тень. Бледное небо над поворотом повлекло меня по долине, влажный воздух которой я чувствовал, в боковую долину, через седловину и снова вниз. За Бишопс-Каслом и Клуном я резко свернул на запад и, когда стемнело, проехал через световой туннель, в котором не было видно ничего, кроме черных сторон и крыши. Я выключил радио и посчитал перекрестки, развилки и перекрестки. В одном был паб, в другом - телефонная будка, в третьем - фермерский дом. Я миновал Дог-Энд-Грин, Изжоговую мельницу, Уголок Джоба, Либерти-Холл, Лоуэр-Куалм и Топпинг-Хилл — или так я их называл — и, наконец, после одного неверного поворота и взгляда на карту, я нашел переулок, ведущий к коттеджу «Пепперкорн».
Я проехал через лесную полосу и по склону холма. В свете моих фар кролик сначала запаниковал, но потом увидел выход и зигзагом побрел под куст. Трасса представляла собой две полосы асфальта, между которыми трава задевала днище машины. Ворота преградили мне путь, и я вышел, чтобы открыть их.
Дорога плавно поднималась еще на полмили, а затем вышла за очередную россыпь деревьев. На вершине склона ярко сияли звезды, и мне хотелось выйти и прогуляться, но я опустил фары и пополз по сужающейся колее, опасаясь, что если машина сломается, то некуда будет повернуть.
Когда я опустил стекло в двери, капли дождя посыпались мне в лицо, а свежий воздух оживил меня. Бык громко промычал с поля. Деревенские огни блестели, как оранжевая мишура на склоне холма. Переулок круто пошел вниз. Я был недалеко от своего ориентира на крупномасштабной карте, но дома не было видно.
Я вышел из машины с фонарем в одной руке и взведенным тяжелым пневматическим ружьем в другой, надеясь поймать кролика лучом света. Пуля с близкого расстояния, нацеленная в нужное место, ослепит или собьет с ног любого, кто представляет опасность. Шум текущей воды заглушал мое приближение. Позади тень моего автомобиля закрывала часть неба. На многие мили поблизости не было ни одного человеческого существа. Я выругался, увидев, что мои брюки забрызгались грязной водой.
С деревьев ухнула сова, и ручей устремился в русло под грязной тропой, круто поднимавшейся над провалом. Потом я увидел слева темное здание и тропинку, ведущую к нему сквозь кусты и деревья. Между домом и ручьем было место, где можно было повернуть машину, но при каждом маневре задним ходом я боялся, что задние колеса соскользнут в ручей и застрянут, так что мне потребовалось десять минут, чтобы выехать с тропинки.
Я пробрался сквозь заросли высокой крапивы и на пороге посветил фонарем на часы. Было девять часов, а по ощущениям было два часа ночи. Я был в пути семнадцать часов и аплодисментов с моей стороны это не заслуживало. Пистолет наготове, я толкнул дверь ботинком, подождал немного, а затем прыгнул внутрь.
Глава 9
Большая серая крыса пробежала по лучу моего фонаря, и мои чувства немедленно опустились на более низкий уровень существования. Пуля, которую я выпустил, пробила воронку в оштукатуренной стене, срикошетила рядом с моей головой и вылетела, оставив дыру в окне и забрызгав стеклом кровать.
Я зажег газовую лампу, свисавшую с балки, и ее шипящий белый свет более или менее осветил комнату. Влажный воздух пах землей и вонючими тряпками, и я дрожал от холода, жалея, что не оказался в каком-то месте, выбранном из «Путеводителя по хорошей еде и отелям», который Моггерхэнгер держал в перчаточном ящике машины на случай, если ему понадобится позаботиться о себе в дороге. Я мог бы отнести это на расходы.
— Ты просто не думаешь, — как говаривала Бриджит, — не так ли?
Я поставил радио на шаткий стол. Необходимо было приложить усилия для создания минимального комфорта. В конце комнаты находился огромный камин, сложенный из валунов, возле которого лежала куча газет и стопка поленьев с тупым топориком сверху. Я вырубил несколько палочек и разжег прекрасное пламя, хотя огонь должен был гореть здесь неделями, чтобы улучшить сырую атмосферу. Под окном стояла газовая горелка и почерневший чайник, который я наполнил из ручья. В шкафу я нашел чай (заплесневелый), сахар (сырой) и молоко (кислое), все это я выбросил в кусты, а из машины взял свежие продукты. Комната наполнилась запахами жареного бекона и яиц, шипящих на сковороде помидоров и поджаренного хлеба. Через час после прибытия я сидел у камина, курил сигарету, пил лучший чай со времен утреннего кафе Майка и слушал рассказ по радио о поэте, который покончил с собой, живя в изолированном коттедже в отдаленной местности лесистой части страны.
Быть отрезанным от мира и от всей нормальной жизни было неприятным ощущением, хотя, поскольку мы выросли на улице, считавшейся трущобой, у нас по крайней мере был кран и газовая плита, а также туалет во дворе. Я вырыл яму мастерком сбоку от дома и присел на корточки с зонтиком в одной руке, фонариком в другой и рулоном белой бумаги в зубах. Я предположил, что здесь жил какой-нибудь пастух с женой и восемью детьми, такой же счастливый, как и долгая середина зимы, но это отхожее место определенно не было тем помещением, в которое женщина могла бы войти с трусиками в руке.
Было тихо — я так скажу — если не считать крысиного царапанья, но он или она (они, скорее всего) держались на приличном расстоянии после моего приветствия пулей. Я бросил в огонь еще охапку дров, а затем сложил десять пакетов из машины в комод, надеясь, что при плотно закрытых дверцах крысы не проберутся и не попробуют их содержимое. Над комодом, чтобы придать этому месту домашний уют, висела еще пара призывов Моггерхэнгера в рамках (хотя по углам у них было мушиное дерьмо), гласивших: «Вечное насилие — цена безопасности» и «Мораль не знает границ».
Я поднялся наверх, чтобы посмотреть, в каком состоянии спальни. В одной из спален слева под окном лежали кучи тряпок, и я не стал проводить расследование, опасаясь обнаружить под ними гниющего бродягу. Остальная часть помещения была заставлена красными и белыми пластиковыми столбиками для организации систем встречного движения на автомагистрали, а также красными и желтыми огнями, указателями дорожных работ, треугольниками «мужчины на работе» и полицейскими знаками «медленно». Как будто кто-то в этих местах нарушал правила дорожного движения, потому что мой фонарик также освещал счастливые знаки двух детей, идущих рука об руку в школу; оленя, весело скачущего через дорогу; кошмарную лавину камней, ударившуюся о крышу автомобиля, и знак, что машина наполовину затонула в воде после отъезда с причала. Еще на одном знаке был изображен автобус, зажатый
