которому на фиг не сдались бандитские разборки. Вон как Голубцова из города наладили и взятки не помогли. И потом, мы с тобой не младенцы беспомощные, и если на то пошло, так я сам с парнями могу того же Голубцова или Хрунова навестить. Мне ведь сыщика не надо нанимать, чтобы их разыскать. И живьем их брать мне не надо. Грохну и совесть не замучает.
— Да как же ты их грохнешь, варнак ты эдакий. — рассердился дед.
— Это как раз и не трудно. Вон революционеры, уж на что идиоты дебильные, а царя взорвали. А я не революционер и тем более не идиот, поэтому если эти утырки достанут так, что деваться некуда, то тут к ним и придет полярная лиса, которая песец. А потом, у того же Хрунова врагов и кроме нас достаточно. Наверняка он многим поперек дороги стоит. Думаю, его и без нас скоро похоронят.
Я это говорил, имея ввиду пример из мира старика. Там тоже был крутой перец, такой же, как наш Хрунов, и он плохо кончил. Сожгли его в таежном дворце конкуренты. Вместе с дворцом сожгли.
Дед мрачно выслушал меня, помолчал глядя в окно, где постепенно сгущались сумерки, повернул голову ко мне и сказал:
— Опять ты, летна боль, все на изнанку вывернул. Говоришь вроде верно, а мне неспокойно. Опасаюсь я за вас.
— Опасаешься это хорошо. Опаска не паника, голову не затуманит, приготовимся. Но, думаю, вычислить нас им не удастся. Не оставили мы следов.
— Не оставили говоришь? Оставили один, и жирнющий. — покачал головой дед.
— Это какой же? –не поверил я.
— А сам подумай?
— Да черт его знает. — не стал я напрягать извилины. — Ничего в голову не приходит.
— Ну, вот тебе бы пришлось искать тех, кто Голубцова нагрел на изрядные деньги и следов никаких не оставил. С чего бы ты начал?
Я почесал затылок, в надежде запустить мыслительный процесс, но тщетно. Мыслительный процесс в пустой голове не запускался. Поизображал задумчивость и, наконец, сдался:
— Не знаю я с чего начинать.
— А вот я бы поинтересовался, кто тут в Барнауле в это время деньги большие тратил. Ты, что думаешь, в городе много народу найдется, кто дома да пароходы покупает. Вот и вышел бы на деда с внуком. На нас с тобой, летна боль. А откуда деньги у крестьянина? Наверняка ограбил кого.
— Нет, постой, постой! Дом то ты купил еще до ограбления. — попытался опровергнуть я дедовы аргументы.
— Ну, дом ладно. А пароход. — настаивал на своем упрямый кержак. — Деньги на пароход у тебя откуда, небось, из голубцовских взял?
— Тятя, ты ведь пароход не покупал. Его должен купить капитан. Вы всего лишь организовали и зарегистрировали с ним Пароходную компанию. И потом я еще ни рубля не истратил из голубцовских денег. Там основная часть в золотых монетах. Их нужно приберечь, до тех пор, пока у нас свои законные не появятся. А Роговскому я отдал деньги, что отжал у ювелира.
— Хорошо коли так. — немного оттаял дед.
— И потом, даже заподозрят тебя эти утырки в трате больших денег, которые, кстати, не так уж и большие, ну и что? Ты же в Сибири живешь и тайга тебе — мать родная, наверняка не первый год золотишко по тихим углам моешь и в Китай сплавляешь. Думаешь, что кто-то поверит, что ты прииск столбишь наобум. Наоборот каждый второй, не считая каждого первого, подумает, что дед Щербак сначала золотишко изрядно намыл, а теперь и прииск официально регистрировать собирается. Так что тебя вряд ли с ограблением свяжут. Скорее всего, за своего примут.
— Ты что мелешь? Как это за своего примут? — снова рассердился дед.
— Сам подумай. Золотишко тайком накопал, государству сдавать не стал, запродал по-тихому. Вот и нажил капитал. Но капитал твой не законный. Значит ты этим утыркам свой. Они ведь тоже не слишком «чтят уголовный кодекс». Плохо только то, что ты становишься их конкурентом. Могут попытаться наехать на тебя и прииск отжать, если он конечно прибыльным будет.
— Будет! — уверенно сказал дед. — Жила богатая, мы же только верхушку раскопали.
— Тем более. Выходит, что с ограблением Голубцова тебя не свяжут, а вот твой прииск лакомый кусочек для этих утырков. Так что по любому надо к неприятностям приготовиться.
Дед, глядя в темное окошко, задумчиво потеребил свою роскошную бороду и, приняв решение, сказал:
— Ладно, летна боль. Сделанного не воротишь. С прииском надо хорошенько подумать. Федька от него напрочь отказался. Сказал, что слишком хлопотно и с деньгами, мол, туго. А прииск, если законно золото сдавать, то прибыль не скоро даст.
— Понятно! Хитер у тебя друган, в сомнительное дело не хочет вкладываться, на зерне надеется хорошенько поживиться. Черт с ним! Сами прииск поднимем, деньги есть.
— Много денег-то у Голубцова взяли?
— Семь тысяч ассигнациями, монеты не считал. Их нам светить пока нельзя. По ним нас вычислят запросто.
— А дружки твои не проболтаются?
— Про монеты только Архипка с Митькой знают, а они, сам знаешь, не из болтливых.
Дед кивнул, соглашаясь, посидел еще немного, потом тяжело поднялся.
— Пойду, однако.
Он обвел взглядом комнату, повернулся ко мне и выдал:
— Ты, летна боль, угомонись пока. Поварначил и будет, займись самолетом своим.
— Да я и сам… — хотел оправдаться я. Но дед не стал слушать, махнул рукой и вышел, оставив меня в недоумённом раздумье.
И что это было? Дед определенно не похож на самого себя. Мало того, что усталый какой-то, да ещё рефлексирует, как настоящий интеллигент и либерал. Еще год-два назад он, без всяких разговоров, задницу бы мне надрал за мои выкрутасы, а теперь вот душеспасительные беседы ведет. Видимо «укатали Сивку крутые горки». Ничего, адаптируется за зиму. Зима — она ведь у нас долгая и холодная. Лишь бы не наехал никто, а то что-то поубавилось у меня уверенности после дедовских опасений.
Наверняка оставили мы с пацанами следы, причем такие, о которых я и догадаться не могу. Вычислят, и придется мне опять скакать бешеным козлом и револьвером размахивать, как голливудскому ковбою. А кто параплан делать будет? Шелку то вон, сколько закупил, всем деревенским пацанам по красной шелковой рубахе сшить можно, а девкам по голубой или желтой. Представив сосновских девок, одетых
