направиться по следам угонщиков (или угонщика) в глубь тоннеля.
Заодно имелась перспектива набрести на что-то не менее, а может
быть более интересное чем то, что было уже
найдено,запротоколировано и приобщено к "Cледствию по делу
"грот Медвежий и партнёры" ".
Покидая электроподстанцию мы по запарке и второпях забыли,
что называется: "Уходя погасить свет" Наша забывчивость
обернулась приятным сюрпризом. Выйдя в большой тоннель мы с
радостью обнаружили, что он неплохо освещен такими же
грушевидными лампами накаливания под алюминиевыми
конусами, что и в покинутой подстанции. Хватало и перегоревших
ламп, однако и оставшихся было достаточно для нормальной
ориентации.
Вскоре мы вышли на то место где Владлен несколько часов назад
нашёл мотодрезину. Здесь же валялись обрывки англоязычной
ленты, которые прежде, по словам капитана, огораживали подход к
дрезине и дальнейший проход по туннелю. Наша четвёрка во главе
с капитаном двинулась вперёд по рельсам узкоколейки.
Этот чёртов туннель всё никак не хотел заканчиваться. Скажу
больше - он над нами издевался.Чем дальше мы продвигались тем
всё круче и заметнее дорога в туннеле поднималась вверх. В
конце-концов мы уже с трудом плелись в гору и наш
неспортивный кэп тяжело отдуваясь, заявил: " Хорош парни!
Умный в гору не пойдёт, а поскольку самый умный здесь я, то я
возвращаюсь на судно. Семён со мной, он мне там нужен. А вы,
двое кадров, Владлен кивнул в нашу с Устинычем сторону, пара
гнедых, по чьей милости мы здесь пешком стоим, останетесь здесь
ждать сменщиков . Мы километра три прошли от входа, значит по
120
любому до выхода на поверхность еще столько же, может чуть
больше."
Последняя фраза капитана меня в очередной раз озадачила. Я
видимо плохо скрываю эмоции и он это заметил. " Раз говорю,
значит знаю." - резюмировал командир. - "Есть вопросы? " Мне
вдруг вспомнился недавний наш визит в каюту майора Бьернсона
и как Владлен почти полчаса колдовал с ним над картами и
схемами. Вопросов у меня пока больше не было.
Освещение туннеля в этом месте оставляло желать лучшего. В
отрезке метров на пятьдесят горела всего одна лампа, да и то с
каким то старческим близоруким прищуром, в полсилы. Когда
капитан с Семёном скрылись за дальним поворотом мы с
боцманом присели у стены, не стоять же столбами. Устиныч
приятно удивил меня, достав из противогазной сумки на поясе, где
обычно держал мелкий такелажный инструмент, большую
консервную банку со скумбрией в собственном соку, а так же
завернутую в газету гарбуху посоленного серого хлеба.
Скумбрия была родная, из нашего судового автоклава - агрегата
для варки свежезакатаных рыбных консервов, а так же
дефицитной,а потому часто неучтённой тресковой печени.По
этому случаю в каптёрке у боцмана хранились так же нелегальные
соль,специи и десяток другой ящиков с пустыми консервными
банками и крышками для них. Это был не совсем, а точнее совсем
незаконный маленький бизнес экипажа. Чаще всего произведенная
таким образом неучтенная продукция просто съедалась самими
производителями или членами их семей с друзьями. Однако, скажу
я вам, рыбные консервы купленные в магазине и рыбные консервы
сваренные для себя это две большие разницы. Первое -
вкуснейший деликатес( фактор первой и последней свежести)
Второе - ( свежесть, увы,тоже вторая) просто еда бедняков.
Позже ни в каких изысканных рыбных ресторанах не пробовал я
ничего вкуснее той консервированной скумбрии. Я со слезой в
голосе признаюсь, что даже видел эту красавицу живой.Её двух
килограммовую полосатую и трепыхающуюся я лично выудил за
хвост среди прыгающей трески и отправил в ящик для прилова.
121
Покончив с трапезой мы совершенно расслабились и даже
задремали. Но молодому всегда неймётся и минут через двадцать я
принялся теребить боцмана мирно посапывающего в усы( он таки
принял колпачок-другой из заветной титановой фляжки) - "
Устинычь, спишь? " задал я шёпотом полутёмному пространству
туннеля почти риторический вопрос. Старый приоткрыл левый
глаз под сивой мохнатой бровью и недовольно пробурчал: "Нет,
придуриваюсь." В его ответе было столько же логики сколько и в
моём вопросе, что не помешало мне продолжить наш светский
диалог.
Я решил напомнить автору содержание предыдущей серии: " Ты
про Гренландию рассказывал,когда на охоту собрался, да тебя
тогда прервали - Бьернсон помешал. На самом интересном месте,
когда брат Миника за вами на собачьей упряжке приехал." - "
Ну,предположим это не самое интересное, а только начало
интересного." - заметно оживился боцман. Я без труда попал в
точку - любил Бронислав Устиныч порассказать. Как выражались
некоторые не слишком благодарные слушатели из экипажа -
"мемуары потравить".
Могли бы быть и учтивее, в конце концов делал это наш баян с
завидным для многих мастерством.Выдержав короткую
театральную паузу,он продолжил: " Тогда, прежде чем отправиться
в дорогу на собачьей упряжке, предложили мне братья-инуки
перекусить чем духи Гренландии послали. Разложил этот
толстенький Нанок закуски и рукой мне жест
делает:"Угощайся,мол." Я бы рад угостится, да снедь больно
непривычная - рыба вяленая на ветру и солнце - юкола, хотя и без
пива, но пожевать можно. Но откровенно протухшие куски мяса с
зелёной плесенью, что твой Камамбер и куски посвежее, но
совершенно сырые - это было слишком.
Да и дух от этой скатерти -самобранки шёл такой, что хоть
гренландских святых выноси. Хотел я рыбки сухой пожевать, да
она в узелке наноковом вперемешку с этой снедью такими
ароматами пропиталась, что почудилось мне, что я три дня не
стираным носком дяди Васи-сантехника полакомится пытаюсь.
122
Неловко мне гостеприимных хозяев обижать, да чую - вот-вот
"смычку брошу", сблюю то есть. Отродясь морской болезнью не
страдал, а тут, стыд то какой, замутило, как какого-то салажонка.
Покосился я на Миника, а у того, хоть и не улыбается, а в чёрных,
раскосых глазах черти прыгают. Ну думаю издеваются братья-
эскимосы, как старослужащие над новобранцем. На "слабо" берут.
Задело это меня шибко. Нет, говорю про себя: "Врёшь! Не
возьмёшь! Никогда Бронислав Друзь не поднимал рук, прося о
пощаде!"
Беру я твёрдой рукой большой кусок сырого мяса с душком, солю
его крепко, чтоб значит шанс на выживание поиметь и только до
рта донёс, как Миник мою руку останавливает и слегка улыбаясь,
говорит: " Не надо Рони, наша еда не для европейских желудков,
чтобы это есть надо родиться в Гренландии и родиться инуком. Не
зря нас эскимосами, то есть пожирателями сырого мяса дразнят.
На вот, держи пока" - и протягивает банку датской ветчины. "А
когда" - говорит - "приедем на место уху из свежей рыбы наварим."
Её, мол, уху все уважают: и наши и ваши.
На чём я только, Вальдамир за свою жизнь не ездил и на
торпедном катере и на лошадках верхом и на снегоходе и на
вездеходе. Сам машину вожу не плохо. А вот на собачках мне
только в Гренландии довелось.С чем это сравнить? Ну разве что
всякий, кому в детстве родители не запрещали или кто совсем уж
трусишкой не был, может вспомнить катание на санках с крутой
горки. Вспомнить вольный, холодный ветер бьющий в лицо и
свежее детское, которое уходит с возрастом, неземное ,
захватывающее дух ощущение свободы, полёта и счастья.
Когда разогналась собачья упряжка по снежному насту и взлетели
мы на первом снежном бархане захотелось мне, как пацану
малолетнему заорать от избытка чувств, до того здорово это было.
Правда, когда нарты приземлились вместе с моими кишками и я
себе едва язык не откусил, поостыл я маленько. Потом понял,
когда в таком раскладе вверх летишь, надо не только ребячий кайф
ловить, но и успеть сгруппироваться для приземления - живот
подобрать и привстать и сгруппироваться, а не сидеть, как поп на
123
чаепитии. Понял я почему унуки - "хаскиводители" визжат в
полёте и "Юк-Юк" кричат, вперед значит. Это, как я разумею,
