Он лицемер. Корчит из себя великого. Я к чертям не понимаю, какого хрена моя семья охраняет его. Я не знаю, что еще может быть настолько неправильным.
Я выдыхаю дым, и бросаю сигарету на асфальт. Из толпы внезапно доносится крик, и я немедленно реагирую на него. Руки автоматически хватают пистолет, пока я поворачиваюсь на шум. Я подхожу и вижу, как охрана губернатора полностью окружила его и уводит от журналистов. На его лице размазан яичный желток, а в волосах — куски скорлупы.
Я прикрываю рот рукой, чтобы не заржать во весь голос, пока мои родители просматривают территорию. Губернатор выкрикивает что-то моей матери. Его лицо покраснело от злости. Она кивает, а губернатора усаживают в машину. Его дочь следует прямо за ним. Я останавливаюсь возле машин, и просто смотрю. Я не слышу разговора, но по губам могу понять, о чем они говорят. Дверь его машины еще не закрылась, она только-только залезла в машину.
— Выметайся, — орет губернатор.
— Что?
— Ты услышала! Убирайся к чертям из моей машины!
— Но…
— Никаких «но»! Ты – мой позор! Как ты смеешь меня унижать?!
— Я могу объяснить, — произносит она.
— Ты бесполезное бремя, а не дочь! Ты рушишь все, к чему прикасаешься! С меня хватит! Катись и сама разгребай свое дерьмо!
Она медленно вылезает из машины, и со злостью захлопывает дверь. Я даже слышу несдержанную команду губернатора водителю, и машина трогается с места. Она остается стоять на парковке. Она оглядывает толпу перед ней, но до нее никому не дела. Им лишь нужны фотографии и интервью ее отца. Он уехал, и теперь всем плевать. Она проводит рукой по щеке, и вздыхает. Потом она видит меня.
На ее лице разливается краска. Она смотрит на меня. Ее глаза такие же, как я помню, и они до сих пор меня притягивают. Раньше это было всего лишь веселой игрой. Теперь же все серьезно. Я не могу позволить этому продолжаться.
Я закрываю глаза, и оборачиваясь, набираю номер отца.
— Ты где?
— Он у нас. Аллея. Прямо за углом.
— Сейчас подойду, — отвечаю я, пряча телефон назад в карман.
На мой локоть опускается рука. Я останавливаюсь и поворачиваюсь. Она смотрит на меня снизу вверх.
— Пожалуйста, не уходи.
— Я должен.
— Почему? Нам же было весело. Почему ты игнорируешь меня?
Ее слова ранят меня, словно кинжал в сердце. Если бы она знала, насколько ошибается. Моя семья вынуждает меня охранять ее и ее отца. Я не хочу, чтобы она мучилась от слов своего папаши. Я не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме меня, целовал ее.
— Это не совсем так, — сдерживая гнев, отвечаю я. – Да, нам было весело. Весело…смотря, что называть веселым. Позависать с ней было весело, но недолго. Пока я не захотел большего. Мне всегда будет хотеться большего. Мне стоило учесть это с самого начала. Время, которое мы провели вместе, всегда было для нас угрозой.
— Тогда идем со мной. Я могла бы отвлечь тебя, — улыбается она. У нее очень умело получается убеждать меня, но я не уверен, что она, правда, этого хочет. Ей не нужно веселье. Она пытается забыть. Она всегда хочет этого, и поэтому так себя ведет. Она думает, я поймаю ее, когда она оступится.
Я отказываюсь. Я не могу этого сделать. Больше не могу. Теперь это зашло слишком далеко. Мне нужно было убрать все следы, когда у меня был шанс.
— Нет. Я не могу, — отвечаю я.
На ее лобике появляется складка, когда я оборачиваюсь и ухожу. Отказываясь принимать поражение, она обходит меня и преграждает мне путь, топая ногой.
— Ты не уйдешь! Ты работаешь на нас. Если я говорю: “оставайся со мной”, ты в точности это выполняешь!
Я разражаюсь смехом и трясу головой.
— Ты не понимаешь, да? – я наклоняюсь вперед и хватаю ее за плечо. – Я. Не. Собираюсь. С. Тобой. Веселиться, – я тычу пальцем ей в грудь. – Не ты мне платишь. А твой отец. И не по тем причинам, о которых ты думаешь. Можешь требовать сколько угодно, но ничего не будет.
— Почему нет? Что изменилось? Прекрати быть таким кретином! Ты знаешь, что мне нужно кому-нибудь выговориться.
— Да. Но я не твоя жилетка. Тебе не стоит, никогда не стоит на меня рассчитывать. Я не тот, кто тебе нужен, – я хватаю ее за плечи, и провожу вперед.
— А какой ты? – она скрещивает руки на груди.
— Я и моя семья… мы не телохранители. Я не хороший парень.
Она выгибает одну бровь, и делает ко мне шаг. Слишком близко. Ее руки опускаются к моим бедрам. Ее надутые губы, когда она смотрит на меня снизу вверх, так и манят обхватить руками ее лицо и впиться в нее губами.
Но я не могу. Я лучше причиню боль ей, чем себе. Жизнь жестока. Я еще хуже. И за это мне стоит поблагодарить свою семью.
— Я так не думаю. Мы всегда были вместе… Я помню тебя только веселым и добрым.
— Хватит жить прошлым, – мой голос срывается в крик. – Я не могу больше желать этого! Ты, мать твою, не знаешь меня! Абсолютно!
В ее глазах собираются слезы.
— Не говори так…
— Ты думаешь, я здесь, чтобы защищать тебя? Чтобы быть твоим другом? Неправильно. Ты понятия не имеешь, чем занимается моя семья. И ты даже не представляешь, зачем здесь я.
— Зачем ты здесь?
Я наклоняюсь еще ближе.
— Ты видела человека, который бросил яйцо в твоего отца?
Она кивает. Ее дыхание замирает, когда я склоняюсь над ее ухом.
— С ним сейчас мои родители. Ты знаешь, что это значит?
Она мотает головой.
— Скорее всего, ему уже выдирают последний палец.
Я слышу, как громко она сглатывает, и понимаю, что до нее доходит.
Я отодвигаюсь и смотрю прямо ей в глаза.
— Убегай. Возвращайся к друзьям. Ходи по клубам. Делай, что хочешь. Живи своей жизнью. Но никогда не проси тебя успокоить.
По ее телу пробегает дрожь, когда она отступает от меня, потом разворачивается и убегает.
Если бы она только смогла держаться подальше…
***
Пятница, 16 августа, 2013. Утро 5.00.
Громко хватая ртом воздух, я вскакиваю с постели. Скорее всего, я уснул после нашего небольшого ланча. Последние дни меня питала только моя ярость. Неудивительно, что мое тело решило выспаться. Я думал, двухчасовой сон не помешает, но прошло намного больше.
Когда я дернул головой в сторону, рядом никого не оказалось.
На секунду я лишаюсь дыхания.
Кровать пуста. Джей нет. Никакого её следа. Я не чувствую даже ее запаха.
Бл*дь. Бл*дь!
Я замечаю, что наручники остались на спинке кровати. Она, явно, вырвалась из них. Она ведь не настолько тощая? Она что, проделала всю эту хрень, пока я спал?! Я шарю рукой по карману, и совершенно не удивляюсь, когда не нахожу ключ от двери. Не. Может. Быть.
Соскакивая с кровати, я хватаю кое-какую одежду, и одеваюсь на ходу прежде, чем вылететь в коридор. Пистолет уже за поясом. Моя уборщица стоит просто возле соседней двери, возясь с замком. Я подхожу к ней.
— Вы видели мою девушку? Длинные, темные волосы, шоколадные глаза. Вы знаете.
Она кивает.
— Минуту назад я видела одну внизу, но не уверена, была ли это она. Ваша девушка сбежала?
Я не удостаиваю ее ответом, и яростно проношусь мимо вниз по ступенькам. Я поймаю этого птенчика. Она не могла далеко уйти.
Я вырываюсь через аварийную дверь, и осматриваю стоянку. Она пуста. Но в глаза бросается одна вещь. Девушка в банном отельном халате дергает дверь каждой машины на парковке.
Это мой птенчик.
— Вот ты где!
С выражением шока на лице она оборачивается ко мне, а затем кричит во всю глотку:
— Не приближайся ко мне!
Он убегает к следующей машине, и пытается спрятаться, пока я приближаюсь.
— Порхай, сколько влезет, птенчик. Из клетки не выбраться.
— Отвали! – доносится до меня из-за машины, а потом в меня что-то летит. Увернувшись, я понимаю, что это был тапок. Отельный тапок, который она сперла. Она бросает второй, и я ловлю его.
— Не подходи ко мне, ты, сукин сын! – кричит она.
Мне повезло, что стоянка пустует, иначе жильцы отеля изрядно посмеялись бы над шоу. Но вообще-то, после меня не остается свидетелей. Даже ее не останется, если она сейчас не заткнется.
— Скажи-ка мне, птенчик, как ты освободилась?
— Черта с два! – выплевывает она.
Я – сама сдержанность.
— Кажется мне, наручников тебе не достаточно, — я оглядываю ее щиколотки и запястья. Левое запястье и пальцы полностью усеяны синяками. Могу догадаться, что она выкручивала руку, как могла, а потом сперла ключ из моего кармана, пока я спал. Умная девочка. Я представляю, сколько боли ей пришлось вытерпеть...
