Тук, тук, тук.
— Алекса, поднимай свою задницу! Ты забыла, какой сегодня день?
Кажется, это Дрю.
Открываю глаза и издаю стон.
— Дерьмо, — я выпрыгиваю из кровати, как будто меня катапультируют. — Дерьмо!
Добежав по коридору до входной двери, я отпираю защелку и распахиваю дверь. На пороге стоит Дрю, он выглядит немного раздраженным. Он обводит взглядом все мое тело, раскрыв рот.
Нахмурившись, я слежу за его взглядом и вскрикиваю:
— Черт!
Я не люблю спать в чем-то громоздком. Майка с тонкими лямками и трусики — вот, в чем я обычно сплю. Убежав обратно в комнату, я слышу сдавленный смех Дрю.
— Смейся-смейся, Дрю, — кричу я ему. — Ты еще заплатишь за это.
Дрю – мой коллега по работе, и я забыла, я, черт возьми, забыла, что нам сегодня рано утром нужно быть в суде.
Я переехала в Австралию из США, когда мне было восемнадцать. Моя приемная мама заботилась обо мне с моего шестнадцатилетнего возраста, и, когда ее здоровье начало ухудшаться, она захотела переехать поближе к своей семье. Так как она родилась в Австралии, то именно туда она и направилась, и я уже почти было смирилась с мыслью, что потеряю ее навсегда.
Только этого не произошло.
После нескольких дней моего пребывания в депрессии из-за ее предстоящего отъезда, она заявила:
— Упаковывай свои вещи в коробки, чтобы я могла отправить их до нашего отъезда. Оставь только чемодан с одеждой. Я постараюсь не отсылать наши вещи раньше, чем нужно, но все же я хочу, чтобы они были уже там, когда мы приедем.
У меня в голове что-то щелкнуло.
Чего-чего?
Мама погрустнела, увидев обалдевшее выражение на моем лице:
— Ты не хочешь ехать со мной?
Несколько мгновений удивленно поморгав, я радостно взвизгнула и кинулась ей на шею.
— Да! Да! Я хочу, мама!
Таким образом, я положила конец нашему небольшому недопониманию.
Раздевшись, я брызгаю на себя дезодорантом добрых тридцать секунд, прежде чем отбросить флакон в сторону, и принимаюсь рыться в шкафу в поисках чего-нибудь приличного из одежды. Я выбираю белую рубашку с длинным рукавом, которую заправляю в черные брюки и дополняю свой туалет тонким черным ремешком.
Определенно, элегантно для здания суда.
Скользнув в туфли на низком каблуке, я тру заспанные глаза, распускаю волосы, встряхиваю их и смотрю на себя в зеркало.
Неплохо. Могло бы быть гораздо хуже.
Поджав губы, я одобрительно киваю.
Сойдет и так. У меня больше нет времени.
Когда я выхожу из комнаты, Дрю поворачивается ко мне и окидывает меня оценивающим взглядом. Его голубые глаза округляются.
— Ты что, правда ... — он неопределенно тычет в мою сторону, — успела собраться менее чем за пять минут?
— Угу, — бросаю я и бегу на кухню, чтобы взять свою сумочку.
— Мне нужно серьезно поговорить с моей девушкой, — пробормотал он, качая головой. — Очень даже серьезно. Кому нужно два часа, чтобы собраться в кино?
Это, правда, слишком много времени.
Наконец-то взяв свою сумочку и папку, я возвращаюсь к нему.
— Не говори ей ничего, что потом будет иметь нежелательные последствия. Она собирается так долго, потому что хочет выглядеть хорошенькой для тебя.
Направляясь к моей входной двери, он посмеивается:
— Мне она нравится и без всякого этого дерьма на лице.
Остановившись, я кладу руку на бедро и наклоняю голову:
— Ты говорил ей это?
Дрю негодующе поджимает губы.
Так я и думала. Нет, он не говорил.
Выгибая брови и указывая не него пальцем, я ему советую:
— Обязательно скажи ей об этом.
Мы выходим из моего подъезда и направляемся к его машине.
— Ты знаешь, что тебе нужно будет сказать? — спрашивает Дрю по дороге к зданию суда.
— Это несложно, — кивнув, отвечаю я. — Талия в состоянии позаботиться о себе лучше, чем ее родители. И, кроме того, ей уже семнадцать. Если она хочет быть независимой, у нее для этого есть отличная возможность. Мы не говорим здесь о тринадцатилетней. Мы говорим о семнадцатилетней девушке, которая ушла из дома в пятнадцать, нашла работу и жилье. Своими. Силами. Она ответственная и... — повернувшись к Дрю, я добавляю с улыбкой, — она такая хорошая девочка. Такая милая и очаровательная. Я думаю, этого достаточно, чтобы выиграть это дело.
Дрю снова сосредотачивается на дороге, улыбаясь.
— Я тоже думаю, что это дело у нас в кармане.
Торжествующая улыбка расплывается по моему лицу.
У меня эйфория.
Как только мы выходим из здания суда, больше нет надобности казаться беспристрастной, поэтому я подбегаю к Талии и громко шепчу:
— Поздравляю, дорогая!
Она тихо смеется и позволяет себя обнять. Я крепко прижимаю ее к себе, продолжая улыбаться.
Я люблю свою работу.
— Спасибо вам, — бормочет она. — Нет, правда, большое спасибо.
— Не за что, — произношу я, отстраняясь, и заправляю ей волосы за ухо.
Выпуская ее из своих объятий, я даю ей последние наставления:
— Теперь ты свободна и можешь делать все, что тебе вздумается. Но это совсем не повод начать таскаться по барам и напиваться, договорились?
Талия закатывает глаза:
— Хорошо, мамочка.
Я хихикаю, мне нравится ее грубоватый австралийский акцент.
Улыбаясь, я кладу руку ей на плечо и легонько сжимаю его.
— Ты в курсе, что можешь звонить мне в любое время. Даже если это что-то не очень важное, — говорю я ей, пожимая плечами. — Любой пустяк, вроде совета насчет отношений с мальчиком, или даже какой стиральный порошок использовать для определенного типа пятен.
Она смеется, и моя улыбка становится нежнее.
— Любая беда, дорогая. Тебе больше не нужна моя помощь, но ты навсегда останешься одной из моих подопечных.
Ее улыбка гаснет, а в глазах начинают блестеть от слез.
— Спасибо, мисс Баллентайн, — шепчет она.
— О, нет. Теперь ты взрослая. Ты можешь звать меня Лекси, — говорю я на полном серьезе, качая головой.
Она трет глаза, чтоб не дать слезам вырваться наружу:
— Спасибо, Лекси.
— Всегда пожалуйста, — отвечаю я, направляясь к машине Дрю.
Дрю терпеливо ждет на водительском сидении, во что-то играя на своем телефоне. Подходя к машине, я чувствую, что он наблюдает за мной.
Дрожь пробегает по моему телу. Мои волосы встают дыбом.
Резко остановившись, я стараюсь действовать осторожно. Я открываю свою сумочку и делаю вид, будто ищу там что-то важное.
Мое сердце бешено колотится.
Где он?
Я стараюсь незаметно осмотреться. Смотрю через улицу, в направлении к одному из многочисленных кафе. Глаза ощупывают каждый дюйм, ища знакомую черную толстовку с капюшоном. И как только я собираюсь завязать с этим делом, я замечаю его.
Он наблюдает за мной из-под капюшона своей толстовки, откинувшись назад на скамейке.
Я знаю, что должна заявить об этом в соответствующие органы.
Он повсюду. Именно повсюду. Похоже, что он знает, куда я пойду, прежде чем это узнаю я.
Он поднимает голову и смотрит прямо мне в глаза.
Он никогда не делает никаких движений в мою сторону. Он не предпринимает никаких попыток, чтобы познакомиться со мной.
Он просто... существует. Никогда не беспокоит меня.
По правде сказать, когда я вижу его, это что-то будоражит во мне.
Он поселился в моем подсознании. Звезда моих снов. Это смешно, я знаю.
У него пронизывающие глаза. Они полны огня. Я не знаю, что со всем этим делать.
— Лекс, готова ехать? — кричит Дрю.
Я трясу головой, понимая, что простояла здесь почти пять минут, просто уставившись на странного парня на противоположной стороне улицы.
— Да, поехали обратно в офис, — отвечаю я. Мое лицо горит.
Мой взгляд снова возвращается к нему.
Только еще разок взгляну.
Но он ушел. Как обычно.
Преследуемая привидением.
Я мысленно насмехаюсь над собой.
Как обычно.
Вернувшись на свое рабочее место, я прощаюсь с Дрю, выслушивая его четырехсотое по счету поздравление с победой в борьбе за свободу Талии.
Не переставая улыбаться весь путь до своего кабинета, я захожу внутрь и вижу, что кто-то сидит в моем кресле.
Точнее, раскачивается на нем, закинув ноги на мой рабочий стол, как какой-то бизнесмен-миллионер.
— Майкл, убери ноги со стола. Сейчас же!
Мой тон строгой мамочки никак на него не действует, потому как произношу я все это с громадной улыбкой на лице.
Но Майкл совсем другой. Он хороший мальчик.
Его ноги соскальзывают со стола, и он ухмыляется:
— Есть какие-нибудь новости для меня?
Дерьмо.
Мое лицо мрачнеет. И видя это, его лицо становится таким же.
Майклу почти семнадцать. Он из приемной семьи, в этом-то и вся проблема. Его мать вышла из тюрьмы менее чем полгода назад, и он снова хочет жить с ней.
Но она...
— Она не хочет, чтобы я вернулся, — он рассматривает свои ноги.
