и Зло…
Серебряная от лунного света дорожка вывела на главную улицу. Мрак разогнан безжизненным светом магических фонарей, делящих улицу пополам. Дома по бокам тонут в темноте, утрамбованной светом почти до осязаемости. Поморщившись, накинул капюшон, ладонь чиркнула по плечу лука.
Народу, несмотря на поздний час, до противного много. Все торопятся, не смотрят друг на друга, увлеченные хмельным настроением ночи. У каждого столба по попрошайке или циркачу-трюкач. Есть даже шут, травящий анекдоты:
–…а эльф и говорит королю, «Пальчики, вот они!»!
Нелюди и молодёжь разразились хохотом, люди постарше темнеют лицами, поспешно уходят. Память о позоре в последней войне ещё сильна. Да и как забыть надругательство над родиной, лишенной имени? Превращенной из могучего королевства в торговую лавку для старших рас. Может зарезать шута? Нет, пусть шутит, пусть напоминает. Может быть позор разрастётся в ярость, влекущую новую войну.
Иду, проскальзывая меж людей, заученно растворяясь в толпе… Вздрогнул от макушки до пят, вдоль хребта медленно пополз холод. Тонкий девичий голосок пронзает гомон толпы, заползает в мозг. Слова песни вгрызаются в сердце, будоражат память, как тычки острой палкой сонного зверя. Сзади налетел дворф, матернувшись, обошел смачно харкнув под ноги. Слева толкнул плечом орк.
Я выпал из толпы, вертясь на месте, разыскивая источник голоса и ловя косые взгляды прохожих.
Нашел!
Девушка лет двадцати, в грязных лохмотьях, босая, с бурыми волосами, сплетенными в уродливые колтуны. Стоит, обессиленно опершись о столб, и поет чистым, сильным голосом. У ног валяется пара монеток, девушка их не замечает, поет, пристально всматриваясь в прохожих.
Я знаю эту песню, знаю, зачем она поет здесь.
Клеймо на предплечье зазудело, в голове заметались полустертые воспоминания. Принятие в Орден, обряд инициации, бесконечные тренировки и карательные рейды на грешников перед лицом Закона. Убийства знати и простого отребья во имя очищения и рая на земле…
Вспомнил и падение Ордена. Мы убили брата короля за кражи из казны, насилие и последующие убийства. Сигуранца, до этого смотревшая на нас сквозь пальцы, а порой и помогавшая, взялась за дело во всю мощь. За одну страшную ночь все ячейки были вырезаны, а магистр прилюдно сожжен, обвиненный во всех смертных грехах перед лицом Света.
Спаслись единицы, лучшие из лучших, клейменные запрещенной магией и укрытые от чужих глаз. Спрятанные по одиночке, замороженные в магическом сне. Мы выжили с одним приказом: продолжать.
Эту песню пели, собранные в сырой лаборатории Орденского магика, наблюдая, как очередной брат или сестра, каменеют.
Девушка заплакала, прижавшись к столбу, толпа почти скрыла из виду, еще немного, и Сестра по ордену, потеряв всякую надежду, сольется с ней.
Разогнав воспоминания, быстро подошел к ней и обнял, сердечно прижав к груди. Тельце в руках напряглось, ладонь взметнулась к волосам. Коротко блеснул металл. Тонкий, как игла, нож, который так удобно втыкать под незащищенные ребра.
– Ты не одна.
Она вздрогнула, рука безвольно повисает вдоль тела. На глазах закипают слезы, заревела уткнулась лицом в грудь. Некоторое время утешал, но в конце концов отстранился и, отводя взгляд, растворился в толпе.
На душе, несмотря на убийство орка и унижение эльфов, поганей некуда. Мрачнее тучи зашел на постоялый двор. Хозяин недовольно, старикашка вообще редко бывает в хорошем настроении, кинул ключи от комнаты. Не глядя, поймал, поднимаясь по лестнице. Ни одна ступенька под сапогами не скрипнула.
Обернулся, почувствовав спиной томный взгляд молодой кухарки. Она, томно улыбаясь наклонилась протереть столик, выставив глубокое декольте в выгодном ракурсе. Из вежливости сделал вид поглощенного созерцания грудей, натягивающих тонкую ткань до предела, и растворился в мгле коридора. Старикашка, как всегда, экономит на светильниках.
Зайдя в комнату, накинул засов и замер, у окна раздался щелчок пальцев, вспыхнула свеча на столе. По комнате, залезая на стены, пролегли вытянутые тени.
Двое незваных гостей, один укрыт клубящейся тьмой, сидит за столом. Второй, высокий эльф, лысый, как колено, с лицом обезображенным глубокими шрамами. Сигуранца? Бред, её распустили после войны… Тогда кто?
«Проклятье!»
По лицу эльфа, из шрамов струятся тонкие тени, сливаются с чёрной, облегающей одеждой, точно паутина.
«Замечательно, в комнатёнке с магиком и теневым выродком.»
– Здравствуй, Зимородок, – подал голос, укрытый тьмой, – не беспокойся. Мы пришли сделать предложение.
«Спокойно, держи себя в руках. Все под контролем. Да ни хрена не под контролем! У меня в комнате теневик и ублюдок маг! Какой контроль?
Спокойней. Ты справишься. Всегда справлялся. Бывало и хуже.»
– Слушаю.
Сказав, медленно двинулся по стене, прикидывая, успею ли выстрелить в теневика, прежде чем он начнет действовать.
– Ты должен убить многих, очень многих…
– Я не ассасин. Если ты знаешь имя, тем более должен знать, кто я.
Смех из тьмы. Эльф морщится, неотрывно следя за мной. Догадывается о задумке? Возможно, в конце концов, мы прошли, примерно, одинаковую школу.
– Зимородок, орденский ликвидатор первого ранга. Ветеран трёх межрасовых войн, ксенофоб и немножко расист. С нестабильной психикой. Убийца высочайшего класса!
– Нет.
– Прости, что?
Голос из тьмы слегка озадачен, эльф широко улыбнулся, злобно скаля зубы. Тень в ладонях подрагивает, обретая форму кинжалов.
– Я не убийца. Вали отсюда на хрен и ушастую падаль прихвати.
«Выведи его из себя. Пусть отвлечется на гнев.»
«Знаю.»
– Да что ты себе позволяешь, че… – Грозно начинает скрытый, поднимаясь со стула, и замолк, увидев лук в моих руках.
На выстрел ушла доля секунды. С такого расстояния увернуться невозможно, а поставить барьер не хватит времени. Две стрелы пронзили тьму и со смачным звуком вонзились в стену. Укутанная тьмой фигура растворяется, распадаясь на рваные клочки черного тумана.
«Черт, проекция.»
Теневик обратился, растворившись в тенях. Вжавшись в стену, отбросил лук на кровать, вытянул из-за пояса посеребренный нож, как раз против этих выродков.
– Интанэль, прикончи придурка и отправляйся к следующей кандидатке.
Тени отозвались мерзким, звенящим эльфийским смехом. Ушастый вышагнул на освещенную часть комнаты, поманил пальцем.
– Гда лбит убвать лдей.
Отвратительный акцент и интонации, в довесок с хрипотцой на секунду выбили из колеи. Выродок широко улыбается, поигрывает черными кинжалами, говорит смотря в глаза и тщательно подбирая слова:
– Я тэбе убью и
