ситуацию, способную еще раз поставить Россию перед решающим выбором.
Но даже если она повторит петровский выбор, проблема европейской - и её собственной - безопасности и судьбы не будет решена окончательно. Конечно, предложи в 1997 году Россия не совместную декларацию о восстановлении международной анархии Китаю, а демократическую реформу ОБСЕ (как образец будущего мироустройства), вполне возможно, что Европе удалось бы избежать трагедии Косово.
Но большего ожидать от неё было бы наивно. Большего - поистине революционного - результата ожидать можно лишь от Европейского союза, который за вторую половину XX века сумел создать принципиально новую, альтернативную Вестфальской (1648 года!), модель устройства политической вселенной. И тем самым вырваться далеко за пределы не только средневекового протопарла- мента, взятого за образец Священным Союзом, но и самой Вестфальской системы с её «королями», «баронами» - и с международной анархией.
Ничто, кроме выпадения памяти, не мешает превратить панев- ропейский гражданский форум в нормальную демократическую организацию, способную не хуже Хартии Вольностей исполнять свою естественную коллегиальную функцию. И тем не менее никто такую реформу не предлагает.
А ведь всё, что для этого требуется - капелька политического воображения и хотя бы школьное знание истории...
л w I Глава третья
UTKpblTbl И I Упущенная Европа
мир Европы
Я знаю, по крайней мере, одного блестящего европейского интеллектуала, англичанина Роберта Купера, который согласен, что даже самый термин «Запад», так отчаянно будоражащий московских национал-либералов еще со времен
Уварова и Погодина, канул в Лету вместе с холодной войной13. И - что даже более важно - вместе с порожденным этой войной привычным для нашего уха делением геополитической вселенной на Первый (Евро-Атлантический), Второй (Советский) и Третий миры. В действительности скрываются теперь за термином «Запад» два совсем непохожих друг на друга мира, живущих, по сути, в разных исторических измерениях.
Сегодняшний Второй мир - я предпочел бы именовать его Вестфальским - по-прежнему живет в эпоху международной анархии. «Национальные интересы» по-прежнему представляют в нем верховную ценность и главной гарантией этих интересов по-прежнему остается, как с начала времен, военная сила. А где решает сила, там, говоря словами туземцев племени Нуэр, правда на кончике копья. Там - анархия.
Это тот самый, хорошо нам знакомый мир Realpolitik, мир Киссинджера и Громыко, другими словами, та самая «первобытная политическая система», которая дважды в прошлом столетии едва не погубила Европу в братоубийственных гражданских войнах и в которую московские национал-патриоты во главе с Дугиным (он уже и не говорит о себе иначе, как «я возглавляю геополитическую школу в России»14) желают непременно втянуть и свою страну. Принадлежат к этому Второму миру одинаково и «восточный» Китай, и «западная» Америка.
Проблема лишь в том, что как раз старушка Европа, которую пращуры Дугина еще полтора столетия назад объявили «пахнущей трупом», а сегодняшние национал-либералы «социалистической», она- то к этому Вестфальскому миру больше не принадлежит. Она уже шагнула в будущее, открыв в мировой политике принципиально новую эру и оказавшись поэтому сегодняшним Первым миром.
Все три главные подпорки, на которых столетиями держалась международная анархия, неожиданно утратили свое традиционное господство в этом новом, нетрадиционном, открытом мире. Взглянем на то, от чего отказалась Европа.
»
Cooper Robert. The Post-Modern State and the World Order. London, 1996. P. 39.
Московские новости. 2001. № 41.
Первой из этих подпорок всегда считалось абсолютное верховенство национальных интересов. Со времен Вестфальского мира поколения политиков и дипломатов повторяли - и повторяют - это выражение, как молитву. И так уже въелось оно в наше сознание, что мало кому приходит в голову увидеть в нем нечто в общем-то не очень и приличное. А именно то, что Владимир Сергеевич Соловьев звал, как мы помним, «обыкновенным национальным эгоизмом».
Ну как в самом деле отнеслись бы вы, читатель, к человеку, провозглашающему на каждом шагу, что его личные своекорыстные интересы превыше всего? Не разглядели бы вы за этим опасную двусмысленность и готовность пренебречь интересами всех, кроме собственных? Не случайно ведь никому в здравом уме, не считая разве что Жириновского, и в голову не приходит так говорить (в приличном по крайней мере обществе). А вот в отношениях между государствами произносят это с гордостью даже в самых респектабельных кругах, хотя и не совсем понятно, чем, собственно, отличается национальный эгоизм от личного.
Та же ведь в нем опасная двусмысленность. И та же готовность пренебречь интересами других. А порою, как мы знаем, и сверхдержавный соблазн. Короче говоря, не отказавшись от господства этой вездесущей формулы, нечего и думать о преодолении международной анархии. Так вот: ЕС от неё отказался, подчинив национальные интересы интересам Сообщества.
С этим, естественно, связано и понятие национального суверенитета, который Вестфальская система предписывает охранять как зеницу о^. Разумеется, для стран Второго мира, включая США и Китай (не говоря уже о России), понятие это и сегодня столь же сакрально, как и в XVII веке. Но вот ЕС нашел, что интересы безопасности Сообщества выше национального суверенитета отдельных стран.
Вторая подпорка, на которой всегда держалась анархия, - Realpolitik. Смысл её, как слышали мы от Ганса Моргентау, в том, что гарантией национальной безопасности является единственно и исключительно военная сила. От этой подпорки анархии ЕС избавился, объявив гарантией безопасности не силу, а взаимное доверие
между членами Сообщества, доверие, основанное на общих моральных и политических ценностях.
В самом деле мыслимо ли представить себе, чтобы Германия, скажем, угрожала Люксембургу, Англия Ирландии или Греция обещала перенацелить ракеты на Кипр? В поствестфальском мире взаимные угрозы за пределами воображения.
Третья подпорка Вестфальского мира - национальные границы, закрытые «на замок». Её ЕС попросту отменил, сделав границы между членами Сообщества прозрачными.
Так, выбив все подпорки из-под международной анархии, ЕС впервые в истории её, по сути, упразднил. Для мировой политики это, если хотите, революция, равнозначная той, которую в 1215 году, сами того не подозревая, совершили английские бароны в политике внутригосударственной. Конечно, этот новый, на наших глазах рождающийся мир, совершенно еще нам непривычен. Даже те в России, кто заметил его рождение, не восприняли его как революцию.
Напротив, начиная с николаевских времен, отчаянно, как мы видели, пытаются русские националисты похоронить Европу. И трупом уже от неё пахло (по Шевыреву); и буржуазное декадентство обрекало её на гибель, (по Суслову); и нету неё будущего из-за декадентства «социалистического» (по Колерову); и снова и снова приговаривает её к смерти на всех телевизионных экранах Михаил Леонтьев. Короче, больше полутора столетий поют русские националисты отходную Европе. А она все живет. И живет притом, далеко опередив Россию не только в материальном благосостоянии, но и в политической модернизации. Живет без взаимных угроз - и без произвола власти.
гъ w тиьи третья
ЬТО рая Ла РТИ Я | Упущенная Европа
Вольностей
Любопытнее всего, однако, что и сама Европа долгое время толком себя сегодняшнюю не понимала, лепеча что-то на привычном экономическом языке о евровалюте и евробанке, не сознавая, что на самом деле впервые в истории преодолела звуковой барьер средневековья, если можно так выразиться, прорвалась в принципиально новое измерение мировой политики. Только в марте 2002 года европейский Конвент, собравшийся для выработки Конституции ЕС, шагнул, похоже, к осознанию этой революции.
Это правда, что первый блин оказался, как всегда, комом. На референдумах в июне 2005 года граждане Франции и Нидерландов провалили первоначальный проект Конституции Европы (а в июле 2008-Г0 крохотная Ирладия провалила и вторую попытку). И политики Вестфальского мира, воспитанные на вековых правилах Realpolitik, естественно, возликовали. Особенно в России, где любой сколько-нибудь компетентный политтехнолог убедительно разъяснит вам, какие ужасные неприятности переживает сейчас Европейский союз. И всё оттого, добавит он, что, словно бы позаимствовав у бывшей советской империи экспансионистские вожделения, «подавился» Восточной Европой.
Да, десятка новых восточно-европейских членов ЕС экономически расцвела. По темпам развития она превзошла Запад. Однако политическая ситуация в упомянутой десятке и впрямь порою скандальна. В Литве и в Чехии бывали у власти правительства парламентского меньшинства. Венгерское правительство держалось на ниточке, а словацкое, по выражению британского журнала Экономист, и вовсе бывало «составлено из представителей самых отталкивающих и мерзких партий в стране»15.
