– Как я вынесу, если я ничего не вижу?
– Что вы сказали?
– Не вижу я ничего!
– И я ненавижу.
И вот Василий решил сделать доброе дело – починить старушкам крышу.
Когда он вылез из чердачного окна, то обнаружил в железном листе дырку. Ржавчина проела металл, как моль шерстяной свитер.
Василий решил наложить на дырку крышку от консервной банки.
И прибить её крепко-накрепко гвоздями. Чтобы никакой ветер не сдул.
Мышка Машка и её супруг очень не одобрили эту идею.
Иван Терентьевич убеждал, что каждый должен заниматься своим делом. Водопровод должны чинить водопроводчики, полы – плотники, а крышу – кровельщики.
– А деньги кто должен за это платить? – спросил Василий. – Плательщики? У вас есть деньги? Нет.
И у меня нет. Значит, мы плохие плательщики. Скорее мы даже – неплательщики.
Он нашёл на помойке ржавую консервную банку. Оторвал от неё крышку. Взял молоток и полез наверх по чердачной лестнице.
Иван Терентьевич и Мышка Машка очень боялись высоты.
– Если бы у вас водопровод сломался, мы бы помогли. Обязательно помогли. Мы под землёй – как дома. То есть даже лучше, чем дома. То есть, это и есть наш дом.
– Я понимаю, – отвечал Василий. – Только водопровод у нас никогда не сломается. Потому что его у нас нет.
Василий поднимался всё выше и выше по чердачной лестнице.
– Обождите! – вдруг крикнул Иван Терентьевич. – Мы с вами.
– Не надо, – ответил Василий. – Высоты я не боюсь. Когда был маленьким, я лётчиком стать мечтал. Или космонавтом.
– И что?
– Мечты-мечты. Куда мне теперь? С моим весом? А ограничить себя в еде не могу. Зачем тогда жить?
Василий вылез из чердачного окошка на крышу.
Под ним был весь Верхне-Реченск. Крыши домов. Верхушки деревьев. Купола далёкой церквушки.
С высоты особенно хорошо была видна река, пароходик на ней. Пароходик толкал перед собой длинную баржу. Баржа была раз в пять длиннее его. Но пароходик не сдавался, толкал.
И только отплёвывался густым, чёрным дымом.
Железные листы под Василием лязгали. Но он мужественно продвигался вперёд. Согнувшись в три погибели, на всех четырёх конечностях. Так было надёжнее!
Наконец он дополз до дырки, наложил на неё крышку от консервной банки. Достал из-за пояса молоток.
Ба! Он забыл гвозди.
– Деиите, – раздался голос Иван Терентьевича.
Он и его супруга Машка держали в зубах гвозди.
Василий очень обрадовался. Иначе пришлось бы снова спускаться вниз и корячиться по крыше.
Иван Терентьевич отдал свои и Машкины гвозди. Затем строго сказал супруге:
– Вниз не смотри. И не бойся. Бери пример с меня.
– С тебя? А чего ты дрожишь?
– Это не от страха, это от холода.
– Тридцать градусов тепла, а тебе холодно?
Василий слушал их разговоры вполуха. Он прибивал крышку гвоздями.
При каждом ударе ржавчина отскакивала, и скоро Василий был весь в ржавой пыли. Будто он и сам был сделан из железа.
Иван Терентьевич и Машка спрятались за кирпичную трубу. Сидели там обнявшись. Старались вниз не смотреть. Смотрели только друг на друга.
– К-как здорово наверху, – восхищался Иван Терентьевич. – Небо, облака.
– И лампа. Яркая, яркая!
– Какая лампа? Это – солнце.
– Солнце? Такое маленькое?
– Это кажется, что маленькое. Потому что оно далеко-далеко.
– Дальше речки?
– Дальше.
– Дальше леса?
– Намного дальше.
Машка задумалась:
– Дальше леса не бывает. Ты меня обманываешь.
Если бы Василий не боялся упасть, он бы расхохотался: «Это же надо! Дальше леса ничего не бывает. Эх, вы – серость!»
Он продолжал прибивать крышку гвоздями.
– Всё! Кажется, прибил. Теперь надо испытать.
Ждать испытания долго не пришлось. Гроза, которая собиралась весь день, наконец, разразилась.
Сверкнула молния. Прогремел гром.
Дождь застучал по крыше. Но
