобы снять мне сапоги и надеть тапочки, придвинул кресло, встал за моей спиной, чтобы заплести мне волосы в косичку, и начал расспрашивать, как я провела время.
- Отлично, – отвечаю я. – Я опоздала, как всегда, все уже были на своих местах, и мне досталось место на краешке стола, но мне было все равно, потому что я была с приятелями, с которыми прекрасно провела время. Мы говорили о знаках зодиака и о разных глупостях. Ужин прошел довольно забавно, поскольку мы болтали только о всякой ерунде, никому и в голову не пришло говорить о работе, о рекламе, о других агентствах. Никто не касался больных тем, чтобы не омрачить вечер.
- Здорово, что вы отвлеклись на время от своих проблем, но я не верю, что за весь вечер никто и словом не обмолвился о рекламе, – подкалываешь ты меня.
- Ладно, – соглашаюсь с тобой я, – поговорили, но совсем чуть-чуть, и только в самом начале, а потом мы об этом забыли.
Ты повторяешь то, что уже говорил и спрашиваешь, пропустили ли мы по бокальчику после ужина.
- Ну, конечно же, – отвечаю я. – И кроме того, завалились поплясать на танцплощадку в нижней части ресторана.
- И что же, все танцевали? – интересуешься ты.
- Нет, не все, – рассказываю я, – но руководство танцевало. Знаешь, было очень смешно смотреть, как они танцуют. Капли пота стекают по лицу, рубашки вылезают из брюк, но пиджаки они не снимают.
