- Я и не собирался, - я помолчал. – Значит, я могу вполне спокойно возвращаться в Дерей?
- Да, если хочешь, - он глубоко вздохнул, - Дима… Ты действительно хочешь поскорее туда вернуться?
Я недоуменно посмотрел на него:
- А что мне еще делать?
- А я, значит, не в счет?
- А причем тут ты? – я ничего не мог понять. – Что ты хочешь сказать?
- Со мной побыть ты не хочешь?
- С тобой? Здесь?
- Ты так говоришь, как будто я тебе пожизненное заключение в тюрьме предлагаю.
- Да нет, погоди, я просто… не ожидал, наверно.
- Почему не ожидал? Для чего я тебя искал, по-твоему?
- Не знаю… Дарен, ты совсем меня с толку сбил, дай подумать.
- Хорошо, подумай, - он хищно улыбнулся, - а чтобы тебе легче думалось…
Выпутать меня из простыни было плевым делом. С его одеждой пришлось повозиться дольше, но мы с этим справились. Я задохнулся от наплыва чувств, когда меня накрыло тяжелое горячее тело.
- Дарен, я так скучал, Дарен…
- Ты думай, - засмеялся он, - не отвлекайся.
Я только застонал сдавленно в ответ, выгибаясь под ним, чтобы почувствовать сильнее, ближе, больше… Он прижал меня крепче, нашел горячими губами мой рот, я закинул ногу ему на бедро, вжимаясь в твердое тело, давая понять, как я его хочу.
- Сейчас, - шепнул я ему в губы, - сразу…
Он кивнул, приподнял меня за бедра, я развел ноги, обхватывая его ими… Острая сладкая боль обожгла меня, доставая до самого мозга, застилая глаза и перехватывая дыхание. И это было хорошо и правильно, так было нужно сейчас нам обоим, и он это понимал и не старался щадить меня.
- Как ты? – спросил он потом и осторожно потрогал все-таки изрядно саднящее пострадавшее место. – Вроде не порвал.
- Переживу, - я невольно передернулся. – Я так и хотел, чтобы сильно и сразу, плевать на боль. Не порвал, и ладно.
- Хотел наказать себя?
- И это тоже. Но больше для того, чтобы вспомнить тебя, ощутить, - я засмеялся, - чтобы задницей прочувствовать.
Он поцеловал меня за ухом:
- Что ты решил?
- Как будто я успел подумать, - вздохнул я. – Дарен, я, наверно, выгляжу идиотом, все время чего-то боюсь, перестраховываюсь, придумываю себе что-то, но я такой, и меня не переделаешь.
- К чему ты ведешь?
Я сполз с него, устроился полулежа рядом.
- Мне сложно так сразу что-то решать. Дай мне немного времени. Я обещаю, что не скроюсь в туманной дали сегодня же вечером.
- Да я бы не против, только у меня его тоже немного. Мое временное назначение в конвой закончилось в связи с успешным бегством заключенного, - он погладил мое бедро. – Дядя на меня все-таки зол, и мне надо возвращаться в гарнизон.
- А куда?
- На юг, на границу с Тирамом. Там не очень весело, конечно, но городишко какой-никакой есть, и много всяких интересных развалин. Степь, опять же экзотика всякая…
Он наклонился надо мной, заглянул в глаза:
- Дима, поехали со мной? Устрой себе отпуск. Расслабься, дай себе отдохнуть, отвлечься, там есть на что посмотреть. И от генеральских глаз подальше, а? Да и в Дерее сейчас неспокойно, хоть Лестис вассальную клятву и принес, все равно пока там режим оккупации.
Я улыбнулся:
- Ладно, если степь и развалины, я согласен.
Действительно, почему бы не устроить себе отпуск? Тирина с Ости жизненно во мне не нуждаются и сейчас меня все равно не ждут, а больше меня и ждать некому. Немного покоя, я, наверно, заслужил?
Я заполз на него обратно, он удовлетворенно вздохнул.
- Это твое постоянное место службы? А как ты тогда оказался в Дерее?
- Дядя попросил прикомандировать меня к его штабу на время военных действий. Он очень беспокоился тогда за Риану и хотел, чтобы под рукой всегда был свой человек.
- Даже удивительно, что ты при своем положении служишь в пограничном гарнизоне. Я-то думал, ты штабист или гвардеец там какой-нибудь.
- Я похож на гвардейца? – он рассмеялся. – Ты меня обижаешь. Вообще-то я сначала назло отцу туда поехал, он как раз хотел меня в гвардейский полк кронпринца засунуть. А я молодой был, упертый. Считал, что нельзя стать солдатом, отирая дворцовый паркет. Правильно считал, между прочим. А потом привык, даже полюбил и службу свою, и места… Ну да ты сам увидишь.
Он озабоченно погладил меня по ягодицам:
- Все-таки зря мы так… Надо будет тебя поберечь. А то как ты на лошадь сядешь?
Я ужаснулся:
- Ты хочешь, чтобы я ехал верхом? Всю дорогу? А про зверей моих ты забыл?
- Да, действительно… Значит, поедешь в повозке. Лошадью править сумеешь?
- Конечно, сумею, – я встал, кряхтя и потирая поясницу. – Кстати, про зверей. Они, наверно, сейчас проснутся.
Дарен тоже поднялся.
- А мне надо начать готовить наш отъезд. Ты останешься здесь?
- Да. Мы же недолго в городе задержимся?
- Дня три, самое большее.
- Тогда точно останусь, денег хватит.
Он ехидно хмыкнул:
- Можно подумать, у тебя в любовниках не наследник целой кирии, а какой-нибудь козопас. Ты еще скажи, что поедешь за свой счет.
Я пожал плечами:
- Ну, до такой глупости я не докачусь. И за номер заплати, если хочешь, я не против. Это я так, на всякий случай, чтобы ты не решил, что я к тебе на содержание нацелился.
Он обнял меня:
- Твоя честность временами просто оскорбительна. Я вернусь вечером. Какие у тебя будут пожелания к экипажу?
- А долго нам ехать?
- Немного меньше, чем из Дерея. Хотя даже подольше, вообще-то, получится, гнать так уже не будем.
- Хорошо бы тогда клетку какую-нибудь для зверей устроить. Удобную, просторную, чтобы они и видели что-нибудь, и хоть сколько-то двигаться могли…
- Ты подумай тогда до вечера, прикинь, как это должно выглядеть.
Мы поцеловались, и он вышел.
Мне было радостно и тревожно. Я устраивал проснувшихся, вялых и недовольных «с похмелья» кошек и давал себе слово, что как бы потом ни сложилось, я никогда не буду жалеть о том, что согласился.
Устройство повозки я обдумывал весь день, собираясь по максимуму использовать подвернувшиеся возможности. Вряд ли Дарен потребует у меня ее назад, так что я собирался потом поехать на ней и в Дерей. Упряжную лошадь я тоже намеревался как-нибудь оставить себе. В конце концов, Дарен от этого не обеднеет, может, ему даже приятно будет такой подарок мне сделать. А я получу, наконец, бесценную возможность свободного самостоятельного передвижения. Ради этого можно и пострадать над тем, каким я корыстолюбивым оказался, попользовался богатством любовника.
Удовлетворившее меня решение было таким: на передней половине повозки устроить проволочный вольер, все стенки которого можно задергивать плотно закрывающимися шторками. Для того чтобы пройти вглубь повозки, достаточно будет оставить небольшой проход, зато кошки смогут беспрепятственно наблюдать за дорогой и иметь вдоволь свежего воздуха и света, если максимально отдернуть полог повозки. Я-то все равно на козлах буду сидеть, а все пожитки свалим назад, пусть там лежат. На ночь можно будет повозку надежно закрыть и оставлять там кошек, когда это будет нужно.
Дарену идея тоже понравилась, совместными усилиями: я рассказывал, он рисовал, мы составили даже подобие чертежа для мастера.
- Ну вот, - сказал он, - как только это сделают, сразу поедем. Надо будет тебе одежду купить, для дороги и для жизни там. Сам справишься, или помочь?
- Лучше помоги, если время есть. Или хотя бы объясни подробно, что смотреть. Я в этом плохо разбираюсь.
- Кстати, - он полез за пазуху и достал знакомые мне часы. Я покраснел и опустил глаза. – Смотри-ка ты, стыдно ему. На, держи. Я так понял, ты день рожденья придумал, чтобы из замка меня отослать?
- Конечно, стыдно, - пробормотал я. – Такой я подлый обманщик и гнусная сволочь. И как ты меня простил?
- Очень хотел простить, вот и простил, - Дарен подхватил меня под бока и посадил на кровать, - больные места трогать не будем, но, может, у тебя есть другие предложения?
Я демонстративно облизнулся:
- О да, есть, и даже не одно. С чего начнем?
Выехать удалось только еще через три дня. Зато экипаж отвечал теперь самым моим взыскательным требованиям и, кажется, вполне устраивал кошек. Во всяком случае, обычных истошных воплей от Барсика слышно не было. Белолобый серый мерин какой-то явно ломовой породы, запряженный в повозку, резвостью и красотой не отличался, зато был вынослив, силен и послушен. Я сразу в него влюбился.
- Я помню, какие лошади тебе нравятся, - улыбнулся Дарен, представляя мне его. – Вы с Серым подружитесь, я уверен.
За все прежние двадцать четыре года я не проводил в дороге столько времени, сколько за эти последние семь месяцев, но в этой поездке согласен был пробыть хоть всю оставшуюся жизнь. Лето перевалило на вторую половину, и в начале поездки почти каждый день шли дожди, но по мере продвижения к югу становилось все жарче и суше. Мы ехали не спеша, вовремя давая отдых себе и лошадям, ночуя то в трактирах, то прямо под открытым небом. Кошки освоились в вольере и, похоже, считали теперь его и повозку своим домом. Со второй половины пути я их уже не запирал, они свободно выходили из вольера, но наружу выпрыгнуть не пытались. Барсик полюбил забираться мне на колени и восседать там, всматриваясь в даль. Осторожная Масенька на такие крайности не решалась, но тоже высовывала любопытный носик из-за какого-нибудь укрытия и подолгу разглядывала окружающее.
