приехал злой как черт. Уезжало в Барнаул четверо. Сам Ефим и трое охранников. Золото везли сдавать. Деньги за золото получили, и их ограбили местные варнаки. Напали, когда при деньгах остался один охранник — Устин. Он вроде слышал, как оговорился один из нападавших и назвал местного «Ивана» по кличке Сыч. Ефим с охранниками наведались ночью к тому Сычу, но их там ждали. Устина убили, а Ефим, Васька и Пронька удрали.
— Откуда ты это узнал?
— Васька напился вчера и болтал. Потом Ефим орал на него.
— Еще, что интересного расскажешь?
— Так не было больше ничего. Говорят только, что Фрол Никитич сильно Ефима ругал и долг на него повесил.
— Большой долг?
— Не знаю, но говорят, что большой.
— Хорошо. Держи премию.
— Благодарствую.
— Ладно, иди. Но ухо востро держи. Если, что еще разузнаешь важное, сразу мне шепни.
Выпроводив агента, Павел Кондратьевич сначала задумался, а потом рассмеялся, представив себе физиономии Ефима и Хрунова. Ограбили, сиротинушку в Барнауле.…! На себе, значит, испытал Ефимка, каково это терпилой быть. Не всё коту масленица.
Что там ещё говорил Шалый? Охранника убили. Устином его Шалый назвал. Устин, Устин…. Коноваленко. Есть такой в его архиве. Обозначен под кличкой Леший — уж больно волосат. Ну этого не жалко, есть на него матерьяльчик в архиве. Поварначил Леший пока к Голубцову не попал.
Теперь понятно, зачем Голубцов о встрече попросил. Расспросить хочет, посоветоваться, а может даже, и нанять попытается. От этой мысли Павел Кондратьевич окончательно развеселился, уж больно забавной она ему показалась.
Встреча старых знакомых состоялась в трактире «Ресторанъ», где под водочку и грибочки, суп и жаркое были помянуты малозначительные эпизоды, их отношений. Но все эти предварительные расшаркивания были лишь завязкой серьезного разговора. Наконец Жернакову это надоело и он спросил напрямую:
— Зачем позвал? Людишек твоих в каталажке у меня нет, значит расспросить о чем-то хочешь.
Ожидая ответа, Павел Кондратьевич налил себе в рюмку водочки и показал графинчик Ефиму, налить мол. Тот занятый раздумьем с чего начать серьезный разговор рассеянно кивнул. Жернаков набулькал ему водки в рюмку и требовательно уставился на него своими слегка раскосыми глазами. Голубцов отрешенно обвел взором накрытый стол и, встретив прямой взгляд сыщика, отвел глаза в сторону и начал издалека:
— Ездил я к своей зазнобе кучерявой в Барнаул, да обокрали меня там.
— Ближний свет…. Что так далеко зазнобу то завел? — насмешливо прокомментировал его слова сыщик. — Ты вот что Ефим, рака за камень не заводи. Если хочешь от меня совет услышать, то говори правду. Можешь не договаривать, но основное я должен знать. И не бойся, не под протокол поешь.
— Золото в казну сдавать возили. Я и трое охранников.
— Кто такие? Я их знаю?
— Знаешь. — усмехнулся Голубцов. — Двоих даже из каталажки за мзду отпускал.
— Это кого же?
— Ваську Брагина и Устина Коноваленко.
— А третий кто?
— Третий — Пронька Заварзин. Он какой-то дальний родственник Хрунову. Тот его и пристроил к нам. Ты зачем про них расспрашиваешь? Никак подозреваешь? Зря! Мужики они проверенные, надежные.
— То есть ручаешься, что не они на тебя наводку дали.
— Ручаюсь. — твердо сказал Голубцов
— Понятно! Брагин родственник твой, дебошир, приказчику Тимохину чуть ухо по пьянке не отгрыз. Как же помню. А вот Устина Коноваленко я зря отпустил, старые грешки его всплыли, но ничего попадется еще.
— Не попадется. — угрюмо произнёс Голубцов.
— Что так?
— Убили Устина. В Барнауле.
— Убили говоришь. Ну что же, все чертям в аду работа. Но я то здесь каким боком? В Барнауле убили, то пусть барнаульские и разбираются: кто убил, за что убил. — вынуждал к откровенности Ефима Жернаков.
— Там и разбираться нечего и так все ясно, но кроме Устина еще и двух «Иванов» к праотцам отправили, а с третьим непонятно, то ли сам помер, то ли тоже помогли.
— Все это конечно интересно, но от меня то чего хочешь? Давай не ходи кругами — выкладывай.
— Я же говорю — обокрали меня в Барнауле. Своих денег я лишился, кроме того еще монеты, что за сданное золото нам выдали, тоже унесли. Хрунов на меня долг повесил.
— Что, большие деньги были? — равнодушно поинтересовался сыщик.
— Там деньги такие, что всё лето можно на пароходе кататься и с девками развлекаться и то всех не истратить.
— Деньги, даже большие, потратить дело не хитрое, хотя и хлопотное. — усмехнулся Жернаков. — Ты меня не жалоби, чай не последнее отняли.
— Не последнее. — согласился Голубцов. — Но деньги не главное, важно знать, меня там ограбили случайные людишки, или отсюда след тянется. — скрипнул зубами Голубцов. — Вот и хочу у тебя Павел Кондратьевич совета и помощи просить.
— Уж не нанять ли ты меня Ефимушка хочешь? — с деланным удивлением осведомился сыщик. — Совсем берега попутал? Ведь, чтобы помочь тебе, придется и здесь пошустрить и в Барнаул наведаться. Я на службе, кто ж меня отпустит? Причем не одного, а с помощниками, потому как одному там делать нечего.
— Если согласишься, то этот вопрос Фрол Никитич решит.
— Возможно. Мне то с какой стати беспокоиться и в дальнюю дорогу ехать?
— Заплатим.
— Ишь как вас приперло. Но я не подёнщик, а сыщик и мои услуги стоят дорого.
— Сколько? — хрипло поинтересовался Голубцов ещё не веря, что удастся заполучить сыщика.
— Немного. — снова усмехнулся Жернаков. — Мне десять тысяч серебром и тысячи полторы ассигнациями на расходы по розыску.
— Сколько? Сколько? — названная сумма вызывала изумление и была сопоставима с потерянными деньгами.
— Десять тысяч серебром и полторы ассигнациями. — невозмутимо повторил Жернаков. — И это ещё не все. Мне нужен полный расклад всего, что произошло с вами в Барнауле. Я должен иметь хоть какое-то представление, с чем придется там столкнуться. Похоже, вы там встряли в очень серьёзные разборки. А это, знаешь ли, чревато.
— Деньги серьезные, но я их бы нашел, а вот насчет рассказать, это к Фрол Никитичу надо обращаться, это его коммерческие тайны. — не преминул откреститься Голубцов.
— Ну, это вы с ним сами разбирайтесь. Когда разберётесь и надумаете, то весточку дайте. Мне ваши коммерческие тайны не интересны. А вот о других
