В первый день дополнительной второй луны моросил дождь. После этого небо было ясным.
Я думала, что третьего числа мое направление было открытым для Канэиэ, но ничего о нем не услышала. В таких же, как и ранее, грустных размышлениях провела я весь день до вечера четвертого числа, а во сне сторожила звуки, и вдруг среди ночи раздался большой шум из-за пожара. Слышно было, что горит поблизости, но я, обеспокоенная своими мыслями, не могла подняться. И тут ко мне с разных сторон стали приходить люди, прежде этого не делавшие. Пришлось встать, выйти наружу и отвечать на их вопросы:
- Кажется, огонь утихает.
Когда стало светать, я вошла в помещение и снова легла, и вдруг заслышала, что перед воротами остановились скороходы. С удивлением я услыхала:
- Господин приехал!
Поскольку светильники были уже погашены, при входе в дом было темно, и Канэиэ произнес:
- Как темно! Видно, огонь погасили, потому что стало светло от пожара? У меня было ощущение, что горело поблизости, и я приехал. Может быть, теперь мне вернуться?
Наконец он лег в постель.
- Я еще с той ночи думал к тебе приехать, но моя свита вся разъехалась, и я ничего не мог сделать. Если бы это было прежде, я вскочил бы на коня и один прискакал, а теперь что за человек я стал? Что должно произойти, чтобы я появился?! С такими думами я и уснул, и вдруг этот гвалт - просто удивительно. Я поражен, - делился Канэиэ своими мыслями.
Рано утром он ушел от меня, сказав, что на улице, видимо, «странным покажется экипаж».
***
Шестого и седьмого, как я слышала, у него было воздержание. Восьмого числа шел дождь. Ночью было слышно, как он стучит по мху, покрывающему камни. Десятого я пошла поклониться в святилище Камо. Я пошла с удовольствием, после того, как одна приятельница предложила:
- Потихоньку сходим туда вместе.
Я всегда испытывала в этом месте редкостное чувство, и сегодня пребывание здесь подняло у меня настроение.
Тому, кто видит, как крестьяне жнут в поле, кажется, что они двигаются там просто так. Как и прежде, когда мы достигли Китано, то увидели на болоте женщин и детей, собиравших травы. Внезапно я вспомнила стихотворение о том, что не боятся замочить в дождевой воде ни подолы, ни шлейфы лишь те, кто задумал собирать болотные травы... Презанимательный вид открылся, когда мы огибали холм Фунаока.
Домой я вернулась с наступлением темноты. Только легла спать, как раздался сильный стук в ворота. Совершенно сбитая с толку, я пробудилась и неожиданно увидела рядом Канэиэ. Демон подозрительности говорил мне, что он попусту приехал в другой дом, поблизости от моего, и, возвращаясь, решил навестить меня. Но лицо у него оставалось беззаботным. Я же не смогла быть с ним совершенно непринужденной... А там и рассвело. Назавтра Канэиэ уехал, едва только поднялось солнце. Так прошло пять или шесть дней.
***
Шестнадцатого числа шел сплошной дождь, навевая грусть. Едва рассвело, и я была еще в постели, а уж принесли очень нежное письмо. «Сегодня твое направление для меня запретно. Что делать?» - значилось в нем.
Вскорости после того, как я послала Канэиэ ответ, он прибыл сам. Я удивилась: солнце уже заходило. Близилась ночь, и Канэиэ всем своим видом показывал, что хочет, чтобы я оставила его ночевать:
- Ну, как-нибудь. Может, совершим жертвоприношение богам?!
Однако я выпроваживала его, говоря при этом:
- Большой необходимости в этом нет.
А когда он выходил из комнаты, я тихонько прошептала про себя:
- Не надо считать эту ночь одною из тех, когда он навещал меня.
Но Канэиэ услышал мои слова и откликнулся:
- Тогда получается, что я приходил без толку. Раз у нас были и другие ночи, пусть обязательно случится нынешний вечер.
Возможно, у Канэиэ была достаточная причина настаивать, но после того посещения он не был у меня дней восемь или девять. Как будто знал об этом заранее и хотел включить давешнее посещение в общее число. И - что было редкостью - я сама первой послала ему стихотворение:
Ты заменил короткой встречей
Множество ночей,
Когда слышны
Лишь крик бекасов
И крыльев шум.
В ответном послании было:
Бессчетны
Взмахи крыльев у бекаса
И бесконечны мысли о тебе.
Но толку нет -
Как птица, ты все плачешь почему-то.
Когда мне передали его ответ, я пожалела, что написала первой... В ту пору сад весь был покрыт цветущей сакурой и казался сплошным цветочным морем.
***
Сегодня двадцать седьмое число, со вчерашнего вечера идет дождь; ветер смел оставшиеся цветы.
***
Наступила третья луна. Почки на деревьях набухли так, что между ними уже прячутся воробьи, ощущается приближение празднества Камо и я с удовольствием думаю о священном дереве сакаки[14] и о флейтах. Очарованная происходящим, я не перестаю сожалеть о том, что послала Канэиэ стихотворение первой, когда так долго он не давал о себе знать. На душе у меня сейчас тяжелее, чем в обычное время.
***
Пришло седьмое число этой луны. Сегодня от Канэиэ доставили вещи и записку: «Это сшей. Я соблюдаю воздержание, поэтому не приезжаю». В таком поступке ничего необычного не было, и я ответила просто: «Получила».
После обеда стал моросить мелкий дождь.
***
Десятого числа при дворе был большой переполох по случаю празднества в святилище Явата. Я решила тайком поехать к одной даме, чтобы вместе совершить паломничество, а когда около полудня вернулась домой, молодые хозяева в один голос заявили:
- Как бы это и посмотреть! Процессия еще не проходила...
Недавно вернувшийся экипаж выехал снова.
***
На другой день молодые хозяева стали настаивать на желании видеть возвращение процессии во дворец, у меня же было плохое самочувствие: я безучастно лежала в постели. Однако все вокруг были заняты, и опекать молодых людей было некому, так что пришлось нам вчетвером поехать в одной легкой повозке, крытой листьями бетелевого ореха. Мы остановились к северу от ворот в Рэйдзэй-ин. Посторонних было немного, настроение у нас было прекрасное. Через некоторое время мимо проследовала процессия. В ней участвовали близкие мне люди - один в числе сопровождающих, другой среди танцовщиков. Больше в эту пору ничего особенного не случилось.
***
Восемнадцатого числа я снова тайком присоединилась к людям, совершавшим паломничество в храм Киёмидзу. Завершились ранние ночные службы, был час Мыши[15]. Мы возвратились в дом к одной из бывших с нами вместе паломниц и принялись ужинать, как вдруг слуги ее заявили:
- Выгляните наружу, в северо-западной стороне что-то горит!
Потом сказали:
- Это аж в Морокоси!
Про себя я подумала: «А вдруг это близко к моему дому?» Когда сообщили, что горит дом такого-то господина, я перепугалась всерьез: ведь он отделен от моего только глиняной стеной. В каком же, наверное, переполохе сейчас молодые люди?[16] Беспокоясь, как бы поскорее добраться к дому, я даже не опускала штор в экипаже.
Когда я еле-еле добралась до места, все уже было кончено.
Мой дом остался целым, люди из сгоревшей усадьбы собрались здесь же. Таю, мой сын, во время пожара усадил в экипаж приемную мою дочь, чтобы она не бегала босиком по земле, запер ворота от грабителей и не допустил никакой паники. Я преисполнилась гордости: я видела и слышала, что он вел себя как настоящий мужчина. Между тем погорельцы все сокрушались: «Единственное, что у нас осталось, это наши жизни».
***
Прошло уже немало времени после того, как огонь утих, а Канэиэ, который, казалось бы, должен был справиться, как у меня дела, все еще не наведывался. Люди прибывали из самых разных мест, наводя справки, не в этом ли районе горело, а его все не было. А ведь когда-то было время - горело совсем в другом месте - а он срочно приезжал, обеспокоенный, не в нашей ли округе случился пожар. Теперь я испытывала еще большее негодование - ведь горело совсем рядом! Я знала, что люди, которые должны были это делать, докладывали ему о пожаре: «Так и так». И ничего не понимала. И прислуга, и телохранители, как я слышала, все говорили ему о пожаре. Я была совершенно возмущена! И вдруг в ворота постучали...
Заглянула служанка:
- Изволили прибыть! - сказала она, и у меня на сердце стало легче.
- Я был поражен, когда отсюда явились слуги и обо всем рассказали. Извини, пожалуйста, что я долго не приезжал. - За такими разговорами шло время, и спать мы легли только после того, как услышали, что пропели петухи. Наш утренний сон был долог. Но когда мы встали, мне сообщили, что и сегодня приходило множество людей - спросить о моем самочувствии. Канэиэ скоро уехал, сказав мне:
