Не могу сдержать смешок, думая об этом.
— Что смешного? — спрашивает она.
— Забавно. Я всегда хотел, чтобы ты была моей, но только на моих условиях. И теперь ты моя, — хватаю ее подбородок и наклоняюсь к ней, оставляя на губах крепкий поцелуй. — И я не собираюсь когда-либо отпускать тебя, ты ведь понимаешь это?
Она нахмуривается, но позволяет поцеловать ее. От ее мягких сочных губ мой член снова встает. Меня заводит то, как она терпит мой запах, и все равно позволяет поцеловать ее. Мой язык исследует линию ее рта, а потом погружается глубоко внутрь, пока она хватает воздух носом.
Внезапно ее рука вырывается из-под пледа, и она опрокидывает меня, оказываясь сверху. Я падаю на спину, пока она пытается возместить всю свою злость на мне. Она почти ухватилась за пистолет. От стен комнаты отразился ее бешеный крик. Одной рукой я прижимаю ее к своей груди, а другой хватаю за запястья.
— Отпусти меня, урод!
Я начинаю хохотать, когда чувствую ее сопротивление.
— Джей, сколько раз ты еще попытаешься сделать это?
Она бесится, словно сумасшедшая в припадке, пока я отдираю ее пальцы от пистолета. Теперь она лежит сверху на мне, с руками за спиной (не без моей помощи), и ее глаза стреляют по мне, словно глаза ястреба по добыче.
— Почему ты до сих пор сопротивляешься?
— Потому что я могу, — рычит она.
— А что потом? Если бы тебе удалось заполучить мое оружие, о чем можешь забыть, конечно, что дальше? Моя смерть тебе не поможет. Я уже сказал тебе, и ты на все сто понимаешь, что я прав. Ты видела их. И они придут за тобой.
— Мне плевать.
— Даже зная, что умрешь?
Она захлопывает рот. На лбу появляется глубокая складка, что вызывает во мне еще больший смех.
— Я сказал тебе — единственный способ выжить — остаться со мной.
— Чушь! Если у меня будет пистолет, я сама позабочусь о себе.
Я качаю головой.
— Как ты собираешься позаботиться о себе, если со своим же дерьмом разобраться не можешь? Не считая моего.
— Что это должно означать? — она пытается освободиться из моей хватки. — Отпусти!
— Только если скажешь, что не попытаешься снова сделать это!
— Хорошо. Не попытаюсь. Доволен?
— Нет. Наоборот. Я редко бываю доволен.
— Это почему же? — она продолжает ерзать. — Ты всегда выглядишь чертовски довольным.
Она до сих пор ведет себя, как ребенок. Это напоминает мне далекое время, когда я хоть немного был счастлив. Как и она. Когда я не был под завязку в дерьме, как сейчас. В принципе, я с рождения был в дерьме, но в моей семье это считалось нормальным. Но теперь…после того, что со мной случилось…да, пожалуй, можно сказать, что хуже уже некуда.
Я отталкиваю ее от себя, и усаживаю рядом. Я пристально присматриваю за ней, как только она отодвигается от меня. Она потирает запястья, и смотрит на меня, будто предупреждая о чем-то. Мило.
— Чтобы ты не планировала, я надеюсь, ты понимаешь, что шансов у тебя нет, — говорю я.
Ее ручонки сжимаются в кулаки, когда она поворачивает ко мне голову.
— У тебя никогда не получится забрать у меня этот пистолет. Черт, да даже если бы тебе удалось, ты бы не выстрелила в меня.
Она фыркает.
— Можешь и дальше так думать.
— Это правда. Не потому что ты не умеешь стрелять. В этом я не сомневаюсь, — ее взгляд с интересом следит за мной, ожидая продолжения. — Я знаю, что ты целилась в людей. Ты бы просто не выстрелила в меня. Ты новичок.
— Новичок? — выплевывает она.
— Ты понятия не имеешь, как стрелять в людей.
— Да пошел ты! Я не раз использовала его!
О, я видел, как она использует его. Дрожит, будто пятилетняя девочка.
— Угрожала? Да! Но ты убила хоть раз?
Мне хватает того, что она не отвечает.
— Нет. Вот откуда я знаю, что ты понятия не имеешь, что такое пистолет. Держать его в руках — одно. Стрелять из него — другое. Пока ты не используешь его хотя бы раз, ты и приблизительно не будешь иметь понятия, как защитить себя.
— Какая разница… Я не верю в это
— Поверь мне. Я знаю. Я достаточно убил за свою жизнь.
— Достаточно, это сколько?
— Слишком много, чтобы вести счет. Но думаю, около тысячи. Плюс, минус.
Ее глаза распахиваются, когда она резко втягивает воздух. Ресницы трепещут.
— Я всю жизнь убиваю людей, птенчик.
— Ты ведь не серьезно? Ты всю жизнь убиваешь людей? Чушь какая-то! Дети не могут убивать других. Все мы начинаем с невинного пути.
— Быть ребенком — не значит, быть невиновным. Нет такого понятия. Не в этом мире. Особенно не тогда, когда рождаешься в моей семье.
Семья. Что бы ни несло в себе это слова, я ненавижу говорить о ней. Я даже не понимаю, почему сейчас рассказываю ей об этом. Я прочищаю горло.
Она садится прямо, обхватывает колени руками, и опирается на них подбородком.
— Так у тебя была семья? Какими они были? Таким же моральными чудовищами, как и ты?
— Хуже, — произношу я, и сажусь. Я пытаюсь прекратить разговор, но по какой-то причине, не могу.
— Хм... Могла бы догадаться.
Меня душит смешок. Она не имеет ни малейшего понятия, о чем говорит.
— Не совсем.
Она поворачивается и ожидает, пока я продолжу. Молчание заполняет пространство вместо слов. Проходит несколько минут, и она снова говорит:
— В мире только один вид зла, — она вздыхает. — И им был мой отец.
— Я мог бы догадаться.
Теперь моя очередь шутить над ней.
По крайне мере, мне смешно. Ей кажется, она в безопасности. Думает, что может говорить со мной о нем. Ей кажется, если она расскажет чуть-чуть, малую часть о нем, это оставит ее жизнь в покое. Она ошибается. Я и так знаю все.
— Хмм... — снова вздох. — По крайне мере, у тебя была семья.
Ну да. Конечно.
— Если это можно назвать семьей.
— У тебя была мать?
— Да. Ты еще сука, — отвечаю я.
Джей пожимает плечами.
— Она хотя бы была, — она отворачивается. — У меня никогда не было матери. Она должна была защищать меня.
Ее слова пронзают меня, словно лезвия.
У нее никогда не было матери. Так она сказала. Это все, что она помнит.
Я помню все по-другому.
***
Вторник, 17 октября, 1995.
Она мчится быстрее реактивной ракеты. Бежит так быстро, что я еле успеваю за ней. Порхает, словно птица в свободном небе, прыгает вверх и вниз, расправив руки, словно крылья. Носится по дому, словно сумасшедшая. Я старше, но она быстрее.
Иногда я ненавижу ее за это.
Я никогда не выиграю эту игру в догонялки. Ей каким-то образом всегда удается меня опередить. Поэтому мне не нравится эта игра. Но у меня нет выбора. Она заставляет меня играть с ней, и кто я такой, чтобы возразить? Кроме этого, мой отец скажет то же самое. Чего бы они не пожелали, они это получают.
До меня доносятся громкие голоса людей из соседней комнаты. Я не могу не слышать их, хотя мне и сказали, не вмешиваться. “Это не для детских ушей.” Вот, что они сказали. Ну, все равно. Я даже знать не хочу.
Голос ее матери слышен громче всех во всем доме. Я никогда прежде не слышал, чтобы она так грубо ругалась. Меня это не касается, поэтому я продолжаю бегать по комнатам. Мне плевать. Я все равно не слушаю. Мне нельзя.
Глазами я слежу только за ней, потому что пообещал себе, что сегодня поймаю ее. Я выиграю эту игру, и когда это случится, она будет молить меня о пощаде, потому что главным тогда буду я.
Я вылетаю из комнаты, не осмотревшись по сторонам. Я врезаюсь в ноги какой-то леди. Она кричит. Я падаю на пол, пытаясь схватить ее за ногу. Но уже слишком поздно: она поскользнулась, и покатилась вниз по лестнице. Я слышал цепочку глухих ударов.
С каждым ударом я слышал, как холодеют мои кости.
Удар. Удар. Удар. Удар. Тишина.
Время застывает. Я в шоке широко раскрываю глаза, чувствуя, как они наполняются слезами. Я поднимаюсь на ноги, и через поручень заглядываю вниз. Ее тело лежит вниз лицом, красивые темные волосы рассыпались по полу вокруг головы. Глаза устремлены на меня, но в них я вижу только пустоту. Зловещим бардовым пятном из-под нее растекается кровь.
Девочка становится рядом со мной. Ее губы дрожат, когда она смотрит вниз. Глаза наполняются слезами. Мой мозг пронзает безжалостный плач.
***
Джей
Пятница, 16 августа, 2013. Утро, 6.00.
Я кашляю, и снова чувствую жар во всем теле. О, я прекрасно знаю это чувство. Тело требует кокаина, и я ненавижу Икса за то, что он отнял у меня мою заначку. Мне нужно найти какой-нибудь наркотик. Сейчас же.
