137
Серёженька, ты говоришь мне о лете,
Которое было, ушло, унеслось.
А что золотыми лучами согрето,
То серебром нынче внезапно взялось.
Но, чу, в глубине отощавшего сердца
Звенит родничок из душевных глубин.
Он бедной Душе помогает согреться,
Роняя свой пыл на макушки рябин.
Я с этим огнём согласую движенье
Не стынущих губ и непознанных рук.
О, славься, великое преображенье
И празднуй пришествие сладостных мук!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я скажу тебе, что так тревожно
Зазвенели бубенцы любви.
Задевай их. Только осторожно.
Ну, а если упадут, лови,
Колокольцы золочёной влаги,
Утренние первенцы любви!
СВИРЕЛЬ:
Как нежно, как бережно сердце несёт
Предвестье каких-то открытий.
Душа твоя – это, считай искромёт.
Она призывает в бездонный полёт.
И трепетность ту не забыть мне!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я скажу тебе, и ты ответь мне,
Что волос твоих бурливых медь
Невозможно нынче не заметить.
Не возможно в песне не воспеть.
И не потому, что так красива,
И не потому, что ты одна,
Но в походке стройно-горделивой
Радостная вотчина видна.
Глаз раскосых сумная година,
Губ не стылых ласковая новь.
Я дождусь, когда родишь мне сына
Ты, моя косматая любовь!
СВИРЕЛЬ:
Не знаю, сын то будет или дочь.
Названий нынче много у поэмы:
«Космический полёт», «Забвенье», «Ночь»,
А, может, – «Колдовство» иль просто – «Юность темы»?
Не всё ль равно, как этот труд назвать:
Девичьим именем иль именем мальчишки?
Но главное, не надо забывать,
Каков порог судьбы у этой книжки:
Промчится ли в космическую высь,
Как эНэЛО, сверкнув над милым краем,
138
Иль упадёт как камень вниз
И, падая, замолкнет, замирая?!
Как думаешь ты, друг, скажи?!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Когда вдвоём из старого колодца
Мы выплеснем серебряную новь,
Уверен, что и молодость проснётся,
И заиграет старческая кровь,
Присев на тёплую завалинку событий.
Не спите, милые, я им скажу, не спите,
Над вами царствует любовь!
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, ты помнишь, я сказала,
Что та страна жива, где жив Поэт?
Но если нет причала иль вокзала,
То вдохновенья тоже нет!
Мы сердце приютим у тихой рани,
Что обещает солнечную высь
И здесь, вдали, в тиши воспоминаний,
Родим стихи, как сами родились
В глубинке ласковой и розовые зори
Впитали в радостную необвислость щёк.
Здесь Пушкина с тобою мы читали.
Он в нас вошёл и нас с тобой сберёг!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
И вечный жар восторженной Души,
Неуспокоенной Души Поэта
Живёт во мне, в тебе, мой друг, пиши,
Твори, лети и празднуй лето,
Где все поляны хороши!
22 августа 1989 года.
ВОСХОЖДЕНИЕ
поэма 24 августа 1989 года
СВИРЕЛЬ:
Всё смешалось – быль и сказка: На простор житья
Мчится с утренней коляской светлая, своя
Тройка. Мчится с бубенцами на простор Души,
С пристяжными жеребцами. Встань и не дыши.
Чей же зов в глуши осенней вызволил тот бег?
Это ты, Сергей Есенин, милый Человек!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Не скажу – уйди, на моём пути отдохни.
Но скажу – взойди, на моей груди ты усни.
Свет мой ласковый, нерастасканный, мне в окно
Брось сирень. Новый день взошёл,
Новый век пришёл. Хорошо!
СВИРЕЛЬ:
Рада бы коснуться я груди
В голубой, такой родной рубашке.
Ты сегодня снишься мне вчерашним,
Но кому теперь принадлежишь?
Мне о том не пишет Айседора.
139
Или только ласковая тишь
Твоего вселенского простора
Соблазняет страсть осенних губ,
Упиваясь розовою ранью,
И поёт: Ты мне, Есенин, люб!? –
Потому что ты вселенский странник,
Или мне теперь принадлежишь?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Проходим разминку стихом с тобой.
Моей половинкой – с тобою любовь.
Прости, если что-то не так я сказал,
Мужицкая прёт из меня Рязань.
Скажи мне «Не тронь»!» – Я не трону тебя,
Лишь в мыслях сомну, как платок теребя.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, ты мне так нужен, как друг,
Как вешнее Солнце, как ветер, как луг.
Грустим и смеёмся сегодня с тобой
И песней взовьёмся. И нашу любовь
Боимся покинуть, обидеть, забыть.
Как сердце отринуть? Ведь мы – не рабы!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Боимся, милый друг, боимся,
Себя боимся превозмочь.
И лучше снова озаримся
И загоримся в эту ночь
Скажи мне, друг, какого мненья
Об этом ты? А что по мне
Давно такого откровенья
Мы не видали при Луне.
СВИРЕЛЬ:
Я таинство твоей в простор ушедшей ночи
Ловлю дыханьем, сердце затаив.
И что та ночь ещё двоим пророчит,
И что она разделит на двоих?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Она разделит кров и нежность губ.
Она прорвёт молчание Вселенной.
Скажи, родная: «Как ты люб!»
И сердце будет откровенным.
СВИРЕЛЬ:
Ты люб, Серёженька, нет ныне в поднебесье
Другого сердца, что зовёт меня
К высотам радости и песни
и к восхожденью бытия,
Что означает труд совместный
и плод раденья и любви!
И жить легко и интересно.
Меня любимой назови…
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я назову стократ. Ты не успеешь даже
сказать в ответ обугленное «нет».
Мне тот ответ как камень ляжет
на сердце и на мой портрет.
СВИРЕЛЬ:
Ты мой ребёнок, светлый и игривый,
140
Простой и нежный, милый и живой.
Прости, хочу назвать я львиной гривой,
что золотою называли головой!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Не львиная давно. В ней нет уж злата.
На смену злата серебро пришло.
Так я тебе заместо брата,
или как сын, а чувство отошло?
СВИРЕЛЬ:
Нет, мой родной. Я просто лишь не смею
тебе об этом нынче говорить.
Ведь если вместе быть, то я напомнить смею –
Поэму нужно нам друг другу подарить!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Скажу опять тебе о том, что я Поэт, но и мужчина.
Поэтому великая кручина
меня ведёт в твой отдалённый дом.
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, но расскажи о том,
что значит для тебя возможное сближенье.
Оно как на Земле даёт преображенье
и телу и Душе? Иль это лишь одно воображенье?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Да, я хочу тебе сказать,
что всё свершается по воле Провиденья.
И нам от этого, родная, не уйти.
Бессчётность встреч – на нашенском пути.
СВИРЕЛЬ:
Ты радуешь меня, источник чуда,
Которого не видел белый Свет.
Скажи, мой милый друг, ну, кто ты и откуда?
Ты для меня – любимый и Поэт!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я льщусь быть полностью твоим отныне
И принимать дары космических высот.
Но ты, подобно Пушкинской Наине,
Прошу, не старься! Этих чувств водоворот
Тебя омоет девственной росой
И молодость с пшеничною косой
Взойдёт ко мне на лоно светлых дел.
И я, глядишь, с тобой помолодел!
СВИРЕЛЬ:
Ты мой. Я это чувствую, я знаю,
не будет нам помехи
ни в любви, ни в деле.
Ты знаешь, мой родной,
как все самцы земные надоели,
что не могу смотреть!
СЕРЁЖА:
Ну, просто умереть
над этаким сравненьем.
Иди, мой друг, ко мне без сожаленья.
Сумею им я сопли утереть!
СВИРЕЛЬ:
Не сомневаюсь. И люблю, и маюсь,
И чувствую и верю и горю.
141
Но холоден, подобно январю,
Тот луч, что я поймать стараюсь.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты что, любимая, я здесь. Я весь горю.
Себя ругаю и за всё корю,
что я о прежние привычки спотыкаюсь.
А тех привычек тьма.
Боюсь, они сведут меня с ума.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой друг, так что так тебя тревожит?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Терзает всё: привычка к лёгкой страсти –
упасть и рвать любимую на части.
Привычка быть в одной постели
лишь час, – все бабы надоели.
Привычка приходить тайком
к её постели босиком,
Привычка – лечь к родному изголовью
и петь ей песенку соловью.
Да вдруг вспорхнуть и улететь,
чтоб не попасть в златую сеть.
СВИРЕЛЬ:
Смеёшься ты – тебе не страшно
потерять огонь любви?
Ты охлаждаешь пыл надежды, веры
Такою откровенностью без меры.
Уж я была готова уронить
свою печаль и радость пред тобою,
А ты вздохнул: Не падай, подожди,
я убегу тотчас, когда увижу,
что придвигаешься поближе!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я сделал глупый шаг и в том себя виню.
Ты видишь, просто враг попутал.
Поверь, храню в Душе запас нетронутых святынь.
Они – для нас, поверь! Родная, не остынь.
Не надо стынь-беды на голову мою.
Грядущие труды в слезу солью!
СВИРЕЛЬ:
Нет, не виню тебя я, мой родной,
Ни за разгул, ни за былые пьянки.
Я тоже, наподобие цыганки,
Ныряла вдруг в чужой шатёр,
А свой, сумной, на время забывала.
Вини меня, коль можешь. Я тебе
Такой же откровенностью отвечу.
Но я надеялась, что ты, родной,
меня единственной, одной
сегодня назовёшь,
