я предполагаю, в какой-то степени является правдой.
─ Ты прав. Я должна поискать его здесь. У него наверняка есть своя страничка. А что
насчет хештега? Должна ли я просто искать что-то касающееся уличного искусства?
─ Дай мне его полное имя, девочка-гений. Я сделаю это за тебя. Ты и Томми идите и
порисуйте и попытайтесь не оказаться в мексиканской тюрьме, ─ говорит Рокко, страстно
помигивая Томми.
─ Рокко, проверь также Dibujeros. Он однозначно один из них.
Томми и я направляемся в магазин купить черной аэрозольной краски и расспросить о
Мози. Кассир ни рыба, ни мясо и не дает нам прямого ответа. У него удивительная стрижка из
80-х и самые длинные и желтые ногти, которые я когда-либо видела у мужчины. Он бросает
грязный взгляд на Томми, изображая недовольство его женственностью, но я чувствую, что
это маска, за которой кроется глубокий интерес. Он, безусловно, проверяет Томми, пока
притворяется, что испытывает к нему отвращение.
Он объясняет, что не работает каждый день, но возможно кто-то похожий на Мози
приходил и что-то покупал, потому что его коллега, возможно, видел покупателя с похожим
описанием. Конечно же он расплатился наличными и не оставил никакой информации о том, куда направляется и где остановился.
Я передаю ему быстро нацарапанную записку, чтобы он передал ее Мози, если он снова
появится. Он практически выхватывает ее у меня из рук своими уродливыми пальцами. Либо
у него нервный тремор, либо он с похмелья. Записка дрожит в его руке, пока он кивает нам, прикрыв глаза. Я вижу, как он бросает ее в мусор еще до того, как мы выходим из магазина.
─ В Тихуане каждый либо на наркотиках, либо одержим демонами, - говорю я, пока мы
спускаемся по лестнице строительного магазина.
─ Нет. Они просто боятся наркош и да, многие люди употребляют наркотики. Ради
Христа, это же пограничный городок. Для многих он является последним курортом и
смертельным концом для большинства. Здесь ты сталкиваешься с отчаянными людьми,
идущими на отчаянные меры, чтобы выжить.
─ А еще здесь огромное количество гедонистов, которые приезжают сюда ради секса и
рецептурных лекарственных препаратов. ─ добавляю я, намекая на него и Рокко и их
склонность приезжать на юг за удовольствием.
─ Говори за себя, неудачница из трущоб. Я приезжаю сюда ради еды. Хочешь
перехватить тако до того, как мы вернемся к картинам?
Томми и я провели день, переводя трафаретный рисунок на обе картины Мози, прямо
рядом с его собственной подписью. Мы также нашли несколько мест, которые казалось
сложно пропустить, если ты увлекаешься уличными граффити. Весь день я надеялась и
молилась, что мы наткнемся на него. Я чувствовала связь с ним, держа в руках баллончик с
краской, и мне нравилось что кончики моих пальцев были покрыты черной краской, как
иногда было у него. Томми был прав на счет еды. Тако аль пастро были у нас во время
запоздавшего обеда и еще удивительный, по сумасшедшему выглядевший суп на красном
бульоне, в котором якобы были кусочки коровьего желудка. У меня не было страха по
отношению к еде и за это я должна поблагодарить маму своего отца. С семилетнего возраста
она заставляла меня ощипывать куриц на ее заднем дворе. Она научила меня варить ножки и
голову, чтобы получить насыщенный бульон. С ранних лет я знала, что еда не обязательно
должна выглядеть красиво, чтобы при этом быть потрясающей на вкус.
Я рассказала Томми о том, как здесь пятнадцать лет назад Мози потерял свою
сестренку и что он не считает, что она умерла. Он верит в то, что ее похитили ─ и это
причина, по которой он здесь ─ он пытается найти ее.
─ И с чего бы он начал? Сколько бы ей было лет? - спросил Томми, беря ложкой
огромный кусок авокадо и бросая его в суп.
─ Она и в правду была совсем малышкой. Думаю, где то восемнадцать месяцев или
около того. Сейчас ей должно быть лет шестнадцать или семнадцать. Он знает имя
бесчестного койота, который сопровождал их и, по словам моего брата, он знает ее имя.
─ Как ее звали? ─ спрашивает Томми, выжимая лайм. Я в точности копирую его
действия, потому что он знает от и до о том, как нужно питаться в Мексике.
─ Бриза, ─ говорю я, делая глоток сладкого рисового молока с добавлением корицы.
─ О, как ветер, ─ задумчиво говорит Томми и машет официанту, чтобы попросить счет.
У Томми великолепный испанский и даже не смотря на то, что я подшучиваю над ним,
я на самом деле под впечатлением от его огромной любви и знания этого места.
Перед тем как темнеет, мы гуляем пешком и делаем несколько телефонных опросов.
Нам так весело заниматься этим проектом и мы продолжаем шутить о том, чтобы стать
полноценными уличными художниками. Томми уже придумал свой знак, который он
попрактиковал в сотне мест. В нем просто слово «Томми», но он умудрился сделать так, чтобы
все это выглядело, как огромный абстрактный пенис. Это в каком-то смысле забавно, тайком
появляться то тут, то там, пытаясь, чтобы тебя не увидели и не поймали. С заходом солнца, я
начинаю волноваться относительно моего супер контрастного трафарета, который печально
глядит с огромного количества бетонных стен Тихуаны. Мне страшно остаться здесь одной без
Рокко и Томми. Я боюсь что мое обеспокоенное лицо останется здесь, на десятилетия
прикрепленное к стенам, без знания будущего и того как и когда я покину это место. С или без
Мози? Что если у меня ничего не получится? Мой печальный образ останется здесь, хмурясь
на вечность, когда мое тело станет пылью.
Мы возвращаемся обратно в отель, когда у нас заканчивается краска. Звук шарика
бьющегося о стенки алюминиевого баллончика вгоняет меня в меланхолию и опустошает
меня. Томми настаивает на том, чтобы отовариться в супермаркете, где он покупает мне
пиньяту (piñata ─ емкость в виде животных и геометрических форм, которая наполняется
конфетами и сладостями и в дальнейшем разбивается палкой) и хренову тонну острых
мексиканских конфет, чтобы заполнить ее.
Он такой яркий и обращает на себя множество взглядов. Он одет в легкую, канареечно-
желтую шелковую рубашку, на которой теперь пятна от черной краски. У него сумасшедший
загар, а его волосы драматично торчат в разные стороны. Он как гей из корабля мечты
Техниколор, который должны показывать на большом экране. Я улыбаюсь ему, как маньячка, пока он наполняет мои руки пакетами с конфетами.
─ Лана, ─ говорит он улыбаясь. ─ У тебя поменялось настроение, тебе больше идет
угрюмый вид. Каким то образом твоя улыбка лишает меня бдительности.
─ Что мы празднуем? ─ спрашиваю я его. В моих руках так много конфет и я не могу
представить, как они все поместятся в нашу маленькую шестиконечную пиньяту.
─ Знакомство друг с другом, наше прощание и твое воссоединение с твоим
любовником, ─ говорит Томми, пока кладет минеральную воду и какой-то апельсиновый
напиток в нашу тележку.
─ Но что, если этого не произойдет? Если мы сглазим заранее отпраздновав?
─ Позитивное мышление, моя дорогая, поможет тебе достичь чего угодно в этой жизни.
Если ты чего-то очень сильно хочешь, подумай об этом и вселенная поможет тебе.
Мы толкаем тележку к кассе и Томми покупает мятную жевательную резинку для
Рокко. Он прихватывает пару журналов на испанском и шоколадные зефирчики в виде
приведений.
─ Ты можешь читать такое? ─ спрашиваю я, посасывая покрытый перцем чили
леденец, который обжигает мне горло и заставляет слезиться мои глаза.
─ Не совсем. Мне просто нравятся картинки.
─ Томми, ты назвал Мози моим любовников, но просто, чтобы ты знал. Я никогда не
занималась с ним любовью.
─ Что? ─ говорит Томми, выпучив глаза от моего признания. Я кашляю на свой
леденец. Мне даже нравиться мысль, что я могу громко сказать об этом у кассы и, возможно, никто кроме Томми не поймет то, что я сказала.
─ Исправь это, девочка! Как только мы найдем его. Нет никакой пользы в том, чтобы
искать его, если ты даже не пробовала его леденец. Это было бы пустой тратой времени! А что
если тебе это даже не понравится?
─ О, мне это понравится!
Но внимание Томми уже где-то в другом месте, он потерял интерес. Кажется на входе в
магазин какая-то суматоха.
Мы толкаем тележку с вещами, которые на самом деле не нужны нам, мимо менеджера
магазина в дешевом костюме, громко орущего на испанском на работника, работающего на
нижнем этаже парковки. Когда мы выходим на улицу в ночь, земля перед нами освещена
большими галогенными лампами парковки, которые обнимают своим светом самую красивую
картину в белых красках. Кажется, это надгробия, сильно контрастирующие на фоне черного
асфальта. На верхушках некоторых из них черепа с неразборчивыми словами. Другие камни
