127
Боцман повернулся и подошёл к дрезине.В открытом кузове,
казалось вначале пустом, из под скомканного пласта серой
парусины выглядывал эбонитовый угол недавней знакомицы -
химической чудо-грелки. Устиныч с моей помощью закрыл борта
кузова и мы влезли в него. После чего мой одарённый приятель
непринуждённо продемонстрировал техническую сторону своих
талантов, заведя эту немецкую бандуру без малейших запинок.
Уже через пять минут от неё повеяло всё усиливающимся теплом,
словно от разгорающегося невидимого костра и в дощатом,
грузовом кузове времён второй мировой войны стало уютно,
словно у старинного камина.
Мы снова устроились рядом, блаженно вытянув две пары ног в
сторону работающей химической батареи. Устиныч с несколько
запоздалой любезностью протянул мне флягу с коньяком : "
Хлебни для профилактики ОРЗ "- с заботой в голосе сказал он. Для
тех кто не в курсе ОРЗ - острое респираторное заболевание, в те
годы врачи-терапевты так именовали банальную простуду. " Вот
так и начинается алкоголизм" - подумалось мне. Однако
профилактика - святое дело и я таки изрядно хлебнул. Вскоре я
почувствовал, что счастлив, а мой спутник в эти чудные мгновенья
дороже мне отца родного. Боцман тоже порядком расслабился и
чтобы не уснуть к приходу сменщиков Бори и Ромы решил
продолжить изрядно растянувшуюся по времени, но от того не
менее захватывающую Гренландскую эпопею
- " Знаешь ли ты, Паганюха, что езда на собачьих упряжках столь
радостная в начале, в течении нескольких часов непривычного
седока утомляет куда более, чем скажем дневной переход по
жаркой Сахаре между трясущихся горбов, какого-нибудь,
понимаешь, верблюда-бактриана. Когда мы наконец спустились в
небольшую светлую от плотного льдистого наста долину сплошь
усеянную несколькими десятками полушарий, белоснежных
домиков-иглу, я скажу тебе почти обрадовался. Это ведь всё дело
привычки и когда пришлось ехать на собачках во второй раз, то
было уже полегче.
Иглу эти при ближайшем рассмотрении оказались построенными
из блоков-плит плотного снега. Позже мне повезло наблюдать, как
гренландские эскимосы-инуки распилив на плиты длинными
128
ножами для разделки тюленьих и китовых туш такой вот твёрдый,
слежавшийся сугроб, за какой-то час с небольшим соорудили
классический иглу. Плиты разных размеров располагались по
спирали, словно в раковине улитки, сужающуюся к своду. Все
снежные блоки они с врождённой сноровкой укладывали с опорой
на предыдущие в трёх точках. В довершении готовый снежный
домик для крепости конструкции полили с внешней стороны
водой,, растопив снег на огне в чане .
Когда мы спешились , Нанок пошёл распрягать и кормить собак, а
мы с Миником направились к ближайшему иглу.Вход в этот
ледяной домик меня, скажу я тебе, порядком озадачил, потому как
более напоминал большую нору или в лучшем случае лаз, но
никак не вход в нормальное жилище. Особенно он был неудобен
для людей не эскимосской комплекции, типа меня. Однако, чего я
хотел ? Экзотика и комфорт понятия мало совместимые.
Вообщем лезу я следом за Миником по снежному проходу на
самых, извиняюсь карачках,а самого смех разбирает. Подумалось,
что так мог начинаться свежий анекдот из цикла "про боцманов": "
Ползёт, мол,по снежному ходу боцман в иглу, к эскимосам в гости,
но что-то долго ползёт и никак не может определить в каком он
собственно проходе, заднем или переднем ?"
Я конечно, шутки ради, преувеличиваю,поскольку вход в иглу из
наружного лаза короткий, так-что не заблудишься. Вообщем
вынырнул я следом за Миником прямо внутри ледяной
избушки.Признаться ожидал я, что воздух внутри будет мягко
говоря тяжеловат,с учётом местных гастрономических
особенностей, тем более.Однако ничего страшного, воздух был
вполне в норме, поскольку пол в иглу, между прочим
,располагается выше уровня входа, чтобы углекислота, которая
тяжелее кислорода легко сменялась свежим более лёгким
воздухом.
Вообщем внутри было светло, поскольку снежные блоки хорошо
пропускают наружный свет, а так же и тепло - посреди жилища
устланного в три слоя толстыми шкурами, слегка коптя, горел
ровным пламенем небольшой костерок - тюлений жир в плоском
корытце. Но самое главное и меня это приятно удивило в хижине-
129
иглу было сухо, хотя я, признаюсь ,опасался сырости от тающего
снега. Самое приятное, Вальдамир, это было то, что в этом
экзотическом помещении стоял чарующий запах варящейся ухи - в
большом казане на треноге над костерком из тюленьего жира
булькало и парилось аппетитное варево. В животе у меня заурчал
небольшой , но весьма прожорливый зверь, давая почувствовать
насколько он проголодался.
Тут я обратил внимание, что в домике похоже никого нет и уха,
как в сказке, варится по собственному хотению.Мое
фантастическое предположение опровергли совсем не сказочные
звуки - из под шкур донеслось старческое кряхтенье,
покашливание и как бы тебе сказать, не в обиду старичкам -
попукивание. На свет божий, откинув в сторону не совсем чистое
одеяло из песцовых шкур вылез дедушка с лицом сморщенным,
как завяленная на северном солнце и ветру рыба. Личность
гренландского ветерана украшала седая реденькая бородка, за
которую я тут же окрестил старичка - дедушка Хо, в честь
вьетнамского Ленина - Хо Ше Мина, портреты которого в те годы
часто мелькали в советской прессе и в телевизоре.
Не обращая на нас ни малейшего внимания, он посапывая и
бормоча, ловко сдвинул треногу с рыбным варевом в сторону от
огня. - " Это Большой Джуулут - ангакок(шаман) нашего рода -
Калаалит Анори, людей ветра, почтительно косясь глазами в
сторону старика, прошептал мне на ухо Миник. Я про себя
отметил, что живого веса в большом Джулуте, дай бог килограмм
тридцать пять. Миник между тем продолжал нашёптывать: " Это
он много месяцев назад сказал, что весной в Нуук на ледяной горе
занесёт посланного нашему роду сильного человека. Ростом и
удачей, как у двух охотников-инуков, с усами, как чёрные стрелы и
руками сильными,как лапы нанока."
Признаюсь, очень меня озадачили эти новые миниковы
подробности, да и вопросов к нему возникло достаточно, но тут
дедушка Хо (Большой Джуулут) выудил откуда то из под шкур три
больших оловянных ложки и жестом пригласил нас к
остывающему казану с ухой. Сижу я, хлебаю ароматное рыбное
варево, заправленное неизвестными кореньями и думаю про себя: "
Вот сижу я простой русский моряк, в иглу снежном между двумя
130
эскимосами-инуками старым и молодым, сижу я здесь и местную
уху дегустирую. А почему я здесь и зачем это одному Богу
известно, да ещё может подчинённым ему местным гренландским
духам, собеседникам худенького ангакока Большого Джуулута.
Вот такие неисповедимые пути нас по жизни водят, Паганюха" -
вздохнул с какой то затаённой грустью Бронислав Устиныч.
П. м. П." Тайна полярного острова." гл.22 "Боцман и духи
инуитов"
Устиныч замолчал, задумавшись о чём то своём на несколько
невесёлых минут, в течении которых я, надо отдать мне должное,
деликатно помалкивал. Наконец боцман вновь продолжил своё
повествование, на этот раз(видимо для разнообразия) его речь
строилась в несколько книжном, литературном стиле.Он и внешне
как-то слегка изменился,видимо примерив образ интеллектуала-
профессора и оттого начал выражаться в литературно-
интеллигентной манере :"Как ни странно, но старик на
протяжении всей нашей совместной трапезы, когда мы втроем
сидели вокруг аппетитно парящего казанка с ухой не только не
проронил ни слова, но даже не покосился в мою сторону, лишь
шумно втягивал с ложки горячее варево.
И то сказать уха удалась на славу - кому как не обитателям
богатого рыбой гренландского побережья не знать толк в её, милой
,разнообразном приготовлении. Правда, как поведал мне Миник,
его соплеменники-инуиты будучи на протяжении многих сотен лет
заядлыми сыроядцами, твёрдо убеждены, что только через сырое
