асфальта. На верхушках некоторых из них черепа с неразборчивыми словами. Другие камни
имеют плавные и размытые контуры, обрамляющие их, несущиеся прочь в небытие ─ духи,
выполненные аэрозольной краской, с сожалением растворяются в воздухе.
Это не счастливая картина. Она полна страха и отчаяния. Она небольшая со скромным
набором линей, но благодаря таланту этого мужчины простота становится чем-то
возвышенным. В нижнем углу его подпись, а рядом подобие моего лица с трафаретного
рисунка, но оно выглядит еще лучше чем то, что сделали мы. Это лицо действительно похоже
на меня.
Томми шагает вперед с продуктовой тележкой и хлопком открывает багажник. Я
напрягаю глаза в темноте, пытаясь увидеть его ─ может он неподалеку наблюдает за моей
реакцией.
─ Не парься. Он уже далеко отсюда. На самом деле этим он дразнит тебя. Он играет в
кошки мышки. Он появится, когда будет готов.
Я падаю на пассажирское сидение и неохотно пристегиваю ремень безопасности.
─ Я так долго ждала. Это сводит меня с ума. Я ждала три года, Томми, а не только эти
три дня в Тихуане.
─ Не могу поверить, что ты до сих пор не переспала с ним. У меня было совсем другое
видение происходящего.
─ Я не планирую спать с ним. Я собираюсь найти его, а затем доставить его в Мехико.
─ Почему ты так говоришь об этом? Он человек, а не пицца. Что если он не хочет ехать
туда?
─ Он сказал мне, что хочет. У него там есть семья. Я виделась с ним, когда он был в
заключении, до того как его депортировали. Я обещала что-нибудь сделать для него.
─ Так ты не любишь его?
─ Люблю. Думаю, что люблю. Я не знаю что такое любовь. Я его социальный
работник. Я бы никогда не смогла переспать с ним.
Я смотрю через окно автомобиля на белое граффити мягко светящееся на фоне черного
асфальта парковки и сине-черной ночи.
Глава 22
─ Эй-йей, девочка, просыпайся! ─ визжит Томми, заезжая в Рай. Должно быть я
задремала. Мы выбираемся из машины, чтобы выгрузить огромное количество пакетов с
продуктами, которых слишком много для одной ночи оставшейся у нас.
Рокко и Клаудия в саду, слушают оперу с громкостью на полную катушку. На плече у
Клаудии вопит огромный зеленый попугай и перемещает свои ноги в бесконечном танце из
стороны в сторону.
─ Ну, ребятки, ─ говорит Томми, ставя продукты на белые, железные, садовые стулья.
─ Лана собирается доставить его в Мехико, потому что она его социальный работник. Она не
собирается заниматься с ним сексом. Таковы новости дня. Мы запостили ее лицо по всему
периметру Тихуаны. Если хоть кто-нибудь захочет ее ─ они знают, где ее найти.
Рокко лежит на спине с закрытыми глазами и между его губами крепко зажата трубка,
полная тлеющего табака. Попугай издает еще один вопль и клюет парик Коко, сегодня у нее
стиль резкой блондинки с боб карэ. Рокко щурится, приоткрывает левый глаз и вынимает
трубку.
─ Ну, кто-нибудь да найдет тебя здесь. Но боюсь, завтра мы должны будем уехать.
─¿Qué es eso? (что это?) ─ воркует Коко, пока возвращает попугая в большую,
кованную, железную клетку. ─¿Es para mí? (это мне?) ─ спрашивает она, подходя ближе и
забирая у меня пиньяту.
─ Ага, ─ я пожимаю плечами и улыбаюсь Томми.
─ Вы кушали, любовь моя? Вы голодны? В отеле никого нет. Вечер воскресенья, так
что я приготовила espaguetti (спагетти).
─ Повезло с социальными сетями? ─ Томми спрашивает у Рокко, который снова лег на
спину. Рокко выдыхает белое облачка дыма с запахом вишни, открывает глаза и кивает. ─ Я
нашел его. У него есть своя собственная страничка. Я подписался на него через твой профиль.
Он просматривал кладбища. Думаю, пытался найти свою сестру. Должно быть, он узнал, что
она умерла.
─ Ух! ─ говорю я непроизвольно и бегу за своим телефоном. У меня трясутся руки,
пока я просматриваю его фотографии. Большинство из них его картины и очень мало его
собственных. В основном это часть руки или фото в баре с друзьями, где он не смотрит в
камеру. Несколько фотографий его сына, которые, по эгоистичном причинам, мне больно
смотреть.
─ Лана влюблена, ─ объявляет Коко, протягивая мне пиво и шот с текилой.
─ Только не снова. Не думаю, что моя печень может это выдержать, ─ говорю я,
забирая и то и другое только для того, чтобы поставить их вниз и снова пройтись по
фотографиям. Самое лучшее, что я сделала за всю свою жизнь, это вернулась к самому началу
истории его профиля. Мози запостил фото со мной, ним и Лексом в морозное, серое утро в
Детройте. Я помню, как мой папа сделал это фото на мобильник Лекса. Не помню, чтобы я
когда-нибудь видела его ─ уверенна, я бы запомнила.
Мы так молодо выглядим, трудно поверить, что фото было снято только три года назад.
Мои щеки розовые из за холода и на мне бабушкино плохо подогнанное и устаревшее пальто.
Волосы Лекса в беспорядке, словно он только что проснулся, но думаю. фотография была
сделана в тот день, когда мы отправились в суд. Мози одет во все черное и слегка ухмыляется, словно он счастлив и тепло относится к нам. Мы могли бы быть тремя сиротами или тремя
эмигрантами из восточной Европы, прибывшие в конце прошлого века на остров Эллис. Вам
бы просто пришлось сменить наши наряды, а выражения лиц оставить так, как есть.
Я улыбаюсь и немного плачу, показывая фотография друзьям. Когда они возвращают
мне мой телефон, я оставляю комментарий под фото. Помечаю Лекса, чтобы он смог увидеть
его и просто чтобы дать ему знать насколько я близка к тому, чтобы найти Мо. Ставлю хэштэг
на фотографию : #каксемья #лучшиедрузья. Я улыбаюсь и чувствую себя хорошо. Пять минут
спустя я по прежнему рассматриваю фото, расположившись на кресле рядом с Рокко.
─ Что ты делаешь? Пытаешься оживить фотку? ─ спрашивает Рокко, пробегая своими
пальцами по моим волосам. ─ Оставь комментарий на его страничке, попытайся привлечь
внимание!
─ Я уже сделала это, ─ говорю я, снова концентрируясь на изображении. У меня
начинают дрожать руки, когда Мози отвечает на мой комментарий.
─ #лучшиедрузья? В самом деле, Лана?
─ Все, кем ты захочешь быть, ─ отвечаю я без раздумий.
─ Ты сама сделала тот трафарет? Это было ужасно! Я попытался переделать его.
─ Мне помогли. Позволь мне найти тебя. Я хочу встретиться с тобой ─ помочь
добраться до Мехико.
─ Я так сильно перешел черту, не хочу соблазнять тебя. Чтобы ты не потеряла работу, которой у тебя нет.
Ух. Это больно. Он недооценивает важность моей работы. Он считает, что я
использовала ее, как пустую отговорку. У него есть свои причины злиться на меня ─
возможно, я заслужила это.
─ Мне нужно увидеть тебя, ─ пишу в ответ, указывая простую истину. В моем мозгу
мелькает мысль, что я создаю здесь публичную запись ─ доказательство, которое послужит
тому, что меня не примут на мою следующую работу за недопустимые отношения с клиентом.
─ Я снаружи у бассейна, ─ пишет мне Мози и я поднимаю взгляд, смотря на Рокко.
─ Ты знал, что он здесь? Как давно он в Раю? Почему ты мне не позвонил?
─ Просто иди, ─ говорит Рокко, махая мне рукой.
─ Ты так права, Лана, mi vida, es divino!(жизнь моя, это божественно!). Тааак
сексуально и сильно! Чмок! ─ выкрикивает Коко, целуя свои пальцы, пока я бегу через ее
жуткий сад со статуями голых мужчин, бледные конечности которых покрыты мхом и
плющом, словно прикрывающих их. Я с силой открываю дверь и делаю шаг в ночь. Воздух
по-прежнему горячий и тяжелый, а огоньки на дне бассейна отражают водянистые тени,
которые подпрыгивают и играют на стене.
Мози стоит в дальнем конце, одетый во все черное. Он просто добавляет свою подпись
к картине, которая покрывает единственную стену, отделяющую этот оазис от промышленного
размера стоянки. На его картине пышный сад заполненный птицами. Это своего рода
карикатура, потому что во всем этом видно стиль Коко, от дешевой, золотистой и плетеной
веревки, которая обрамляет картину, до переплетенных любовников, застывших в голых
объятиях.
─ Оказалось совсем неплохо. Не совсем мой стиль, но я покопался в ее энтузиазме.
─ Как давно ты здесь? Когда ты узнал?
─ Я увидел твой рисунок сегодня утром. На самом деле, я наблюдал за тем, как ты его
наносила. Затем я пришел сюда и начал работать над этим.
Он трясет баллончик, который держит в руках, чтобы посмотреть осталась ли там
краска, открывает свой рюкзак, бросает его туда и подходит ко мне.
Мне хочется побежать к нему. Мне по-прежнему хочется исполнить грязный танец. Я
хочу, чтобы он поцеловал меня так, как меня никогда не целовали. Но вместо этого я
смущенно замираю на месте, думая о том, считает ли он, что я переусердствовала, преследуя
