Ты меня что ли вообще не слушаешь? Ты правильно сделал, что спас Малого. Ибо убить ублюдка должна была не эта сука, любящая втыкать мужикам ножи в яйца, а я! Я же говорю — я Крокодил. Я убиваю царей и ПОЖИРАЮ их МОЩЬ! Но для того, чтобы все сработало, как надо, я должен ЛИЧНО лишить лицо царской крови жизни. Лишь тогда царская МОЩЬ впитается в меня!
— И она впиталась?
— А сам как думаешь? Ты своими глазами видел, Пушкин! Булановское золото втекло в мой Древосток. Так что не задавай глупых вопросов.
— Мда, просто я думал, что Нагибин — Крокодил...
— Чепуха! — Царь махнул рукой, — Бред собачий! Нагибин может считать себя Крокодилом сколько угодно, но на деле он такой же самозванец, как Павел Стальной. Только Стальной возомнил себя Императором Всероссийским, а Нагибин — Крокодилом. Но Нагибин — лжекрокодил. А истинный предсказанный Крокодил перед тобой, Пушкин!
— Эм... Ну ладно, — согласился на всякий случай Пушкин.
Но Царь надулся и вперил в Пушкина свой пронзительный взгляд:
— Не веришь?
— Да мне честно все равно... Хочешь считать себя Крокодилом — пожалуйста. Я ничего против не имею...
В помещении тем временем все больше воняло гарью, под потолком уже клубился легкий дымок, явно протекший сюда со второго этажа, где бушевал пожар.
Снаружи гремела стрельба, в крышу дворца ударила очередная ракета, боец-пулеметчик, которому оторвало руки, внезапно оказался еще живым и теперь полз по полу, оставляя за собой кровавый след...
Царь решительно подошёл к бойцу и одним ударом сапога пробил ему голову насквозь, вместе с титановым шлемом.
Боец теперь был однозначно мертв, Царь помахал в воздухе своей смертоносной ногой, очищая сапог, во все стороны полетели ошмтеки мозга и черепа убитого наёмника...
— Я не понимаю, Пушкин, какие-то проблемы? — поинтересовался Царь, — Значит, не веришь, что я Крокодил...
— Да никаких проблем, — заверил Царя Пушкин, — Слушай, мне правда все равно. Серьезно. Давай лучше убираться отсюда.
— Ну уж нет! — вспылил Царь, — Хрен мы уберемся отсюда, пока не признаешь, что я Крокодил!
— Господи, но я же уже согласился! — Пушкин примирительно вскинул вверх руки, делая вид, что сдается, — Ты — Крокодил. Верю на сто процентов. Никаких проблем!
Вообще, потомку поэта стало на самом деле не по себе.
Царь явно был из тех сумасшедших, кто если вбил себе что-то в голову — то способен мусолить это часами.
И сейчас Царь вбил себе в голову, что Пушкин ему не верит, хотя Пушкин ему честно верил...
— Нет, — жестко произнес Царь, — Нет, Пушкин, так дело не пойдет. Вот не надо мне врать, чтобы успокоить меня. Если имеешь что-то против — озвучь. А если будешь просто соглашаться и уходить от дискуссии, как баба — тогда познаешь мой ГНЕВ.
Боже мой!
— Слушай, тут вокруг идет война, если ты не заметил, — с мольбой напомнил Пушкин, — Так что прошу, давай потом. Я ничего не имею против...
— Имеешь! — перебил Царь, — По глазами вижу, что имеешь! Так что не парь мне мозги, подонок! Говори честно, как положено АРИСТО, а не вихляй задом, как продажная девка в Немецком квартале!
Вот теперь диалог стал окончательно тарантиновским...
Пушкин понял, что ему придется сыграть в эту игру, либо Царь его на самом деле завалит, как только что завалил Малого.
— Ну хорошо, — вздохнул Пушкин, напрягая мозги, — Ну... Крокодил же должен съесть Солнце, насколько я понимаю...
— А это что? — свирепо заорал Царь, тыкая пальцем в труп Малого на полу, — Вот это что такое по-твоему, Пушкин?
— Эм... Труп Малого?
— Именно, — согласился Царь, — Вот только ты явно прогуливал теорию магию в Лицее. Ибо если бы ты её не прогуливал — то знал бы, что лица царской крови — и есть Солнце! Что там писал ваш Владимир Соловьев, местный авторитет? Не помнишь? Так я тебе напомню. Процитирую прямо по памяти. Моя жена показывала мне пописульки вашего Соловьева, я читал их, а память у меня абсолютная.
Слушай! «...Магия есть на глубинном уровне ничто иное, как метафора. Проекция законов высшего мира на мир тварный. Поэтому мы и можем обретать мощь, используя метафоры. И наш Император перестаёт быть человеком в момент коронации и становится Солнцем, источником магии...»
Солнцем, Пушкин! Понимаешь теперь? Русский Царь — и есть Солнце. А Крокодил жрет Солнца, то есть Царей. Что я только что и проделал, впитав ауру Малого. Я использовал для этого специальное заклятие из моего родного мира. Вот скажи, было бы мне доступно это заклятие, не будь я Крокодилом? То-то же. Парируй, ублюдок!
Пушкину особо не хотелось парировать, но деваться ему было некуда.
Царь явно вошел в состояние азарта и теперь хотел победить в этом споре, хоть самому Пушкину спор и нахрен не сдался.
— Ладно, — вздохнул Пушкин, — Хорошо. Ты пожрал ауру Малого, я это правда видел. Вот только Малой — не Царь. И плюс, ты пожрал его ауру, а не его самого...
— Ха-ха! — вот теперь Царь развеселился, — А ты думал, я физически буду откусывать от трупа Малого куски? Ну и придурок ты в таком случае, Пушкин. Ты рассуждаешь, как радикальные масоны, рассуждаешь, как Людоедов. Помнишь заговор против Павла Вечного много лет назад? Радикальные масоны тогда попытались убить царскую семью, а один из Людоедовых буквально должен был съесть наследника Павла Павловича...
О, да, они рассуждали, как ты сейчас. Они не понимали, что речь идет не о буквальном пожирании плоти, а лишь о поглощении ауры! Они были тупы. Прям, как твой дружок Нагибин. Я уверен, что этот дебил тоже пытается буквально пожирать АРИСТО, не понимая, что Крокодил питается лишь аурой! Ибо Крокодил — тонкое и духовное существо. А что касается того, что Малой — не царь...
Так тут ты прав, Пушкин. Но видишь ли... На Малом я лишь размялся. Он для меня — лишь закуска перед плотным обедом. А обедать я буду через несколько минут. Когда мы доберемся до Павла Стального, который был коронован Императором по всем правилам. Как там писал ваш Соловьев? «...И наш Император перестаёт быть человеком в момент коронации и становится Солнцем, источником магии...» Именно так, Пушкин! Именно так! Павел Стальной — вот истинное Солнце. И
