На кухню вбежал Газ.
– А где голубая рубашка, которую я вчера постирал.
Он отхлебнул шоколадное молоко прямо из пакета.
– Ты уж прости, дружище, что напоминаю тебе об этом, – сказал Стив, который так и остался лежать на полу, – но на работу надо приходить в одежде. Типа даже закон такой есть.
– А, ну да, – сказал Газ. – И белые джинсы мои где?
– Я погладил. В моем шкафу лежат, – сказал Дэрри. – Поторопись, не то опоздаешь.
Газ убежал обратно, бормоча:
– Тороплюсь, тороплюсь.
Стив пошел за ним, и уже через секунду в гостиной начался какой-то балаган и битва подушками. Я рассеянно глядел, как Дэрри ищет в холодильнике шоколадный торт.
– Дэрри, а ты знаешь про суд по делам несовершеннолетних? – выпалил я.
Не оборачиваясь, он ответил ровным голосом:
– Да, копы мне вчера вечером сказали.
Он, значит, понимал уже, что нас могут разлучить. Мне не хотелось его еще больше беспокоить, но я сказал:
– Мне вчера опять тот сон снился. Который я даже вспомнить не могу.
Дэрри резко обернулся, я увидел, что он по-настоящему испугался.
– Правда?
Накануне похорон мамы и папы мне приснился кошмар. Мне и раньше снились кошмары и всякие страшные сны, когда я был маленький, но такого не было никогда. Проснувшись, я орал так, будто меня режут. И я никогда не мог вспомнить, что же именно меня так напугало. Газировка с Дэрри пугались не меньше моего. Потом я каждую ночь много недель подряд просыпался с криками или в холодном поту. И ни разу не вспомнил, что я видел во сне. Тогда Газ стал спать вместе со мной, и кошмары стали пореже, но все равно никуда не делись, и Дэрри даже отвел меня к врачу. Врач сказал, что у меня очень бурное воображение. Лекарство он посоветовал простое: больше учиться, больше читать, больше рисовать и почаще играть в футбол. Обычно, наигравшись в футбол или просидев часов пять за книжками, я так выматывался – и умственно, и физически, – что спал вообще без снов. Но Дэрри так и не успокоился насчет этого, и то и дело спрашивал, не снились ли мне кошмары.
– Очень страшный? – спросил Смешинка.
Он знал эту всю историю, и его это все очень интересовало, потому что ему самому снились одни блондинки.
– Нет, – соврал я.
Проснулся я в холодном поту, меня всего трясло, но Газ дрых и ни на что не реагировал. Я просто подполз под его руку, да так и пролежал, дрожа, пару часов. После кошмара мне всегда было дико страшно.
Дэрри хотел что-то сказать, но тут вошли Газ со Стивом.
– Знаете что? – сказал Газировка, что называется, в зал. – Когда мы как следует отлупим этих вобчиков, мы со Стиви закатим большущую вечеринку и все знатно нагрузимся. А потом погоним вобов до самой Мексики.
– И где ж ты деньги возьмешь, малышок? – Дэрри нашел торт и раздал всем по куску.
– Что-нибудь придумаю, – жуя, заверил его Газировка.
– А Сэнди пригласишь? – спросил я, просто чтобы сказать что-нибудь.
И разом стало тихо. Я огляделся.
– Что не так-то?
Газировка уставился в пол, уши у него покраснели.
– Нет. Она уехала жить к бабке, во Флориду.
– Это еще почему?
– Слушай, – вдруг разозлился Стив, – тебе, что, на пальцах объяснять надо? Или это, или замуж, а ее родители чуть в окно не выпрыгнули, представив, как она выходит замуж за шестнадцатилетнего пацана.
– Семнадцатилетнего, – тихо сказал Газ. – Мне через пару недель будет семнадцать.
– А-а, – смущенно сказал я.
Газ, конечно, не был невинным ребенком, в компании других парней он своими победами всегда похвалялся так же громко, как и все остальные. Но про Сэнди он всегда молчал. Ни разу он не сказал ничего про Сэнди. Я вспомнил, как сияли ее голубые глаза, когда она смотрела на него, и мне стало ее очень жаль.
– Ох, не хочется мне тебя одного оставлять, Понибой, – протянул Дэрри. – Может, мне отпроситься на сегодня?
– Я и раньше один дома оставался. Отпрашиваться тебе нельзя, дорого выйдет.
– Ну да, но ты только что вернулся, мне бы надо остаться…
– Я с ним посижу, – сказал Смешинка, увертываясь от моих кулаков. – У меня других дел нет.
– На работу не хочешь устроиться? – спросил Стив. – Можно работать и себя содержать. Не приходила тебе такая мысль в голову?
– Работать? – ужаснулся Смешинка. – И всю репутацию себе испортить? Я бы и с малышом сидеть не стал, если б по субботам какие-нибудь приличные ясли были открыты.
Я выдернул из-под Смешинки стул и напрыгнул на него, но он вмиг меня скрутил. Мне дыхалки не хватало. Надо с курением полегче, а то в следующем году не видать мне забега.
– Сдавайся!
– Фигу, – вырываясь, сказал я, но в этот раз сил у меня не было.
Дэрри натягивал куртку.
– Так, вы двое, помойте посуду. Если хотите, можете в кино сходить, перед тем, как пойдете в больницу к Далли и Джонни. – Он помедлил, глядя, как Смешинка выжимает меня как тряпку. – Смешинка, а ну, отстань от него. Вид у него не очень. Понибой, ты выпей пару таблеток аспирина и давай полегче. Выкуришь сегодня больше пачки, я с тебя шкуру спущу. Ясно?
– Ага, – ответил я, вставая на ноги. – А если ты сразу две коробки черепицы за раз на крышу потащишь, Газ с тебя шкуру спустит. Ясно?
Он улыбнулся – редкий случай.
– Ага. До вечера.
– Пока, – сказал я.
Я услышал, как наш форд взрррррр-ревел, и подумал: Газ за рулем. И они уехали.
– …ну и, короче, иду я такой по центру, а потом решил срезать через аллейку, – рассказывал мне Смешинка об очередном своем приключении, пока мы с ним мыли посуду. Точнее, пока я мыл посуду. Он сидел на шкафчике и точил свой выкидной нож с черной рукоятью, которым он так гордился, – …ну и наскочил на трех парней. Говорю им – «Здрасте», а они только переглядываются. Потом один говорит: «Мы бы тебя пощупали, но ты, похоже, такой же скользкий тип, как и мы, а значит, брать у тебя нечего». Я говорю: «Дружище, твоя правда» – и иду себе дальше. Мораль – кем лучше всего быть, когда встречаешься с отбросами общества в темном переулке?
– Мастером дзюдо? – предположил я.
– Нет, таким же отбросом общества! – крикнул Смешинка и захохотал так, что чуть со шкафчика не свалился.
Я и сам невольно улыбнулся. Смешинка понимал, как оно все в жизни устроено, и вечно превращал все в шутку.
– Нужно дома прибраться, – сказал я. – А то кто-нибудь зайти может – репортеры или полиция, да и вообще, из социальных служб вот-вот должны прийти, как обычно, проверять нас.
– У вас дома не грязно. Видел бы ты, что у меня дома творится.
– Я видел. И если бы у тебя хоть чуть-чуть соображалка работала, ты бы тоже по дому помогал, вместо того, чтоб шататься без дела.
– Ой, малыш, ты это брось, мать бы удар хватил, если б я ей помогать стал.
Смешинкина мать мне нравилась. Она была такая же добродушная и веселая, как и он. Лениться она не ленилась, не то что Смешинка, но ему все с рук спускала. Хотя, черт его знает, – по-моему, на Смешинку вообще невозможно злиться.
Когда мы закончили уборку, я натянул коричневую куртку Далли – сзади она вся почернела от огня, – и мы отправились на Десятую улицу.
– Я бы сам нас отвез, – говорил Смешинка, пока мы шли по улице, пытаясь поймать машину, – но на моей тачке тормоза отказали. Мы с Кэти чуть не разбились в ней вчера вечером. – Он вздернул воротник своей черной кожаной куртки, чтобы заслониться от ветра, и закурил. – Видел бы ты брата Кэти. Вот уж кто вылитый гангстер. Такой набриолиненный, что не идет, а катится. В парикмахерскую, небось, ходит не стричься, а масло менять.
Не будь у меня адской головной боли, я бы даже посмеялся. Мы заскочили в «ОК-Холодок» купить по банке колы и передохнуть, и тут рядом притормозил голубой «мустанг», который тащился за нами восемь кварталов. Я чуть было не рванул с места, но Смешинка, похоже, понял, что я хочу сделать, еле заметно мотнул головой и бросил мне сигарету. Я закурил, а из «мустанга» тем временем выскочили вобы, которые тогда на нас с Джонни напали в парке. Я узнал парня Марсии, Рэнди Аддерсона, и того верзилу, который меня чуть не утопил. Я их ненавидел. Это из-за них Боб погиб, и из-за них умирал Джонни, из-за них нас с Газом могут отправить в приют. Я ненавидел их с горечью и презрением, я ненавидел их, как Даллас Уинстон.
Смешинка облокотился на мое плечо, затянулся сигаретой.
– Вы знаете правила. Перед схлестом никакого баловства, – сказал он вобам.
– Знаем, – ответил Рэнди.
Он поглядел на меня.
– Отойдем? Хочу с тобой поговорить.
Я взглянул на Смешинку. Он пожал плечами. Мы с Рэнди отошли к машине, чтобы остальные нас не слышали. Мы сели в машину помолчали. Черт, я в жизни еще ни разу не сидел в такой крутяцкой машине.
– Я читал про тебя в газете, – наконец сказал Рэнди. – Как это вы так?
– Не знаю. Может, в героев поиграть захотели.
– Я б так не смог. Не полез бы за детьми, они бы сгорели.
– Может, и полез бы. Может, поступил бы как мы.
Рэнди вытащил сигарету, зажег ее от прикуривателя.
