руки ставили на него тарелку, кружку, получали хлеб с маслом, но без участия мозга. Потому как мозг словил когнитивный диссонанс. Почему за стойкой раздают пищу женщины? Такие вот настоящие румяные женщины, у которых в нужных местах помада, тушь, полушария угадываются, какие у солдат точно не водятся, а видятся в снах. Зенитно-ракетный полк, я не так его себе представлял… Мне потом объяснили, что гражданские женщины наняты для обслуживания только в нашей столовой, где кормятся зенитчики и артиллеристы. В танковых полках всё как везде. И дискотечный шар только у нас, а для чего он тут висит — никто не знает.
Да, служить тут можно, осталось только выжить этой ночью, а потом следующей, и позаследующей. Честно сказать, у меня вообще в планах лично моя смерть не значится. Надо просто верить, что найти выход можно в любой ситуации. А если не нашел — попробуй пробить новый. Взрывчатки нет, бей кувалдой. И выход появится. Мне как-то рассказывали про одного не очень сообразительного, но старательного и сильного мальчика, которому дали головоломку из проволочек. Он её решил силовым методом. Так и я живу — что не могу решить через дискриминант или по теореме Виетта, решаю третьим способом — силовым.
За что люблю зимнюю форму одежды, так это за нижнее бельё. Ходишь по расположению не дураком в трусах, а белым привидением. И напоминаешь сам себе крестьянина с картин прошлого девятнадцатого века. А еще в исподнем есть рукава, которые скрывают наруч с верным кистенем. Нет, я даже не пробовал привезти его с гражданки — глупо рисковать и везти то, что можно собрать из подручных средств в любой момент. Так что мой теперешний кистенек родом из Шепетовки. А наруч не кожаный, а суконный. Под дерматиновым рука потела. Когда он на моей руке? Исключительно в моменты, когда могут возникнуть потенциально конфликтные ситуации, то есть всегда. Только моюсь без него. Как интересно возвращаются привычки девяностых по мере приближения этих лет. Или просто в войсках атмосфера такая? Кто-то сказал, что армия — срез общества. Мол, в здоровом обществе не появилась бы армия с дедовщиной. Не знаю, в здоровом не жил. Поколение отцов и чуть помоложе говорили, что у них никакой дедовщины не было. А те, кто постарше на пяток лет уже вовсю делились деталями и нюансами этого явления. Как с этим в заграничной армии? Спросите того, кто там служил. Я стараюсь не рассуждать о том, чего не видел.
Перед отбоем у нас даже какое-то побатарейное построение в расположении было с пересчетом по головам и сверкой со списками. И да, я в списках уже значился. По команде «Отбой» свет погас, кроме дежурного освещения, народ в большинстве улегся в кроватки, пора и мне на боковую. «Боец, подъем, — раздалось над ухом шепотом — пошли в сушилку. Разговор доразговариваем, ждут уже тебя.» Чтоб я лучше слышал, по затылку несильно стукнули пятерней. Ну это он зря, конечно. Язык жестов — штука заразная. В полутьме плохо видно, что за воин такой смелый ждет, когда я поднимусь. Подождешь, я сейчас галифе надену. Психологически удобнее вести переговоры в штанах, чем без них. Опять же исподнее на одной пуговке, потеряться может. Обуться. Здесь вам не тут, по расположению ходят в сапогах, так что сую ноги через портянки в сапоги, шевелю пальцами. «Давай быстрее уже, не копайся!» — шипит нетерпеливый посланец.
Ну вот он и дождался. Я поднимаюсь и иду к выходу. На шаге резко повернулся назад, вынеся левый локоть в сторону, и вложив в него импульс. Неудачно попал — вскользь и по шее. Противник не упал, хотя на шаг его снесло. Значит надо продолжать атаку. Прямой удар кулаком в солнечное сплетение, готов. Добавил ногой по лежачему туда же, но несильно. Я погасил его даже не столько от обиды за подзатыльник, а просто, чтоб на одного противника меньше было. Он в любом случае бы не дошел до сушилки. А я дойду, незачем устраивать диспут в расположении при всех. Иду мимо тумбочки дневального, он как дисциплинированный боец сидит на тумбочке. То есть, какие-то незыблемые вещи есть в Советской Армии, не все завоевания Революции утеряны. В умывальнике двое бойцов в исподнем что-то стирают. «Парни, свалили отсюда ненадолго!» — пусть покурят, свидетели лишние ни к чему.
— Привет честной компании! Я смотрю, вы вчетвером решили, что так меня легче переубедить? Или чисто за жизнь побазарим?
— Как там тебя, Милозванский, ты не понял, что здесь не учебка. Вот мы тебе сейчас и объясним.
Глава 10 Тяготы и лишения
Как-то неожиданно жестко получилось, опять же комната тесновата оказалась. Одному против нескольких противников хорошо у узком проходе или на открытом пространстве, а так… Четверым досталось весьма сильно, и одним из этих четырех был я сам. А самый умный из этих бойцов оказался дембель, он вообще не полез в драку, решил не искать себе поводов задержаться здесь или где похуже.
Месилово началось резко и без рассусоливаний, мне хотелось поставить жирную точку в вопросе угнетения меня по возрастному цензу, а противникам — аргументировать свой взгляд на вещи. Так что, когда они бодро пошли ко мне, кистень начал летать по бедрам и плечам, в голову поначалу не целился. Очень быстро он бы пойман с захлёстом на руку, пошел тесный контакт, в котором моя голова встретилась с трубой системы отопления — занавес.
Смутно помню, что после этого меня уже не били, кто-то тащил, кто-то что-то говорил, кажись, я слегка блеванул — значит сотрясение мозга. Познакомились, сделал заявочку в коллективе, теперь можно и в больничку. В медицинской роте, где я проснулся ближе к обеду, меня уже после этого самого обеда навестили сослуживцы — боевые друзья. Мы же в одной батарее, как они не могли прийти к своему практически другу. Товарищи мне рассказали, как было дело. Сам я по причине мозготрясения не помнил деталей. Оказывается, Милославский после отбоя шел вниз покурить, а навстречу поднимались по лестнице двое накуренных, в хорошем смысле слова, бойца. Я споткнулся, сам полетел башкой вниз и как кегли свалил этих двоих, не ожидавших такого события. Да уж, они точно такого не ожидали. В результате одна из кеглей получила перелом ключицы, второй достался перелом плюсны на стопе, их там много, аж пять штук, а у третьего, которого не было при сем событии, большая гематома бедра, но он молча ходит, хромает и не светится перед командирами. Припоминаю, когда тесно сошлись, старательно
