Утонченные черты лица. Не скажешь, что он из Череповца, словно из столицы какой - из Свердловска или из Ленинграда. Выглядел на фоне других очень достойно, необычно.
Мы попали в одну группу, не только абитуриентскую, но и учебную. Он поступил - мечты его сбылись.
ТАТЬЯНА ХАЛЯПИНА: Я не помню Сашу по абитуре, только, начиная с первого курса… Он был невероятно доброжелательный. Никогда не слышала от него плохого слова. Ведь мальчишки часто иронизировали над нами, девчонками, сверх меры… Сашка был настолько лапа! Ни один эпизод, связанный с ним, не вспоминается с негативом.
У нас был предмет техника газеты, и достаточно суровый преподаватель Владимир Александрович Чичиланов, он не отличался ласковым нравом и любил выбрать из аудитории некую жертву. И вот на одном из первых занятий Сашка оказался этой жертвой. Потому что очень внешне выделялся: часто был замотан длинным шарфом… И это все-фикса, длинные волосы, джинсы - придавало ему такой вид, может, и не хиппи, но некой богемности. Так вот, как бы ни пытался Чичиланов к нему придраться, проверяя его интеллект и знания, ничего не выходило! Какие-то вещи про Толстого стал спрашивать - то, что не имело никакого отношения к предмету… Сашка как-то сумел завоевать его уважение. У него, у единственного, к концу курса была пятерка по технике газеты. Это считалось невероятным - сдать эти шрифты, альбомы, так надо было тщательно подбирать. Думаю, что здесь сказалась такая его черта характера: скрупулезность и вместе с тем художественный взгляд на вещи. Потому что это работа и творческая, и прикладная одновременно. Меня это в восторг приводило. Я не ожидала от него этого - он вроде в облаках всегда витает, а здесь - такие успехи!
ИВАН СТРЕЛЯЕВ: У меня было такое впечатление, что учеба Башлачева вообще не интересовала. Он так, левой ногой, легко и непринужденно делал то, что другие делали только с напряжением.
ВИКТОР ВАХРУШЕВ: Учеба давалась ему очень легко: сдавал экзамены и зачеты. Гений одной ночи! Мог не присутствовать на занятиях совсем, а потом месяц поработает плотно и сдает что угодно. Я думаю, что он мог бы учиться экстерном. Память была великолепная.
ВИКТОР МЕЩЕРЯКОВ: Учился Саша не просто легко - играючи. Я никогда не видел его за учебниками или конспектирующим лекции. Занимался он только в сессии, заимствуя на ночь конспекты у сокурсниц. Отказать в чем-то ему было невозможно!
Проблемы у Саши были связаны в основном с военной кафедрой, занятия на которой у нас начались на втором семестре второго курса. С пышной гривой волос ему пришлось распрощаться. Но не это главное. Его угнетала атмосфера солдафонства и казармы. Чтобы как-то компенсировать стресс, он часто на занятиях рисовал комиксы или выводил своим каллиграфическим почерком названия иностранных рок-групп. А «косить» от военки было довольно трудно. Правдами и неправдами он привозил из Череповца очередные медсправки, которые необходимо было подтверждать в студенческой поликлинике. Был случай, когда после летних каникул он отправил телеграмму на адрес военной кафедры о своей задержке ввиду болезни, за что ему позднее сильно попало.
Саша как-то проговорился мне, что в четырехлетием возрасте его водили к психиатру по причине того, что он в уме перемножал большие цифры и получал правильный результат. Да и я сам начал замечать у него симптомы МДП, маниакально-депрессивного психоза, то есть резкую смену эйфории и депресии, что, по-видимому, было следствием ночного образа жизни, который он тогда вел. Да, лекции он посещал довольно редко. Бывал только на семинарах, на которых частенько клевал носом.
Саша снисходительно, в шутку, называл меня тихим диссидентом из-за моей склонности «дразнить гусей» политическими анекдотами, читкой полузапрещенной литературы типа «писем к другу» Алилуевой или известного письма Раскольникова Сталину. Часто я давал ему читать свои выписки из книг. Но особого восторга от их прочтения я не замечал. Он был абсолютно аполитичен. Из преподавателей он больше всего уважал В. В. Кельника, который читал курс зарубежной журналистики. Начиная с третьего курса, он писал курсовые, а затем и диплом только у Кельника.
97
1 2131
С третьего курса мне часто приходилось отмазывать его от прогулов, я ведь был старостой. Большую часть учебного года он пропадал в Череповце. К третьему курсу у него явно начали пробиваться бардовские наклонности. На лекциях он писал тексты для своей череповецкой группы «Рок-сентябрь», которая стала лауреатом конкурса среди рок-групп, организованного «Комсомольской правдой». Помню такие песни, как «О, радио», «Батюшка-царь», которые он исполнял сам или в дуэте с Сергеем Нохриным. Были в его репертуаре и песни Высоцкого. С третьего курса мы часто с ним вдвоем выезжали на нашу с женой дачу в Пакино, в двадцати километрах от Свердловска. И он непременно брал с собой гитару.
Летом 1983 года перед Сашей замаячила реальная возможность попасть на год в армию после того, как он ушел в самоволку накануне присяги. Моя теща, Фаина Михайловна в то время работала психотерапевтом в кировском военкомате. Она сделала ему справку с диагнозом циклотимия (резкая смена настроения, депрессия), что освободило его от прохождения сборов. Кстати, теща до сих пор гордится тем, что Башлачев во время написания диплома целый месяц спал на ее кровати.
ВИКТОР ВАХРУШЕВ: Он был не от мира сего. Не вписывался ни в какие рамки. По-моему, не было больше таких людей. Вот, например, колхоз… Несмотря на то, что это был тяжелый изнурительный труд, мы любили колхоз. Он был для всех нас своего рода рубежом, который необходимо перешагнуть, чтобы почувствовать себя настоящим. Башлачев, будучи одним из нас, все это прекрасно знал и, несмотря на это, в колхозе, мягко говоря, не упахивался. И не только из-за относительно слабого здоровья. Он и там пошел наперекор всеобщему энтузиазму. Причем, интересно, что это его поведение не вызвало какой-либо негативной реакции. Никому в голову даже не пришло сказать, что мы, мол, тут все трудовые пчелки, а ты такой-сякой. Да, он не ползал по борозде, как мы, но занимался полезным делом, которое всем нам приносило пользу. Потому что когда уставший человек приходит с работы и видит остроумные, смешные плакаты и рисунки, настроение его улучшается, силы восстанавливаются, проходит усталость. Мы все прекрасно понимали, что каждый должен заниматься своим делом - тем, что у него получается лучше всего. В колхозе очень ценилось творчество, и вокруг творческого человека так или иначе собирались люди, создавалась та самая неповторимая атмосфера всеобщего товарищества, за которую мы и полюбили то время, и очень часто его вспоминаем. Башлачев как раз и был одним из немногих таких звездочек и солнышек, которые притягивали к себе людей, заражали их своим весельем и остроумием. Не все ведь на это способны даже из тех, кто избрал для себя творческую профессию.
МАРИНА ШНАЙДЕР: В колхозе мы все работали, как рабы. Один раз нам, рабам, был устроен «осенний бал», все танцевали, как сумасшедшие, - нашло что-то, видно, тоска по цивилизации. Мы с одной девочкой изображали какие-то танцевальные фигуры, типа, были инопланетянами. Это было очень не похоже на то, как танцевали другие. И Саня к нам подтянулся на некоторое время. Говорит: «Творчески вы, девчонки, танцуете!» Парни, конечно же, все перепились, и ему налили. От него пахло луком и водкой… Но он такие красивые фигуры изображал! От водки, наверное, а, может быть, по красоте своей души. Нам троим было так легко, как в полете…
А один раз ехали все вместе на трамвае, из общаги, перед экзаменом, а он открыл книгу, решил «перед смертью» начитаться. И вдруг из книги выползает клоп! А книга - учебник по истмату. Когда клоп вылез, Саня сделал такие большие глаза и говорит: «Враг коммунизма и ленинизма ползет… Убью гада!» И захлопнул книгу. Потом открыл, а там пятнышко крови. Поморщился и не стал читать. Эстет! А экзамен сдал, естественно. Да, учился без труда. Его вызывают, например, по истории - он смотрит на плакат, а на нем какая-то схема, диаграмма, и вот он по ней и начинает рассказывать. Сам не читал, ничего не знает, но мысль бежит, как ручеек.
В конце пятого курса я была уже замужем, и в беременном состоянии сдавала какой-то экзамен, он увидел меня, зеленую, и говорит: «Я бы всем будущим матерям пятерки ставил. Сразу,. Как только забеременела - пятерка. Ребенок - это уже подвиг, что они от тебя еще хотят?»
ИВАН СТРЕЛЯЕВ: В быту Башлачев был абсолютным нулем - не был к этому приспособлен ни в коей мере. Бытовые вопросы его не интересовали, в принципе.
ВИКТОР МЕЩЕРЯКОВ: Наиболее близкие отношение у Саши сложились с Женей Пучковым, он учился на курс старше, и с Сергеем Нохриным, он учился курсом младше. Женя был сыном главного прокурора Орска. С ним Саша последние два курса проживал в полуподвале знаменитого сейчас дома Агафурова. Кстати, именем купца Агафурова называется областная психбольница, что находится под Екатеринбургом: Агафуровские дачи. Так вот, свой полуподвал они, кажется, совсем не топили-там всегда было холодно, сыро и ужасно запущено. Смерть Пучкова осенью 1987 года, я думаю, была одной из причин гибели Башлачева. Между ними существовала какая-то мистическая духовная связь.
