– Сейчас мы тебе что-нибудь подыщем, станешь у нас красоткой. Потенциал-то имеется. Так, несите сюда платья, будем искать.
Девушка-консультант принесла ворох разноцветного тряпья, в котором женщина начала заинтересованно копаться, изредка прикладывая что-то к Наташе и бормоча себе под нос. Девушка стояла столбом, не зная, что делать. Больше всего ей хотелось оказаться дома, а лучше в лесу – чтобы вокруг не было ни единой тетки и никто к ней не лез. Но было уже поздно.
Женщина, переругиваясь с продавщицей и требуя все новых и новых охапок одежды, отложила в сторону несколько разноцветных платьев.
– Так. Ну, пока хватит, – оторвалась самозваная стилист от своего занятия. – Иди примеряй, – она указала на горку платьев и на примерочную кабинку.
В кабинке Наташа застряла надолго. Появилось слишком много вопросов: в некоторые платья было вообще неясно, как влезть. Другие хотя и натягивались, но сидели странно и были категорически неудобными. Наконец, когда через полчаса Наташа влезла в платье-чулок, показавшееся ей удобным, поскольку не требовало никаких лишних манипуляций с застежками, занавеска кабинки распахнулась.
– Ну, что ты тут закопалась? – бесцеремонно спросила блондинка и критически оглядела Наташу. Та переминалась с ноги на ногу, разглядывая себя в зеркале. Платье ярко-леопардовой расцветки обтягивало фигуру и заканчивалось выше колен, что девушку очень смущало.
– О! – удовлетворенно воскликнула дамочка. – То что надо! Бери-бери! Еще туфельки сюда – и будешь совсем хороша!
Наташа с сомнением покосилась на женщину. Но теперь к ней присоединилась и девушка-консультант, поддерживая и убеждая:
– Замечательно сидит, девушка, берите – не пожалеете. Настоящая Италия! Марина Сергеевна у нас лучшая покупательница, у нее глаз-алмаз!
– У тебя туфли-то есть подходящие? – спросила блондинка.
– Нет, – потупилась Наташа.
– Ну, это мы сейчас тоже найдем! Какой размер? – дама куда-то убежала, а Наташе уже хотелось провалиться сквозь землю.
Прибежав с несколькими коробками, женщина заставила Наташу перемерить все пары. Золотистого цвета туфли на каблуках, на которых девушка еле держалась, полностью удовлетворили блондинку.
– Шик! То, что надо! Так и иди вообще, давайте бирки срежем, – обратилась она к продавщице.
«Так и идти? – засомневалась Наташа. – Я и идти-то не могу на этих каблуках…»
Но женщины уже упаковали в пакет ее спортивный костюм и кроссовки и протягивали чек. Вздохнув, Наташа расплатилась, поблагодарила и, покачиваясь, вышла из магазина.
Ступеньки у входа в магазин Наташа преодолела с трудом. Оказывается, ходить на каблуках было еще сложнее, чем ей казалось поначалу: делать большие шаги не получалось, а семенить выходило глупо, напоминало покорную жену самурая из японских фильмов. К тому же ноги так и норовили при каждом удобном случае подвернуться.
Наташа медленно, стараясь шагать поровнее и поувереннее, двинулась в сторону общежития. Как назло, нужно было идти по оживленному проспекту, полному магазинов и кафе, а значит, и людей.
«Прямо. Прямо. Еще шажок. Ноги ровно. Поднять голову», – командовала Наташа сама себе.
– Эй, чучело! Смотри не упади! – вдруг раздался окрик откуда-то сзади. Наташа вздрогнула, нога подвернулась, и она чуть не упала. Послышался грубый мужской хохот.
Не оборачиваясь и сгорая со стыда, Наташа пошла дальше. Сидящие в уличном кафе мужики засвистели ей вслед:
– Эй, красотка! Туфельки не жмут?
– Золушка, подари туфлю!
– Какой леопард пошел!
Наташа шла все быстрее и быстрее, а окрики не стихали – уже и встречные прохожие начали тихо посмеиваться. Не выдержав, девушка сняла туфли, отбросила их куда-то в сторону и побежала. Ей хотелось ударить каждого по смеющемуся рту, чтобы они, наконец, замолчали. И еще больше хотелось врезать самой себе.
– Гляди-ка, леопард вышел на охоту! – грохотало за спиной.
Наташа вбежала в первую попавшуюся подворотню, огляделась, отдышалась. Дверь ближайшего подъезда была открыта. Девушка скользнула туда и в тишине, под лестницей, быстро стянула с себя платье, швырнув его на подоконник – может, кому понадобится в качестве тряпки, – и натянула привычный спортивный костюм и кроссовки. Взлохматила волосы, завязала их в пучок и выдохнула свободно. Наташа вышла из подъезда, оглядываясь, и дворами побежала в общежитие.
27
На вечерней тренировке девушка была еще более молчаливой и сосредоточенной, чем обычно. Словно заводная игрушка, она нарезала круг за кругом. В голове билась ярость и обида на весь мир и саму себя. «Никогда больше. Никогда больше», – твердила себе Наташа.
Только почувствовав, что уже плохо держится на ногах, биатлонистка, наконец, замедлила темп. В полном изнеможении она закончила тренировку и, плохо себя помня, дошла до своей комнаты. Упав на кровать в одежде, девушка сразу же заснула.
Глава двадцать восьмая
Наташа оглядела свою комнатушку. Скоро будет уже два года, как она живет здесь – снова одна, и по-прежнему вся ее жизнь починяется строгому, почти армейскому распорядку. Чего Наташе никогда не приходилось делать – так это приучать себя к дисциплине: жесткая, строгая и требовательная к себе, девушка не позволяла себе расслабиться ни на минуту – как зверек в лесу, за которым постоянно следят, охотник или более крупный хищник.
И так день за днем, подъем в шесть утра, зарядка, душ, завтрак, занятия в школе, уроки и тренировки. Все было просто и понятно. Остальное в жизни Наташе никак не давалось, причем она даже не позволяла себе задуматься над этим. Ее девичья природа иногда уводила мысли в сторону, но волевым усилием девушка всегда возвращала их в нужное русло.
Но сейчас наступило странное время – устоявшаяся за годы система дала серьезный сбой. Несколько лет назад Наташа начала учиться всерьез – со свойственным ей педантизмом она заучивала формулы и решала задачи, писала бездарные сочинения с ошибками, над которыми потом очень долго работала, но понимания, зачем все это нужно и почему может стать интересным, к ней так и не пришло. Так и доучилась она до экзаменов – механически, на голой ответственности.
Не изменилось ничего и в отношениях – Тобурокова так и осталась пугливым, суровым волчонком, не имеющим ни друзей, ни подруг, ни явных врагов. Ее не любили, но ненавидеть не рисковали – слишком серьезно она давала сдачи. Правда, ребята и девушки из класса и команды уже выросли, стали разумнее и на рожон больше не лезли – да и заботили их совершенно другие вещи. К странной девочке просто привыкли, как привыкают к коту с дурным характером – вредный, царапается и кусается, но вроде свой.
На потертом деревянном столе лежали билеты на поезд. Новосибирск – Москва, три тысячи километров, трое суток в плацкартном вагоне с чужими людьми, курами гриль и вареными яйцами. Наверное, если бы Наташа знала, что это такое, она бы заранее всех возненавидела – но она не знала. На поезде до этого девочка ездила только на небольшие расстояния, в основном – в окрестные областные центры, Барнаул, Красноярск, Горно-Алтайск, один раз катались в Омск. Поездки всегда выбивали Наташу из привычной колеи – за исключением того времени, которое уходило на тренировки и непосредственно состязания, делать было нечего. Чужие города не привлекали дочку охотника, поэтому обычно она закрывалась в казенных комнатушках и все свободное время разбиралась со своими долгами по учебе.
На сборы у нее был целый день. Но собирать было практически нечего – пара свитеров, любимые джинсы, старые добрые кроссовки. Пара футболок, пара курток. Спортивные костюмы. Платьев у Наташи не водилось, да они ей так и не понадобились с того случая. На тусовки она не ходила, с парнями не гуляла, прихорашиваться не умела.
Что бы еще забрать с собой? Девушка осмотрелась. Пожелтевший иконостас из героев биатлона она решила оставить в комнате – как-то глупо тащить с собой на другой конец страны несколько истрепанных бумажек, которые она собирала, будучи подростком. Потом это ушло, фанатизма стало меньше, а методичности – больше.
Учебники? Да, стоит прихватить русский и биологию – помимо общей физподготовки и профильных спортивных достижений для поступления в Институт физкультуры нужно было сдать экзамены и по общеобразовательным дисциплинам. И если биологию Наташа на выпускных сдала хорошо, то вот с русским совсем не ладилось – неразговорчивая девочка с детства никак не могла понять закономерности языка, а уж когда началась другая программа и весь класс начал писать витиеватые сочинения, лодка Наташи села на крепкую мель. На самом деле образы, которые появлялись у нее, замкнутой и нелюдимой лесной дикарки, в голове, были довольно богатыми и многоуровневыми – больше всего на свете она любила гулять среди деревьев, всматриваться, вслушиваться в природу, в мир, в движения и запахи леса. Но вот выразить это словами она не могла – как и Егор Иванович, мир слов в отличие от мира действий она не признавала и считала совершенно чужим.
