— А для тебя, Пьер, это первый раз? — спросила Мари, и голос ее дрогнул.
Смущенный Пьер кашлянул. Как объяснить девушке с такими невинными глазами, что жизнь заставляет солдат искать забытья и удовольствий в объятиях легкодоступных женщин? Он погладил жену по щеке и ответил едва слышно:
— Нет, Мари! Больше года назад, когда я уезжал, я мог бы поклясться, что никогда не целовал ни одной женщины, кроме тебя. Но на фронте, получив увольнительную, я всюду следовал за товарищами. Я спал с женщинами, которым только этого и было надо. В этих связях не было любви, ты должна это понять. У мужчин есть свои потребности, особенно если они знают, что до завтра можно и не дожить. Но тебя, моя Мари, я люблю, сильно-сильно люблю уже много лет…
— Я не сержусь на тебя, мой Пьер! Ты вернулся, и мне не придется всю жизнь тосковать без тебя. Ты жив, и я — твоя супруга перед Богом и людьми!
Пьер не мог больше сдерживать желание, обжигавшее ему чресла. Решив, что пришло время действовать, он снял сорочку. Вот так, с обнаженным торсом, он показался Мари красивым и в то же время внушающим страх. Она сделала над собой усилие, чтобы расслабиться, но тело ее не слушалось.
— Пьер, мне страшно! Будь со мной нежен, прошу тебя! Я люблю тебя, ты знаешь, что люблю, но мне страшно…
Мари спрыгнула с постели. Пьер выругался, когда жена бегом выскочила из комнаты.
— Мари, ты куда? Мари!
Это было настоящее бегство — бессмысленное, безумное. Мари пришла в себя, очутившись в кухне. Здесь она когда-то чувствовала себя такой счастливой… Это было давно, ей тогда было пятнадцать, и Пьер обожал ее, защищал, не требуя большего… В то время она чувствовала, что он ее любит, но теперь он стал для нее чуть ли не врагом. Прижавшись к стене, она зарыдала.
— Я не хочу! Он не имеет права!
Услышав голос Пьера, она вздрогнула. Юноша беззвучно вошел в кухню, с голым торсом, но в штанах.
— Мари! Ты меня не хочешь, в этом все дело?
Она не нашлась, что ответить. Ни слова утешения не сорвалось с ее губ. Увидев выражение его лица, Мари по-настоящему испугалась, но смогла только отрицательно покачать головой. Пьер подошел ближе и замер возле стола.
— Послушай, Мари! Мне хочется верить, что ты плохо себя чувствуешь, а может, просто боишься стать моей женой этой ночью! Мне это неприятно, и… я не могу понять, почему. Но я слишком сильно люблю тебя, Мари, и не стану заставлять. Я слышал из спальни, что ты плачешь…
Девушка выпрямилась, охваченная жалостью.
— Пьер, единственное, чего я прошу, — дай мне немного времени! Я люблю тебя, клянусь тебе в этом перед Господом, но я не готова! Прости меня…
Он повернулся к жене спиной, чтобы не видеть ее — в полупрозрачной ночной сорочке, с распущенными волосами… Она была слишком желанна.
— Я пойду спать в гостевую комнату. В ту, где когда-то жила мадам Кюзенак. Нет, я ошибся, раньше в этой комнате ночевал Макарий, когда приезжал в гости. Шикарный парень, теперь он живет в городе! Наверное, ему бы ты не отказала, как мне, надень он тебе обручальное кольцо на палец!
Не осознавая жестокости своих слов, Пьер вышел из кухни и тяжелым шагом поднялся по лестнице. Мари же словно окаменела. Как он посмел сказать такое! Впервые в жизни девушку захлестнула горячая волна гнева.
* * *
Аромат кофе разбудил Мари и заставил встать с постели. Она плохо спала и теперь боялась встречи с Пьером.
Он завтракал в кухне, одетый для прогулки верхом. На столе стояла тарелка с ломтями хлеба, масленка и горшочек с вареньем.
Гладко выбритый, супруг ел с мрачным видом.
— Доброе утро, Пьер! — дрожащим голоском нарушила молчание Мари.
Он не ответил. Даже не взглянув на жену, Пьер вышел через заднюю дверь, которая вела во двор, к конюшне. Мари такое поведение супруга очень огорчило.
День тянулся невыносимо долго, и Мари сто раз собиралась спуститься на ферму, чтобы спросить у своей милой Нан совета, но… так и не решилась.
Перед ужином она закрылась в своей комнате. Постель она тщательно привела в порядок еще утром. Сколько воспоминаний пронеслось перед ее мысленным взором, пока она перетряхивала простыни и одеяла! Пьер, еще подросток, поднимается на чердак родительского дома, где она стучит зубами от холода… Мари вспомнила, как тогда было темно и как он приказал ей лечь в общей комнате в постель, еще хранившую тепло его тела.
Мари решила искать примирения. Надела синее атласное платье, уложила волосы в красивый узел на затылке, шею украсила подаренной отцом ниткой жемчуга, чудесно оттенявшей ее слегка загоревшую кожу. Отражение в зеркале ей понравилось, но она не знала, что подумает Пьер, увидев ее такой — девушкой из обеспеченной семьи, наделенной, к тому же, естественной грацией и внутренним достоинством.
Они ужинали, сидя друг напротив друга, и молчали. Создавалось впечатление, что тишина Большого дома действует на обоих угнетающе. За десертом Мари наконец сказала негромко:
— Пьер! Мне очень жаль! Я думала, что сегодня мы сможем поговорить, погуляем вместе… Погода такая хорошая! Пьер, ответь ради бога!
Он вздрогнул — столько неприкрытой боли было в голосе Мари.
— Я знаю, что разочаровала тебя, — продолжала Мари. — Но разве это повод, чтобы дуться, как ты сегодня, избегать меня весь день?
Он резко поднял голову. Черные глаза Пьера не отрываясь смотрели на взволнованное лицо девушки. И такое искреннее непонимание, такая печаль отражались на ее лице, что твердыня гордости, в которой он заперся, зашаталась:
— Бедная моя Мари, ведь ты ничегошеньки не знаешь о мужчинах! В этом все и дело. Вчера я почувствовал себя униженным, смешным, обманутым! Я всю ночь мучился от неудовлетворенного желания. А ты еще удивляешься! К чему было жениться, если мы спим в разных комнатах — ты на втором этаже, а я — на третьем?
Мари не ожидала такого откровенного признания, и ее щеки запылали.
— Я не знала, что это так важно… — пробормотала она. — Я думала, что любовь может обойтись без желаний плоти!
Пьер расхохотался.
— Вот странное дело! — сказал он насмешливо. — Две недели назад, когда я тебя целовал, ты не казалась такой недотрогой! Откуда я мог знать, что остального тебе вовсе не хочется?
Мари спросила себя, нарочно ли Пьер выбирает такие грубые, вульгарные слова. Наверное, нарочно. Но разговаривая в таком тоне, они не помирятся. Девушка встала и подошла к мужу.
— Прости меня, Пьер! — сказала она. — Я обидела тебя, но это не повод быть грубым! Или ты думаешь, что меня легче будет соблазнить, если ты станешь вести себя, как эта свинья Макарий или твои приятели по бистро?
Удар пришелся в цель: Пьер, побледнев как полотно, налил себе вина в стакан и выпил залпом. Весь день он укорял себя за то, что обидел Мари, вспомнив о Макарий. Она все еще сердилась на него, это было очевидно. Он украдкой посмотрел на жену и подумал, что она сегодня очень хороша. Даже слишком хороша для крестьянина, которым он был и навсегда останется. Да правда ли вообще, что эта девушка в элегантном платье, с правильной речью, — его жена?
— И ты прости меня! — сконфуженно пробормотал он.
Пьер притянул ее к себе и, чтобы не видеть лица Мари, прижался лицом к ее плиссированной юбке. Мари легонько погладила мужа по волосам. Пьер встал и обнял ее.
— Моя дорогая женушка! Моя милая Мари!
Он старался быть нежным, чтобы не испугать ее снова, но даже поцелуй его выдавал силу мужского желания. Мари закрыла глаза и позволила увлечь себя в спальню…
* * *
Следующие десять минут для стыдливой от природы девушки стали настоящей пыткой. Сжав кулачки, закрыв глаза, она боролась с собой ради того, чтобы удовлетворить желания мужа. Пьер, увидев, что она не сопротивляется, воспользовался моментом. Навалившись на нее сверху, он прошептал:
— Ты такая красивая, вот так, без одежды!
Вскоре Мари пронзительно вскрикнула. Острая боль терзала тело, а Пьер все повторял, забывшись, будто в сладострастном бреду:
— Ты моя! Наконец моя! Моя! Моя…
Через несколько секунд Мари уже рыдала, повернувшись к Пьеру спиной. Тот был искренне огорчен тем, что не смог сдержаться и обошелся с женой грубо. Желая ее успокоить, он провел пальцем по ее спине. Но Мари не испытывала ничего, кроме тоски и отвращения к телесной близости. Раньше их с Пьером поцелуи казались ей восхитительными. Юноша никогда не пытался даже прикоснуться к ее груди или бедру. А теперь, только потому что надел ей на палец кольцо, он повел себя, как Макарий. И даже еще хуже…
Мари пребывала в полной растерянности. Неужели она недостаточно сильно любит Пьера? Нет, это невозможно, она его обожает. От обручения до свадьбы прошло совсем немного времени, и в эти дни они с Пьером не раз оставались наедине друг с другом, и он всегда был с ней нежен и ласков. Рядом с ним она испытала новые ощущения — неясное томление во всем теле, робкое удовольствие… Почему же сейчас все по-другому?
