искусства.
Начав путешествовать по миру в Перестройку, я поняла, насколько у всех разные базовые понятия, и отношение к жизни в сквоте у нас и на Западе абсолютно разное. Оно имеет разные корни, они имеют разную базовую причину, фундамент. Поэтому было интересно снимать этот фильм, потому что наши люди, которые жили в сквоте, это совершенно не те люди, которые живут в сквотах на Западе. Там это люди, ищущие для своей жизни некую альтернативность, изначально «дауншифтерский» социальный сценарий, а в Москве это были очень социально активные и творческие люди, которым было тесно в старых рамках, которые строили новое общество. Разный подход и, вроде, видимость одинаковая: и тот и тот творческий человек, и тот и тот живет в сквоте, но это совершенно разные явления. Мне очень повезло, как и всему моему поколению, пережить этот удивительный период смены общественных форм и увидеть своими глазами эту в какой-то степени утопию.
Как Вы трансформировались в куратора?
Когда я в 1993-м году была с выставкой в Праге, я встретила директора одного крупного музея, и он задал мне вопрос: пойду ли я учиться в школу кураторов Центра современного искусства? Я сказала, что да, конечно, хотя я про эту школу ничего не знала, но, естественно, сразу про нее все узнала и пошла туда учиться. Это была первая школа кураторов в Москве. Огромное спасибо Виктору Мизиано, который её организовал, потому что ему удалось привлечь совершенно удивительных людей, которые читали мастер-классы и рассказывали о самом невероятном мире, из которого мне с тех пор уходить не захотелось. Я, можно сказать, настоящий дипломированный куратор. Это была вторая волна кураторов, а первое поколение — это люди, которые были в профессии, когда только появилось название. Оно появилось в Москве в перестройку, и на выставке искусств уже употреблялось слово «куратор», оно и в Европе в тот момент сформировалось в понимании профессии.
Что вас связывает с московским концептуализмом?
Опять-таки великое счастье, что мне удалось узнать про все это, когда это не было так широко известно, как сейчас, потому что на мой личный взгляд, это самые интересные, самые умные люди, которых вообще можно было найти вообще и сейчас в нашем искусстве. Это уникальное, эстетическое удовольствие работать с представителями московской концептуальной школы. Это одно из тех удовольствий, которое меня в этой профессии задерживает.
Московская концептуальная школа меня искренне восхищает. Я тесно работаю с Андреем Филипповым. У меня были выставки самых разных авторов и в том числе и групповые, мы с моей коллегой Александрой Даниловой делали большой исторический проект «Поле действия. Московская концептуальная школа и ее контекст» в Фонде культуры «Екатерина». Мало того, мне так повезло, что я сейчас являюсь директором «Музея МАНИ», это прежде всего собрание Николая Паниткова, под вторым названием мы более известны за рубежом. Мы его хранители и это одно из признанных, самых лучших собраний в мире Московской концептуальной школы. Это совершенно не отменяет моей любви к другим направлениям в искусстве. Я вообще не делю искусство на старое и современное, но, если рассматривать московский концептуализм с научных и кураторских позиций, то это самый удивительный период в российском искусстве второй половины ХХ века. Андрей Монастырский, один из мэтров этого направления, считает, что наши художники были в сто раз круче, чем творившие в это же время западные коллеги.
Как получилось, что в Британии, как бы из ниоткуда, вдруг появилась плеяда всемирно известных и востребованных художников, известных как Young British Artists (YBA)?
В искусстве есть сила, и она по непонятным причинам ходит из страны в страну. В
конце 80-х она была у нас, но потом по какой-то причине она взяла и перешла в Британию. По какой причине? Мы пытались разобраться именно с этим после выставки, связанной с Московской концептуальной школой, посмотрели вокруг, и мне стало интересно, а почему так произошло? У нас и рыночная сила ушла где-то в 1992–1994, куда-то всё подевалась, и была жуткая депрессия, а потом все стало восстанавливаться. Почему она именно в это время, в начале 1990-х вдруг перешла в Великобританию, где в 1988 году состоялась выставкаFreeze и эти молодые британские художники обратили на себя внимание Чарльза Саатчи? Мало кто об этом помнит, всё помнят только выставку Sensation 1995-97 годов, а вся история формирования плеяды этих художников осталась за кадром. Чарльз Саатчи обратил на них внимание совершенно не на пустом месте. Это долгая, совершенно красивая история, и началась она после войны, когда британская королева разрешила бесплатно учиться в некоторых учебных заведениях тем, кто воевал, в том числе и художеству. Тогда в британское искусство пришла новая кровь, а дальше, в 60-е годы в Парламенте был доклад одного лорда, который сказал, что давайте учить искусству по-другому, потом это отправили на доработку, 10 лет подумали, в 70-м году он опять выступил с этим докладом, и только к 80-м годам в колледже Голдсмит попробовали эту новую систему внедрить. Там стали учить всем медиа сразу, то есть все студенты — и скульпторы, и фотографы, и живописцы — обрели общую медийность, некую общую образовательную и коммуникационную платформу. Плюс ко всему студентов обязали раз в две недели делать выставки, на которых авторы работ стояли бы рядом со своими произведениями и должны были рассказывать о них вслух громко обо всем, о чем их спрашивали. То есть была введена медийная составляющая; автор этой методы сам уже был великим художником, и к нему на эти студенческие выставки ходили его друзья из всех слоёв общества. Иначе как мы можно себе представить ситуацию, что никому неизвестные выпускники на каких-то складах при портовых доках делают какую-то выставку и почему-то на нее приходят все самые важные люди из мира искусства? Когда мы стали все это раскопали, то оказалось, что это ученик этого мэтра, а тот умудрился поучиться у того-то. И вот тогда ты видишь, какую роль сыграли люди, которые дали проявиться гениям и талантам и начинаешь понимать, откуда у YBA ноги выросли. А вот когда мы изучим их историю, то сразу увидим, что была проведена колоссальная предварительная работа, иначе никакой Саатчи никогда бы не узнал про них.
Как современные художники добиваются успеха?
Есть такое апокрифическое высказывание, приписываемое Илье Кабакову, что успех художника складывается из нескольких составляющих, в которых талант занимает совсем небольшой процент. Если мы говорим о художнике, то в любом случае
