не лезет. Бред…
— Могу оказать вам последнюю милость, — на мгновение взгляд Уэсли вернул прежнюю жёсткость, сверкнув сталью. — Ибо планы Брюса мне известны. И я отлично понимаю, сколь сильно они нам навредят.
— О чёт ты? — подобрался Волчнер.
— Неужто про… — указываю на раненого, — Шарифа?
— Как всегда зришь в корень, — приподнялся отец. — Нужно было сразу сделать это, но… я не подумал, что дойдёт до такого. Старый дурак. Не подумал…
— Совсем что ли с катушек слетел⁈ — возмущённо вскинулся Чарли, выкидывая недокуренную сигарету. — Реально дурак? Убивать раненого товарища⁈
— Он всё равно уже мёртв, — спокойно принял его взгляд Уэсли, с трудом поднимаясь на ноги. Хотел было ему помочь, но он не позволил, оттолкнув руку с неожиданной силой.
— Какая разница? — Волчнер был настроен крайне серьёзно. — Это первый звоночек к тому, чтобы от нормальной группы превратиться в палачей и последних ублюдков. Отморозков, думающих лишь о себе и собственной выгоде! — мужчина взмахнул руками и резко успокоился. — Я не спорю, что Каххар уже труп, но добивать его — это ни в какие ворота, — дополнил он.
— Не тупи, Чарли, — отец хрустнул шеей, подаваясь вперёд. — Предлагаешь всё бросить и уехать среди ночи?
— Под утро, — перебивает Волчнер, на что получает гневный взмах рукой от отца.
— Какая разница? Суть не меняется! Факт остаётся фактом: большую часть припасов придётся оставить, ибо вы не успеете много перетащить, Таубер погонит всех с самым рассветом. А уж о еде я и вовсе молчу. Думаешь, это самый лучший вариант? Чтобы на полпути самолично добить обратившегося зомби? А что потом? Возвращаться в «Фабликс», который могут успеть обнести другие? Или куда могут вернуться мертвецы? Это — хороший план? Сжечь пару канистр горючего впустую? Тормознуть продвижение? Приехать пустыми?
— Нет, — мрачно выдал Волчнер, качая головой. — Дерьмо…
— Именно, — приподнял Уэсли палец. — Что будет, когда мы… — он запнулся, — вы вернётесь без должного запаса, но с двумя трупами? Группа начнёт разваливаться, разочаровавшись в нас, как в тех, кто может её обеспечить. Боевой дух окончательно упадёт, люди прекратят слушать приказы, дисциплина исчезнет, как класс. Хех… они и так, после прошлой вылазки, настроены скептично.
— Вот уж на кого мне точно плевать, — слегка улыбнулся Чарли. — Пусть идут, хе-хе, сами добивать себе пропитание. Заодно поймут, каково это.
— И все сдохнут, — хрипло закашлялся отец, с чем я мысленно согласился, ведь уже успел оценить наших «гражданских».
— Надеюсь, что хоть сейчас у них всё лучше, чем у нас, — задумчиво произнёс я.
— Не сглазь, — сплюнул Чарли.
— Я что, колдун тебе что ли? — криво улыбнулся в ответ.
— Иногда похож. Будто заговоренный, выживаешь в любой ситуации, — покачал он головой.
— Просто умею принимать верные решения, — демонстративно покосился на Шарифа.
— Какой тонкий намёк в поддержку своего отца, — скривился мужчина. — Сразу видно: одна семья.
— Но он прав, — киваю на Уэсли. — Или мы сделаем это сами, или создадим в группе панику, когда вернёмся с потерями и без нужных вещей.
Мой собеседник замолк, а потом сплюнул на каменный пол.
— Чёрт с вами, знаю, что предлагаете дело, но… — стучит себя в грудь, — похоже, Таубер слишком сильно на меня повлиял. Больше, чем мне казалось. Ощущаю, будто бы что-то сопротивляется и кричит: «Не вздумай!»
— Знаешь, — скрестил руки и прислонился к машине. — Иногда нужно принимать трудные решения, ради всеобщего блага. Ради выживания всех, когда приходится жертвовать одним.
— Каждому своё, — рука Волчнера зашарила по карманам, вытаскивая было пачку сигарет, но лишь смяв её. — Так было написано на воротах Бухенвальда.
— Не разводи лирику, — поморщился Уэсли. — У тебя два варианта: сидеть сытым и спать на мягком или жить голодным, отращивая «панцирь», под многочисленным осуждением всего коллектива. Хочешь стать посмешищем?
— Врезать бы тебе, — дёрнулся Чарли. — Я уже сказал: приступай.
— Угу, — собравшись с силами, отец подошёл к Шарифу. — Возьму этот грех на себя.
Араб продолжал дышать, но его бледное лицо шло красными пятнами. Всё сиденье было пропитано густой, уже начавшей подсыхать кровью и создавало непередаваемый аромат скотобойни. Кровь натекла и вниз, на коврики, и даже из щелей авто, прямо на землю.
— Нечего оправдываться, мы все соучастники, — мрачно прокомментировал это Волчнер.
— Будь проще Чарли, нечего постоянно держать морду кирпичом. Тогда люди к тебе потянутся. Может и бабёнку себе какую найдёшь, справную, — отец смотрел на Каххара и мне было решительно непонятно, о чём тот думал. — Только не Дану. Не хочу видеть её рядом с тобой, даже с того света.
— Вот уж спасибо, — показал он ему средний палец. — И вообще, Уэсли, я был женат трижды. До добра это не довело.
— По тебе заметно, — пошатнулся отец, но был вовремя мною пойман.
— Думаю текущее время изменит структуру брака, — слегка усмехнулся, радуясь, что сжатая пружина в груди немного ослабла. Этот разговор… такой глупый, повседневный, с очередным бессмысленным спором, ведь всё уже давно решено, но… Почему-то именно он позволил смириться. Уэсли уходит. Всё, конец, его больше нет. Нашёл, сука, чтобы потерять через пару дней! Но быть может, он тоже переродиться? Кто знает…
— Ага, людей не останется, — хохотнул Чарли.
— Не, просто сильный сможет делать больше, — коротко взглянул на него. — И я не про физическое насилие.
— Да понял я, весь в своего отца, тоже гарем себе завёл, — отмахнулся мужчина.
— Чарли! — возмущённо развернулся Уэсли.
— Не бойся, пап, я в курсе про Ирен, — пожимаю плечами.
— Тц, ну вот, тайное всегда становится явным, пусть даже на пороге смерти, кха-кха, — ему ощутимо становилось хуже. Слабел прямо на глазах.
— Не осуждаю, — слегка касаюсь его здорового плеча, — Ирен — женщина что надо.
Отец как-то сгорбился и облокотился о машину:
— Думал, ты возмутишься, что я изменил матери. Это был не слишком хороший поступок. Но… плоть слаба.
— Я никогда не имел ничего против измен, если они были умными. Думаю и мать как минимум догадывается, — если уж я так быстро узнал?
Чарли кивнул, сохраняя на лице кривоватую усмешку.
— Вот-вот, потому я и разошёлся два раза из трёх.
Но его слова были проигнорированы.
— Может быть… — задумался Уэсли. — Она у меня умная, Дана… Передай матери, что я люблю её. Только её. А остальное — тлен и глупость. Как говорится: седина в бороду, бес в ребро. И… Я рад, что семья была едина до самого конца.
— Давайте уже к делу? — обернулся Волчнер, посмотрев на проход наверх. — Вот-вот может кто-то вернуться, а у нас… Каххар всё ещё дышит, — он нервно потёр руки. — Раз уж решились… — его взгляд бегал, не в силах остановиться на раненом парне. — Проклятье… Видя его сопротивление и желание жить даже рука не поднимается.
— И не придётся, — Уэсли нагнулся и заглянул в салон, где заткнул Шарифу рот и нос своими руками. Тело смуглокожего мужчины выгнулось, хоть в сознание он и не вернулся.
Мы все: я, отец и Чарли, наблюдали, как жизнь окончательно покидает тело Каххара. Чем-то это напоминало казнь. Отвык от подобного. После нескольких секунд Волчнер отвернулся и перекрестился.
— Господи, прости меня, грешника, за слабость и за собственные деяния, видишь сам, хочу как лучше, но…
— Благими поступками вымощена дорога в Ад, друг мой Чарли, — хихикнул отец, проверяя у своей жертвы пульс. — Дело сделано. Пора сообщить Тауберу, что сердце бедолаги не выдержало. А может тромб какой оторвался? — он снова закашлялся.
— Старый ублюдок, — буркнул Волчнер. — Из-за тебя я снова стал убийцей. Клялся, что не вернусь на эту скользкую дорожку, но… — развёл руками, — как вы все видите, вот он я!
— Такое время, — спокойно и обстоятельно отвечаю ему. — Такая ситуация. Не из прихоти ведь это было сделано? Я бы сказал, мы оказали Шарифу одолжение, ибо что его ждало в ином случае? Заражение от крови зомби? Мясник Данн, который одной рукой резал бы парня, а другой покуривал косячок? Он умер бы в мучениях, каждую секунду испытывая целый океан боли. Или, что ещё хуже, он мог бы остаться в живых.
Улыбаюсь, когда на мне скрестились взгляды.
— Представьте себе жизнь инвалида, который даже не может нормально передвигаться. Я, кстати, знал одного такого… Точнее —
