Уединение покиньте, о, богини!
О, Музы, вам милы ручьи, холмы, пустыни.
В долинах Нима [287] вы блуждаете ль одни
Иль думы легкие, безоблачные дни
Влекут вас на брега Луары и Гаронны,
В кругу ли дев речных, близ величавой Роны,
Когда на пажити луна сиянье льет,
Вы водите в ночи беспечный хоровод.
Придите, я бежал из городов, вам тесных,
10 От гомона толпы, ее волнений пресных.
На шумных площадях, на мостовых в пыли
Цветы поэзии вовеки не цвели.
Средь криков, суеты, не остается следа
Мечтанья праздного и сладостного бреда.
Летящих колесниц блистающая медь
Велит поэзии в смятенье онеметь.
Придите, да найду я милость перед вами!
О, если б стали вы домашними богами,
Ах, суждено ли мне иметь земли клочок,
20 Где, мирный селянин, на воле я бы мог
Лишь спать и праздным быть, и в тишине, в забвенье,
Поэт ненадобный, [288] найти успокоенье.
Вам, Музы, ведомо: еще на утре дней
Стремился я душой в объятия полей;
И вашим возлюбил внимать воспоминаньям,
О веке золотом бесхитростным преданьям.
В них оживали вновь: Эдемский вертоград,
Где первый человек был создан для услад,
Вдовица, колоски, просыпанные с воза,
30 Сбиравшая и в дом введенная Вооза, [289]
Иосиф, что в Сихем веселый держит путь,
Где братьев встреча с ним не радует ничуть. [290]
Прекрасная Рахиль, бесценная награда
Тому, кто столько лет стерег Лавана стадо. [291]
О, как бы я хотел от шума вдалеке
Среди лугов и рощ, в укромном уголке
Иметь смиренный кров и воду ключевую,
Что, ласково струясь и речь ведя живую,
Поила бы мой сад и тучные стада.
40 Там, мира суету оставив навсегда,
От скуки убежав блестящей и надменной,
Хочу я жизнью жить простой, благословенной,
Как наши праотцы столетий на заре,
Чьи ныне имена звучат у алтарей;
Иметь друзей, детей, прилежную супругу
И с книгою бродить то в роще, то по лугу,
Без страха, без стыда, без цели познавать
Ненарушимые покой и благодать.
О, Меланхолия! [292] Ты грезы навеваешь,
50 В ущельях и лесах, богиня, обитаешь,
И нечувствительно во власти вдруг твоей
Томленьем сладостным охвачен друг полей,
Когда он в сумерки из гротов отдаленных
Выходит, мешкает на молчаливых склонах,
И видит: на небо уж набегает тень,
А на горах вдали прекрасный гаснет день.
И нега чистая его переполняет,
Садится он в тиши и голову склоняет.
Подобная ему, не знающая бурь,
60 Внизу течет река; подвижная лазурь
Колеблет берега, [293] селения и горы,
И легких облаков пурпурные узоры.
И в умилении он видит пред собой
Прекрасных призраков, явившихся толпой,
Живущих издавна в его воображенье.
Вот Юлия пред ним, покорная влеченью,
Кларисса, красоты небесной образец,
Страданий с кротостью несущая венец,
Приемлющая смерть безропотно, безвинно,
70 Душою чистая, как ангел, Клементина, [294]
Которая в сетях жестокости и зла,
Рассудок потеряв, невинность сберегла.
Ах, ваши образы, прелестные созданья,
Беспечно населить спешат его мечтанья!
И взор его слезой туманится. Близ вас
Он ваши зрит черты, сиянье милых глаз,
Вмиг переносится душой под ваши кровы,
Приветствует друзей, врагов корит сурово.
Но вот его томит мучительный вопрос:
80 Что если милые предметы вздохов, слез —
Всего лишь вымыслы, прекрасные химеры,
Творенья гения, плоды наивной веры?
Поднявшись на ноги, в волненье он идет,
И замыслов в уме кипит водоворот.
В мечтах рисует он волшебную картину,
Хотел бы он найти вторую Клементину,
И где-нибудь вдали неласковых очей
Лишь ею и дышать, служить, молиться ей.
