Глава 16 Астронавт
Мы встретились в баре неподалеку от моего дома, куда заходили несколько раз,
встречаясь после работы. В бар я вошла совсем неторопливо, потому что там есть одна предательская лестница, и я вынуждена была спускаться по ней, крепко вцепившись в перила. С огромным трудом подняв руку, я поприветствовала официанта, и медленно двинулась вперед. Я едва волочила ноги, стараясь не задеть стулья и столы и совершенно не понимая, какого черта их поставили так близко друг от друга, зная, что между ними почти невозможно пройти. Немного не дойдя до стола, за которым сидел Мауро, я взглянула на сапоги и увидела, что к их подошвам приклеилось множество белых салфеток. Я попыталась избавиться от них, но не смогла, поскольку не могла как следует согнуться. Так что я оставила эту затею. Не все ли равно?
Когда я подошла, Мауро читал газету. Подняв глаза, он вздрогнул, сидя на стуле.
- Господи, Ната! Что ты делаешь в скафандре?
- Ничего.
Сняв шлем скафандра, я положила его на деревянную табуретку, тряхнула волосами и
села.
- Закажи мне, пожалуйста, пиво.
- Ха-ха-ха, могу я узнать, где ты откопала этот костюм?
- Нигде. Он мой.
Официант принес пиво. Я попыталась взять бутылку руками, но оказалось, что это
невозможно.
- Быть может, ты снимешь перчатки, а? Так тебе было бы гораздо удобнее.
- Да, правда. Тяни.
Мауро тянул за кончики пальцев одной из перчаток, пока не снял ее. Также он помог мне
и с другой. Едва успев снять перчатки, я схватила пиво. Я чувствовала себя такой свободной, что выпила почти всю бутылку.
Поначалу мы были немного смущены, но это сразу же прошло. Нам с Мауро было о чем
поговорить, потому что за те почти что четыре недели, что мы не встречались, у нас накопилась масса новостей. Мауро сказал, что на другой день ему позвонил Донато и поинтересовался, может ли он участвовать в их проекте.
- Я заметил, что он очень спокойный, – добавил Мауро.
- Да, я тоже видела его спокойным, – сообщила я. – После той депрессии, в которую он
впал после увольнений и развода, сейчас, похоже, ему стало лучше. Он говорит, что мало-помалу все вернется.
- Поживем – увидим. Дай Бог, чтобы так и было.
- Да…
Мы сменили тему, потому что эта была нам не по душе. Мауро спросил меня о Рите и
Карлоте. Я ответила, что когда рассказала девчонкам о наших с ним отношениях, о том, что уже столько месяцев мы вместе, они не могли поверить, что я держала все в секрете. Они спросили, уж не выдумала ли я все. Они были уверены, что Мауро не существует. Мауро прищурил глаза:
- Ты представляешь, что я не существую?
Мы рассмеялись и продолжали болтать о всяких пустяках. Но вот Мауро пристально
посмотрел мне в глаза и сказал:
- Ната, вчера мне позвонила Елена.
Я знала, что сегодня должна была выйти из дома в огнеупорном костюме. Я это знала. На
случай, если бы судьба взорвала меня на тысячу осколков.
- И что?
- Не знаю, она сказала, что хочет меня видеть. Я ответил ей, что должен подумать.
- А-а-а.
Молчание.
- Делай, что хочешь, Мауро, это твоя жизнь.
- Я люблю только тебя, Фортуната.
Я посмотрела ему в глаза. Такие темные и такие блестящие, что увидела в его зрачках
свое отражение в белом костюме астронавта. Я поцеловала его. Затем встала, снова надела на голову шлем скафандра и пошла с большой осторожностью, чтобы не споткнуться.
Потому что я до сих пор не знаю, чего хочу.
Придя домой, я сняла скафандр и облачилась в пижаму.
Я заглянула на кухню.
Я искала в гостиной.
В ванной.
Я открыла окно и посмотрела на балкон, вдруг ты затаился там.
Я искала под кроватью в спальной. Ничего.
Наконец.
Наконец-то!
Когда я вошла в гостиную и уселась на диван, то услышала, как ты кашлянул в шкафу.
Глава 17 Вернуться
- Как дела, Ната?
- Хорошо, хорошо.
- С тобой все в порядке?
Не понимаю, почему всякий раз, как я вхожу в эту консультацию, я начинаю плакать. Совсем не понимаю, ведь я вхожу туда спокойной, здороваюсь, сажусь. Какое-то время мы молчим. Я тереблю руки и покручиваю на пальце кольцо. Я смотрю на акварельное море на стене и спрашиваю себя, зачем здесь висит эта безобразная картина. Уверена, что ее кто-то подарил. Кто-то, кто, как и я, уселся однажды на это место, разглядывая пустую стену, и сказал самому себе, что на этой стене чего-то не хватает. А на следующей неделе этот человек появился с картиной подмышкой и терапевт повесила ее по обоюдному с ним согласию, подумав при этом, что снимет картину, как только вылечится ее пациент. Но, когда он вылечился, она не решилась снять картину , а вдруг когда-нибудь пациент вернется, как вернулась я.
Я перевожу взгляд с картины на терапевта – вдруг она заведет разговор, но она ничего мне не говорит. Я снова принимаюсь крутить все то же кольцо. Тогда, наконец-то, я слышу ее голос, задающий этот глупый, никому ненужный, риторический вопрос: “С тобой все в порядке?” Ведь всем на свете известно, что когда кто-то приходит в психотерапевтическую консультацию, и особенно, когда кто-то приходит туда снова, то только потому, что у него не все в порядке. И я отвечаю, что у меня все хорошо, хорошо. Я повторяю это два раза, чтобы все стало ясно.
- Хорошо, хорошо.
И в этот самый момент, когда я хочу подняться и уйти, я не поднимаюсь и не ухожу, а начинаю плакать.
- Успокойся, Ната.
Прошу бумажную салфетку. На меня напала икота.
- С чего начнем?
И я отвечаю, что не знаю, с чего начать, поскольку не имеется ни начала, ни конца. Вещи ведь не такие простые, какими кажутся. Да, конечно, в тот раз она оказалась права, сказав мне, что Бето никогда больше не захочет быть со мной, но и ошиблась тоже – у меня не получается вырвать его из своей жизни. Я рассказала ей, что он является мне, разговаривает со мной. Он что-то говорит мне, объясняет, особенно то, что я делаю, или должна сделать. Он заявляется ко мне домой, и ходит за мной по пятам, когда я иду на кухню, или в гостиную. Я хочу, чтобы он ушел, но он не уходит, а я не могу найти способ выгнать его. Я хочу, чтобы он исчез, но он не исчезает. Он вцепился мне в душу и оказывает свое влияние на мою жизнь так, что я по своей вине совершаю глупости. Он наблюдает за каждым моим движением, за каждым шагом. Он следит за мной. Бето за мной следит.
- Ната, успокойся.
Какое , к черту, спокойствие! Единственное, чего я хочу, это, чтобы он оставил меня в покое, меня! Меня, твою мать! Меня! Чтобы он оставил в покое меня! Я больше никогда не звонила ему снова, не писала сообщений, не прогуливалась по его улице, не спрашивала о нем его друзей. Я не посылала ему вновь писем, не читала ни своих, ни его сообщений. Не крутила его песен. Я выполнила все обязательства, привела все в порядок, но он не уходит. Не уходит! А я хочу, чтобы он ушел, чтобы на хрен убрался из моей жизни! Пусть он меня оставит, пусть исчезнет, пусть сгинет навсегда, и никогда, никогда не возвращается! Никогда!
Я плачу. И не могу остановиться.
Психотерапевт говорит мне, что мы попробуем терапию, чтобы вычеркнуть Бето.
- Вычеркнуть его?
- Правильно. Вычеркнуть его.
Она спрашивает, готова ли я к тому, что Бето никогда больше не вернется в мои мысли. Я вытираю слезы руками.
- Вы промоете мне мозги или что?
- Я сотру твои воспоминания о нем, Ната. Если мы этого добьемся, эти воспоминания останутся в прошлом, они перестанут быть частью твоего настоящего. Воспоминания должны находиться где-то там, не здесь. Нужно изгнать их, перенести в другую часть, потому что здесь они ни к чему, они только сводят нас с ума. Эти воспоминания относятся к тем людям, кто был с нами прежде, а не к тем, кто с нами сейчас... Чтобы стереть их, нужно осознать, что они перестанут быть нашими. И мне нужно знать, готова ли ты навсегда отделиться от того, что связывает тебя с Альберто и можешь ли ты распроститься с этим.
- Я хочу только, чтобы он ушел. Чтобы только ушел...
Терапевт достала старые тикающие часы и спросила, хорошо ли я слышу отсчеты. Тик-так. Я утвердительно кивнула и в свою очередь спросила, собирается ли она меня гипнотизировать, и что со мной произойдет, если она меня загипнотизирует. Не получится ли так, что потом мне будет казаться, что все разгуливают по улице голышом, как это произошло с людьми, загипнотизированными тем типом на телепередаче.
- Нет, я не стану тебя гипнотизировать, – смеется терапевт.
Мне тоже чуточку смешно.
- Постарайся приблизить воспоминания, Ната, перенести их из прошлого, чтобы понять, что они уже не составляют часть нас. Постарайся добиться того, чтобы они ушли и больше никогда не возвращались. А, если и возвращались иногда, то, ко крайней мере, не причиняли бы боль.
- Ай... – Я высморкалась.
- Мы должны начать с самого болезненного для тебя воспоминания об отношениях с Бето. Я имею в виду не то, что заставило тебя больше всего страдать, а какую-то фразу, сцену, пейзаж, словом, то, что ты разделила с ним, что больше всего задевает тебя в настоящем. Ты закрываешь глаза и рассказываешь мне об этом, пока слышишь тиканье часов. Это тиканье будет нести тебя от одного воспоминания к другому. Ты не должна будешь выстраивать их в хронологическом порядке. Позволь воспоминаниям течь самим под мерное тиканье. Пусть они выходят, как хотят. Часы по-своему упорядочат твои воспоминания, едва ли понятным тебе образом. Ты будешь перепрыгивать с одного воспоминания на другое до тех пор, пока я не попрошу тебя снова вернуться к самому первому. Чтобы ты мне снова его рассказала. Ты готова?
