Мое тело сильно трясет, я начинаю разваливаться на части. Хотя она и не самая любящая мама в мире, но у нас действительно с ней было много хороших моментов.
— Все хорошо, я просто хотела провести еще один день рядом с тобой, — мне удается прошептать ей.
— У нас с тобой много хороших воспоминаний, — говорит она, а слезы катятся по ее щеке. — Я хочу, чтобы ты развеяла мой пепел под большим дубом.
— Хорошо, мама, — обещаю я ей и целую в лоб.
Она глядит на меня, пожалуй, самым любящим взглядом, который я у нее когда-либо видела, а потом закрывает глаза. Я сжимаю ее руку в своей, точно зная, что произойдет дальше.
— Не хочешь ничего ей сказать? — обращаюсь я к отцу, пытаясь избежать полного краха.
— Мы попрощались раньше, когда ждали, пока ты доберешься сюда, — говорит он с наполненными сострадания глазами. — Все хорошо. Она страдала в течение длительного времени.
Папа и я сидим рядом с ее кроватью и ведем светскую беседу, параллельно наблюдая за мамой и слушая звуковые сигналы мониторов. Спустя почти сорок минут, распахивая дверь, входит Дарла,
— Как она? — спрашивает она с расстроенным выражением на лице.
— Она все еще дышит самостоятельно,— отвечает папа. — Вы посидите здесь, а я пойду присмотрю за детьми. Думаю, что они слишком малы для этого.
Дарла берет маму за руку и говорит:
— Мама, ты меня слышишь?
Ее веки дергаются, но ответа не следует. Дарла улыбается ей с грустью и садится на стул рядом со мной.
— Тебе повезло, что ты успела увидеться с ней, — шепчет сестра. — В прошлые выходные она была плоха.
— Да, что-то подсказало мне, что я должна вернуться домой, — говорю я ей, вспоминая то чувство, которое еще совсем недавно глодало меня изнутри.
Мы обе тихо сидим в течение нескольких минут, прежде чем мама начинает шевелиться. Дарла бросается в ее сторону, и я присоединяюсь к ней. Мама открывает глаза и делает глубокий вдох. На этот раз, когда она их закрывает, воздух медленно выходит из ее легких, и мы обе начинаем понимать, что она покинула нас.
— До свидания, мама. Я люблю тебя, — шепчу я сквозь потоки слез.
Трей
После встречи с Перри, длившейся почти час, я снова спокоен, разобравшись с обвинениями, посыпавшимися на меня. Я открываю сообщение от Мэнди, в котором она пишет про письма и улыбаюсь Перри.
— Думаю, все получится, — говорю я ему.
— Если не будет следа денег, по которому они могут следовать, то я гарантирую, что они попросту сдуются, — говорит он. — Они тебя просто прощупывают, чтобы посмотреть, как ты отреагируешь.
— Ну, я уверен, что денежный след не приведет ко мне. Не знаю, почему эти парни прицепились ко мне, — я качаю головой в отвращении. — Так много дерьма происходит вокруг.
— Не волнуйся, сынок, — говорит он, похлопывая своей гигантской рукой по моей спине. — У меня высокие гонорары не просто так. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.
— Прошлым вечером офицер сказал мне, чтобы я не покидал город, — добавляю я, прежде чем выйти из его кабинета.
— Опять же, это уловка, чтобы вывести тебя из равновесия. Если они не выдают ордер на арест, то ты волен делать все, что тебе угодно, — уверяет он меня, подводя к двери. — Жаль выгонять тебя, но я должен быть в суде через полчаса.
Я перевожу дух и отпускаю все мои накопившиеся тревоги, когда покидаю его офис и иду по направлению к лифту. Я копирую и вставляю адрес офиса Юргена в сообщение для Мэнди. Я поручаю ей убедиться, что все уйдет ночной доставкой в субботу. Через несколько секунд мой телефон звонит. Это она.
— Привет, детка! Ты быстро, — отвечаю я, чувствуя хорошо себя в данный момент.
К сожалению, все, что я слышу на другом конце провода – это то, что Мэнди полностью подавлена и старается изо всех сил вымолвить хоть слово. Я настраиваю себя на плохие вести.
— Мама только что умерла, — произносит она, наконец, между бурными рыданиями.
— Не знаю, почему я так расклеилась. Я знала, что это произойдет.
Она убирает трубку телефона от лица и высмаркивается.
— Прошлой ночью мне показалось, что я, наконец, воссоединилась с ней.
— Я сожалею, Мэнди, — отвечаю я в недоумении. — Я очень рад, что вы провели некоторое время вместе, и у вас состоялся важный разговор, хоть и оказавшийся последним.
Я говорю ей это, а сам вспоминаю последний звонок от отца. Ничего нельзя уже вернуть.
— Я тоже. До сих пор не могу поверить, что все эти годы она знала о романе отца и жила с ним, — говорит она задумчиво. — Я бы никогда не смогла так.
— Она отдала тебе те письма? — спрашиваю я, немедленно осознавая, что веду себя бесчувственно и эгоистично.
— Нет, — она замолкает. — Но дома никого не было, когда я встала сегодня утром, поэтому я порылась в папином столе. Письма находились в толстой, немаркированной папке в глубине ящика.
В этот момент сквозь слезы она хихикает.
— Хоть что-то хорошее во всей этой заварушке, — отвечаю я со вздохом. — А у мамы письма хранились в шкатулке из кедра. Отправляй тогда Юргену свои, а я свои.
— Я пошлю их сегодня, — говорит она. — Я только должна заехать домой и забрать их.
— Спасибо, я ценю это. В особенности из-за того, что сегодня происходит с тобой. Я только хочу решить вопрос с оплатой Джейка, — я гашу в себе еще один сигнал, наполненный тревогой. — Кроме этого, мой адвокат не видит никаких других проблем.
— Ну, да. Раз ты не совершал никаких других преступлений, то тебе не о чем беспокоиться, верно?— отвечает она с ноткой сарказма в голосе.
— Я знаю, но каждое новое обвинение меня в вещах такого рода и выдумывание их собственных версий событий, меня нервирует, — пытаюсь я объяснить. — Я до сих пор не выходил в Интернет и не заглядывал в Facebook.
— У тебя есть более важные дела, так или иначе, — произносит она, озвучивая очевидное. — Как Тайлер?
— Он застонал и пошевелил рукой этим утром. Думаю, он начинает выходить из этого состояния.
Я смотрю на небо и молча молюсь, чтобы он сделал это.
— Он сможет рассказать о том, что с ним случилось, — продолжаю я.
— Надеюсь, что он будет помнить, — отвечает она, отчего озноб ползет по моей спине.
— Никогда об этом не думал. Да, я очень надеюсь, что он помнит, что происходило, — я проскальзываю в заднюю часть лимузина, чтобы вернуться в больницу. — Я планирую проверить его сейчас, а затем я сажусь на частный самолет, летящий в Туллахому.
— Это было бы мило с твоей стороны, — отвечает она, и в ее голосе слышится благодарность. — Моя сестра придет во второй половине дня, а остальная часть семьи живет прямо здесь.
— Когда похороны? — спрашиваю я, полагая, что это будет, по крайней мере, через пару дней.
— Она этого не хотела, — выдает она, и в ее голосе слышится разочарование. — Мама пожелала, чтобы мы собрались все в нашем любимом месте, сказали пару слов и развеяли ее прах.
— На самом деле, это звучит неплохо. Я определенно не поклонник традиционной церемонии.
Я вспоминаю смешанные чувства, которые испытывал в день похорон отца.
— Я дам тебе знать, когда буду в воздухе.
— Хорошо. Спасибо, дорогой, — говорит она, прежде чем повесить трубку.
Меня не называли дорогой в течение длительного времени. Мама использовала это слова, когда мы были маленькими мальчиками. Каковы шансы, что мы оба потеряли родителей в столь нестаром возрасте, они еще даже не достигли пятидесяти лет. Мои мысли возвращаются к отцу, и тому, как он полностью уничтожил семейный бизнес Рея. Я нервничаю, когда думаю о том, что встречусь с ним сегодня. Не уверен, что готов к этому.
Глава 10
Трей
Когда я схожу с самолета в Теннесси, меня встречает Мэнди на красивом черном Мустанге. Приблизившись к машине, она не похожа на себя в очках – авиаторах, белой блузке и потертых джинсах. Теплое чувство разливается во мне в то же мгновение, как только я вижу ее красивое лицо. Она слегка улыбается мне, несмотря на печаль, которая окутала ее в этот день.
— Эй, большой парень… не хочешь прокатиться? — спрашивает она, пока я бросаю свою сумку в багажник.
— Ты потрясающе выглядишь, и где взяла эту конфетку? Я всегда любил эти старые Мустанги. Это шестьдесят пятый? — спрашиваю я, пораженный, что такая старая машина находится в идеальном состоянии.
— Первая детка мамы, — она задумчиво улыбается, водя рукой по рулю. — Это модель 65 код «К»
— Код «К»? — спрашиваю я, не зная такого термина.
— У него 289 лошадок. Это первый спортивный американский автомобиль, — говорит она с блеском в глазах. — Садись и держись!
Она отпускает сцепление в тот момент, когда я захлопываю дверь, и, давя, что есть мочи на газ, оставляет за собой дымку жженой резины.
— Черт возьми, женщина!
— Мама научила меня, как ею управлять, — смеется она. — Не многие дети учатся ездить на четвертой скорости с механической коробкой передач.
— Вот это, да! Я не водил машину на механике, с тех пор как закончил колледж, — замечаю я, все еще чувствуя себя немного ошеломленным.
