Джеймс кивает и осторожно переплетает свои пальцы с моими, пытаясь не задеть трубки, выходящие из моей руки.
— Я не думаю, что когда-либо еще чувствовал себя так потеряно. Это был самый страшный день моей жизни. Она не умерла во время операции. Ее только вывезли из операционной, ее тело начало биться в конвульсиях, а потом ее сердце остановилось.
— Я думаю, могу с уверенностью сказать, что это было драматично, и только я могла такое сделать, — шучу я. — Я экстремалка, что тут сказать. Я не просто заболела гриппом, я умерла на две минуты от ужасной инфекции после того, как что-то внутри меня взорвалось. Экстремал до самого конца, как видишь.
— К сожалению, она не оставила свое чувство юмора в загробной жизни, — игриво вздыхает Сильвия. Я делаю пару глотков воды и истекаю слюной, пялясь на конфеты. — Не-а, никакой твердой пищи.
— Кто-нибудь, позовите охранников, тут у нас шоколадный фашист, — ворчу я.
Джеймс смеется и встает, чтобы потянуться. А я разглядываю прекрасный пресс, когда его рубашка задирается.
— Я собираюсь пойти перекусить. Мама, ты пойдешь со мной? — спрашивает он и целует меня в лоб. Сильвия соглашается. — Я ненадолго, принцесса.
— Я постараюсь не наделать глупостей, пока тебя не будет, — улыбаюсь я. — Обрати внимание на слово «постараюсь». Я ничего не обещаю.
Они вдвоем вздыхают и выходят из комнаты. Они не могут скрыть от меня своих улыбок. Я поворачиваюсь к Мари и Джейкобу.
— Извини, что никто не сказал тебе, Джейкоб. Я проснулась только после обеда. Если бы я смогла отправить тебе смс-ку, я бы так и сделала.
Он отмахивается от меня.
— Ничего страшного, не извиняйся. Я ведь не семья.
— Нет, но если бы такое случилось с тобой, и мне бы никто не позвонил, — я смотрю на Мари. — Я была бы чертовски взбешена.
— Я забыла, ведь была до смерти перепугана. Я позвонила ему, как только ты проснулась, — говорит Мари и делает тише телевизор. — Итак, Джейкоб. Когда ты возвращаешься в Голливуд?
— Не раньше следующей недели. Мы закончили проект, но я должен подождать, пока моя леди-босс посмотрит его и одобрит.
— Мари, — говорю я, и она кивает. Я поворачиваюсь к Джейкобу. — Мари посмотрит, она все равно лучше в этом понимает.
— Тогда… почему ты приехала на фотосессию? — нахмурившись, спрашивает он, а на его губах играет милая улыбочка.
Я широко улыбаюсь.
— Дурачок, чтобы поглазеть на тебя. Разве ты не понял это, когда мой муж внезапно показался и пометил свою территорию вокруг меня.
Он откидывает голову назад и смеется.
— Твой муж, должно быть, очень терпеливый человек.
Я киваю.
— Так и есть. Он знает, что я безобидна и никогда не изменю ему. Ничего страшного, если я просто поглазею.
— Она неисправима, — фыркает Мари.
— Кто бы говорил, — отвечаю я.
— Ага, — соглашается она.
Я закатываю глаза и хлопаю Джейкоба по руке.
— Итак, Лос-Анджелес, да?
— Да, ты должна как-нибудь приехать, мой дом — удивительный. У меня есть свой частный пляж.
— О, ты же не попадешь на мое новоселье. Мы недавно купили пентхаус в здании Престон. Чертовски красивая квартира, — я вздыхаю, думая о новом идеальном доме.
— Так ты все-таки собираешься устроить вечеринку? — взволнованно улыбается Мари.
Я киваю и отвечаю:
— Да, черт возьми. После того, как я пережила смерть, очень хочется потанцевать.
— Ты такая странная, — смеется Джейкоб. — Я очень постараюсь приехать.
Я касаюсь его руки.
— Не переживай, если не сможешь. Мы пришлем тебе фотки.
Он закатывает глаза. Почему все так делают, когда я что-то говорю? Я знаю, что я — нечто, но, правда, я удивлена, что все мои близкие не лишились глаз от постоянного закатывания.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Все хорошо? — спрашивает Джеймс, когда они с Сильвией заходят в палату. Они наблюдают, как мы заканчиваем смеяться над шутками. Мари все-таки рассмешила меня, это, конечно, на данный момент не очень приятно, но я лучше буду смеяться сквозь боль, чем плакать из-за боли. — Ты выглядишь счастливой.
— Да, Мари просто рассказывала нам о своей последней выходке, — говорю я и вытираю глаза. — Ты побрился.
— Я выглядел как дровосек.
— Ты выглядел очень сексуально.
Сильвия машет рукой.
— Мама в комнате. В самом-то деле.
— Итак, ты разузнал у врача, когда нам можно будет трахаться? — добавляю я для дополнительного эффекта грубости.
Сильвия кладет руки на свои уши и напевает:
— Ла-ла-ла-ла-ла-ла.
А Мари хохочет как ведьма.
— Только ты можешь сейчас думать о сексе, — фыркает он и толкает Джейкоба, который так сильно ржет, что не может вымолвить ни слова.
— Теперь я точно не разговариваю с тобой, — ворчит Джеймс и прячет свое лицо в мою шею. — Прости, мам.
— Она закончила? — спрашивает Сильвия и убирает руки от ушей.
— И затем он сказал: четыре пальца? Ты с ума сошла? К тридцати у тебя там будет огромная дыра, — говорю я с притворным ужасом, продолжая несуществующий разговор… — И тогда я сказала...
— Ла-ла-ла-ла-ла-ла, — Сильвия снова закрывает уши руками, а Мари и Джейкоб начинают так сильно смеяться, что Джейкоб даже падает со стула. Тело Джеймса сотрясается в беззвучном смехе, а его теплое дыхание щекочет мою шею.
— Огромная дыра… — глоток воздуха. — К тридцати… — Джейкоб тяжело дышит, садясь обратно на стул. — Господи, Джеймс, как ты справляешься с ней?
Джеймс целует меня в щеку.
— Когда она рядом, мне никогда не бывает скучно.
Я пытаюсь тайно нажать на кнопку с морфием, но они все видят это.
— Извините, просто начинает болеть.
— Я пойду, чтобы ты могла отдохнуть. — Джейкоб улыбается и встает со стула. Он пожимает руку Джеймсу. — Кого-нибудь подвезти?
— Нет, я на машине. По пути подброшу Сильвию домой. — Мари улыбается ему и обнимает.
Он целует мою руку и подмигивает.
— Уверен, ты скоро поправишься.
Я киваю и сжимаю его теплые пальцы.
— Спасибо большое, что пришел, Джейкоб. Скоро увидимся.
Я прощаюсь с ними и поудобнее устраиваюсь на кровати. Джеймс остается, и я замечаю, что в углу стоит кровать, на которой он, вероятно, спал. У меня отлегло от сердца, когда я узнала, что он не спит на том жутком кресле.
— Я отключусь через минуту, малыш, — тихо говорю я, поглаживая его по волосам. — Тебе тоже нужно отдохнуть.
Когда я просыпаюсь, Джеймса нигде нет. Зато есть женщина индийской внешности — мой новый врач, я так полагаю.
— Здравствуйте, миссис Фриман. Как вы себя чувствуете?
Я нажимаю кнопку, чтобы приподнять кровать и сесть.
— Со мной все в порядке. А еще мне нужно кое о чем вас попросить.
Она смотрит на меня поверх своей папки.
— О чем, дорогая?
Я указываю на левую руку и говорю:
— Мой имплантат. Он у меня уже почти три года. И его нужно убрать. Я собиралась на прием на следующей неделе.
Она улыбается и кивает.
— Я попрошу, чтобы врач зашел и вынул имплантат. Вы собираетесь завести ребенка?
Я качаю головой.
— О, нет, определенно, нет. Не в ближайшие десять лет. Я хочу заменить его на что-то другое: таблетки или инъекции. Хотя, если честно, я не уверена, что с моей памятью смогу помнить про таблетки.
— Ох, понятно, — улыбается она. — Приятно видеть, что у молодой девушки есть голова на плечах.
— Так я и говорю, но мой муж хочет ребенка. Такое ощущение, будто он — женщина в отношениях, — хихикаю я, а она смеется со мной. — Спасибо, доктор..? — я жду, когда она назовет свое имя.
— Я прошу прощения, — она шлепает себя по лбу. — Зовите меня Амелия. Если вам что-нибудь будет нужно, то просто нажмите эту кнопку. И я сразу появлюсь.
— Спасибо, — я улыбаюсь, и она машет перед уходом.
Я беру свой телефон, который заряжается на столе возле меня.
Майя: Где ты, сученок? Я голодна, хочу пить, а мой муж-раб куда-то провалился.
Джеймс: Я уже подхожу, принцесса. И кого ты называешь «сученок»? Сучка.
Майя: Прости, что ты там вякнул? Я была слишком занята, думая, какой же ты сученок, что не обратила внимания на остальное сообщение.
Джеймс: Не смешно...
Майя: Боль от смеха в правом боку не согласна.
Дверь открывается и Джеймс, чисто выбритый, одетый в светло-голубые джинсы и белую рубашку, заходит в палату. Его темные волосы зачесаны назад, и он пахнет божественно. Моим любимым лосьоном после бритья.
— О е, как ты можешь приходить в таком виде, когда я так ужасно больна.
Его глаза расширяются, и он осматривает себя.
— Что? Я выгляжу глупо?
Я щурюсь от его идиотизма.
— Дорогой, ты выглядишь чертовски привлекательно. Господи, я бы о ала тебя, даже если бы ты был наряжен в барахло. Ням. Когда нам можно заниматься сексом?
— Когда тебе станет лучше.
— Эй, я думаю, — говорю я, чтобы сменить тему. — Я хочу сделать татуировку на шраме, когда все заживет после операции. Что думаешь?
