Длинноволосый молодой мужчина с унылым лицом поднялся и громко продекламировал:
Устав от серости печальной,
Я ухожу в тугую мглу.
Вонзив судьбы своей иглу
В постылой жизни шар хрустальный.
И тут меня словно изнутри подбросило. Как же я сразу не заметил: длинные волосы, отличающиеся от коротких мужских причёсок этого мира, на лице - озабоченность глобальными проблемами человечества и, самое главное, бегающие глазки. Давно я ждал подобного типажа! Такие есть в любом мире - неуверенные в себе, разочарованные, страстно увлечённые всякой ерундой вроде стихосложения, коллекционирования этикеток или собирания марок. Такие люди, изгои-диссиденты - опора дилаперов, потенциальные жертвы зацепа. Не показав виду, я начал внимательно прислушиваться к разговорам новых посетителей.
Яркая зеленоглазая девушка с копной тёмно-рыжих волос, покраснев, вскочила с места и набросилась на поэта:
Это не стихи! Это зелёная тоска убогого графомана! Нам не нужны такие упаднические вирши! Поэт должен рассказывать о покорении звёзд, романтике дальних странствий, силе человеческого духа!
Выпалив эту тираду на одном дыхании, девушка села и нервно отхлебнула из стакана.
Точно, ерунда какая-то! - подтвердил атлетически сложенный парень, сидящий рядом с рыжей. - Зачем писать о тоске, разве нет других эмоций? Стремление, радость, любовь...
Высказавшись, он покосился на зеленоглазую соседку. Остальные посетители возбуждённо загалдели, на все лады обхаивая стишки длинноволосого. Тот попытался дочитать свой опус, почти целиком состоящий из слов "печаль", "грусть", "отчаяние" и их производных, но его уже никто не слушал.
Таким как ты, Ант, нужно не стихи писать, а в откатилку сходить. Откатиться подальше в детство и научиться чему-нибудь полезному, - безапелляционно заявила рыжая. - Пошли, ребята!
Она порывисто встала, едва не опрокинув стул. За ней немедленно поднялся атлет. Парочка направилась к выходу, туда же потянулись остальные посетители. Длинноволосый Ант на разгоне прочёл ещё пару тоскливых четверостиший, но, заметив, что кафе опустело, замолк, обречённо плюхнулся на стул и машинально глотнул из ближайшего стакана.
Я подтолкнул Виталика под столом ногой, мол, смотри как дилапер работает и учись, поднялся и подошёл к поэту. Он посмотрел на меня взглядом побитой собаки, чем ещё больше обрадовал.
Замечательные стихи! - сказал я как можно проникновеннее.
Тебе правда нравится? - спросил он с надеждой, встрепенувшись.
Не то слово! - вздохнул я. - Твои стихи - это новая веха в поэзии.
А они не понимают! - дрожащим голосом пожаловался длинноволосый, кивнув вслед уходящим. - Говорят, что тоска зелёная.
Беда всех гениев, - заверил я поэта. - Твои стихи поймут лет через сто.
Через сто лет я уже умру, - резонно заметил Ант. - И не знаю, оживит меня кто-нибудь из потомков или нет.
Ну конечно, как я мог забыть! Подобным "гениям" нужна слава здесь и сейчас.
Печататься не пробовал? - сочувственно спросил я поэта.
Видимо, я брякнул что-то не то. Ант подозрительно посмотрел на меня и спросил, нахмурившись:
Забредыш, что ли?
В некотором роде, - ответил я туманно, не вдаваясь в подробности.
А в вашем мире есть поэты? - поинтересовался Фил довольно равнодушно.
Естественно, подобные непризнанные гении считают поэтами только себя. А остальные так, бумагомараки.
Конечно, - горячо заверил я. - В нашем мире умеют ценить таланты.
Поэт воровато оглянулся.
Может, перепухнем ко мне и поговорим? - предложил он, оживившись.
Я не один, - предупредил я, указывая на одиноко сидящего стажёра. - С напарником. Он тоже ценитель хороших стихов.
Ант с сомнением посмотрел на Виталика. Тот, прислушиваясь к нашему разговору, старался принять вид ценителя поэзии, что у него получалось не очень правдоподобно. Поэт, вздохнув, растворился в воздухе. Мы с новичком некоторое время смотрели друг на друга, не зная, что предпринять, пока длинноволосый не появился снова.
Чего вы не перепухаете? - удивлённо спросил он.
Не перепухается что-то...
Перепухальника нет?
Я виновато развёл руками.
Ну вы даёте! Поэзию ценить умеете, забредыши, а таких простых вещей не имеете, - покачал длинноволосой головой непризнанный гений. - Давайте руки.
Виталик подошёл к нам. Мы втроём взялись за руки, будто собрались закружиться в хороводе, и моментально перепухнули внутрь небольшой квартиры с большими окнами и высокими потолками. Комната, в которую нас запух поэт, смущала своей пустоватостью.
Моя обитель, - пафосно произнёс длинноволосый, обводя вокруг себя, не давая нам прийти в себя после перепухания. - Пристанище томящейся души.
Без всякой связи Ант принял поэтическую позу и с надрывом прочёл:
Рыдал я грустью,
Пел печалью.
И в мира устье
Глядел я далью.
Мне пришлось закатить глаза и перевести дух грустно и печально. На поэта это подействовало.
Ант, - сказал он и приложил руку к сердцу. Мы с Виталиком ответно представились.
Игнат? - вскинул брови поэт. - Виталик? Интересные имена, поэтические... Из каких далей прибыли к нам, забредыши?
"Из туманных", - подумал я, а вслух ответил:
С Земли.
Недогадливый поэт удивлённо поморгал:
А мы, по-твоему, где?
С другой Земли, со смежной, - пояснил я недалёкому гуманитарию. - Смежные миры бывают, знаешь ли. Вещевод и всё такое прочее.
Ну да, ну да, - равнодушно отреагировал Ант. Он сделал лёгкое движение, и из пола выросли три кресла. Графоман с размаху ухнул в одно из них. Я осторожно опустился в другое, ощупывая подлокотники. Виталик благоразумно остался стоять. Вот, значит, почему комната пустовата: аборигены помимо изготовления онтроники и перепухания умеют ещё и мебель творить на пустом месте. На кой чёрт при таких умениях нужны унылые стихи!
Ты говоришь, у вас там умеют ценить настоящих поэтов? - напомнил мне поэт, возжелав продолжить разговор, начатый в кафе.
О, да! Поэтов у нас ценят, - с чувством превосходства сообщил я. - У нас никто не заставляет творческих людей описывать романтику покорения звёзд. Наши поэты - свободные люди и пишут о чём хотят.
Межмирторговские дилаперы побывали в сотнях миров, самых различных: высокоразвитых и умирающих, рабовладельческих и социалистических, диктаторских и демократических. Но в любом из миров всегда находились такие диссиденты-интеллектуалы, мечущиеся и страждущие, с затравленным взглядом и бегающими глазками. Самое интересное, что все они считали, что общество на них давит и сковывает их творческий потенциал. Поэтому слово "свобода" для них было синонимом рая. Хотя многие из не понимали, что за свобода им нужна.
Совсем свободные? - спросил Ант недоверчиво.
Полностью, - кивнул я важно. - Они отвечают только перед собственной совестью.
Взгляд поэта превратился в горящий.
Земель много. В каждом смежном мире обязательно есть Земля. Некоторые отличаются от нашей сильно, некоторые почти неотличимы. Одни напоминают Землю начала нашей эры, другие - далёкое будущее, до которого нам ещё расти и расти.
Я дилапировал не один десяток миров. Но моя родная Земля - лучший из миров. У нас всё просто и понятно: смысл жизни - заработать как можно больше денег и с умом их потратить. Земляне - практики до мозга костей, не любят мечтателей, романтиков и альтруистов. Мне лично кажется, что энтузиасты и фантазёры - просто мусор цивилизации. Не будь наше общество слишком гуманным, их бы давно извели на удобрения. У нас всё устроено по справедливости: чем нужнее ты обществу, чем выше твоя выживаемость в обществе, умение приспособиться, тем у тебя больше денег. А общество само определяет, кто ему нужен в настоящий момент, и награждает нужного человека деньгами, развлечениями и прочими приятными вещами.
Мне, например, платят в "Межмирторге" весьма неплохо, потому что моя деятельность нужна обществу. Земля жаждет новых товаров, новых услуг и развлечений, новых мест паломничества туристов, словом, эксклюзы. А без дилаперов ничего этого бы не было.
Наши поэты отвечают только перед собственной совестью, - повторил я разомлевшему Анту. - И мои сограждане умеют ценить таланты.
Поэт прикрыл глаза. Наверное, ему мерещился удивительный мир, в котором толпы ценителей жаждут услышать его бредовые вирши. Увы, я соврал. На практичной Земле шансов быть услышанным и понятым у него было бы ещё меньше чем в Миогене.
А у нас не ценят гениев, - вздохнул Ант. - Ко мне никто не размазывается.
Грамотная раскрутка нужна, - вполголоса сообщил я. - Тысячами будут размазываться.
Что нужно для этого? - встрепенулся поэт.
Да есть пара секретов, - подмигнул я дружески, видя оживление жертвы зацепа. - Расскажешь про свой мир, и я что-нибудь придумаю. Мне надо знать некоторые особенности твоего мира, чтобы грамотно раскрутить тебя.
А что про него рассказывать, - скривился поэт. - Ты ведь сам всё видел. Серо, блёкло, скучно...
