– Да, служба, – кивнул головой ротмистр. – Но я что-нибудь придумаю. Вы еще Шатурова не знаете, – подмигнул он ей. – Я ведь, Лизонька, горы могу свернуть, тем более, если меня об этом попросит любимая женщина…
При этих словах лицо Лизы покрылось краской. Она смутилась, трепеща в каком-то сладостном предчувствии.
Вечером, вернувшись из института, где они с товарищами продолжали готовиться к празднику, Лиза, не удержавшись, прямо с порога заявила родителям, что у них появился шанс поехать в пансионат. Незадолго перед тем, не дождавшись дочери, Мария Павловна, чтобы не морить остальных членов семьи голодом, велела домработнице Нинь-и, которую лишь недавно за небольшие деньги Гридасовы наняли себе в прислуги, накрывать на стол.
– Ну не томи же, говори! – откровенно обрадовавшись этой новости, попросил сестру Петр, севший отужинать вместе со всей семьей.
– Пусть она вначале вымоет руки и сядет за стол, – сдержанно проговорила мать.
Лиза не заставила себя долго ждать. Переодевшись, она сбегала в ванную комнату, а уж после этого вернулась в столовую, где ее дожидался ужин.
– Садись, барышня, я кушать вам давай, – произнесла китаянка, стоявшая наготове с подносом в руках. В своем подаренном Марией Павловной синем кимоно с широким поясом, уложенным в бант на спине, и огромными рукавами (с некоторых пор в моду стало входить японское) Нинь-и, или Нина, как ее все здесь звали, была похожа на изящную живую куклу, которую река жизни прибила к этому чужому для нее берегу. Она была чуть постарше Лизы, к которой привязалась с первых же дней пребывания в этом доме. Невысокая, скромная и старательная, девушка производила хорошее впечатление. Узнав, что она круглая сирота, Гридасовы, не желая, чтобы она скиталась по чужим углам, выделили ей комнату в нижнем этаже возле кухни с одним только условием, чтобы та не водила туда ухажеров. Правда, разрешили взять с собой старенького пекинеса, который был единственным ее другом.
– Ну, давай, говори!.. – нетерпеливо смотрел на сестру Петр. – Что ты там придумала?
Лиза какое-то время молчала, собираясь с мыслями.
– В общем, так… – наконец произнесла она. – Мой начальник…
– Это ты кого имеешь в виду, ротмистра Шатурова, что ли? – просил уточнить брат.
– Ну да… – кивнула ему головой Лиза. – Так вот, Сергей Федорович, прознав про наши с вами проблемы, предложил свою помощь. У него есть свой автомобиль, на котором он берется довести нас до места, – пояснила она.
Ее слова вызвали неоднозначную реакцию у присутствующих.
– Вот и ладненько! – обрадовался старший Гридасов. – А я-то уже решил, что мы никуда не поедем, а тут на тебе…
Он промокнул салфеткой рот и потер от удовольствия руки.
Однако его жена и сын не спешили торжествовать. Мария Павловна, так та вообще нахмурилась. Ей так не хочется, чтобы у них были какие-то общие дела с ротмистром, а тот так и лезет, так и лезет к ним в душу. После Нового года не было дня, чтобы он не позвонил к ним и не справился об их здоровье. Будто бы родственник какой! Но она-то знает, что этому Шатурову нужно. Лиза – вот его цель. И теперь она боялась за дочь. Слава Богу, та сейчас занята подготовкой к очередному празднику и у нее нет времени на что-то иное, но так ведь праздники пройдут, и тогда Шатуров снова начнет приставать к дочери со своими ухаживаниями. Тамара Брониславовна Кругель как-то на днях обмолвилась, что на работе ротмистр буквально не отходит от Lise. Говорит, сама это видела, когда приходила к генералу на прием. Так, мол, и крутится возле вашей дочери, так и крутится…
– С Шатуровым я не поеду! – неожиданно объявил Петр.
– Это еще почему? – испугавшись, что брат испортит ей Рождественские каникулы, произнесла Лиза.
– А потому! – буркнул тот. – Разве я тебе не говорил, что у этого человека дурная репутация? Он же…
– Ну полно тебе, Петруша, полно… – остановил его отец. – Отчего ты это взял? Шатуров боевой офицер, и за ним числится немало подвигов – вот это я хорошо знаю. А то, что говорят… – Он махнул рукой. – Ты же знаешь людей. Они вечно что-нибудь придумают.
– Нет, отец, Петр прав, – встала на сторону сына Мария Павловна.
– А тебе-то чем бедный ротмистр не угодил? – нахмурившись, спросил Владимир Иванович. – Или сорока на хвосте что-то принесла? Нет, братцы, вы не правы. Так можно любого человека с грязью смешать. И вообще… Ну, скажите мне, можно ли сегодня найти среди нас хоть одного святого, когда вся Русь передралась-переругалась? Все запятнали себя, все! И белые, и красные, и зеленые… Ну кто там еще? Каждый из них и грабил, и убивал, забывая о своей человеческой сути.
Петр фыркнул.
– Но сейчас же не война… Пора уже жить по-другому.
Отец покачал головой.
– Это вы будете жить по-другому, ваше поколение, – сказал он. – А наше будет доживать век со своей болью… Война нас морально искалечила, понимаешь? По сути, все мы после нее остались духовными инвалидами. Ну, попробуй переделать сейчас нас в других – не получится! Зло ведь всегда оставляет свой след…
– Но без зла человек не мог бы познать добро… – произнесла Лиза. – Это Достоевский в «Братьях Карамазовых» так сказал.
– Вот именно, – говорит Владимир Иванович. – Так что люди должны простить друг другу все их прежние грехи. А еще…
– Прежние грехи – да, но не теперешние, – перебил его Петр.
Мария Павловна, отложив в сторону вилку, которой она ела картофельное пюре, неожиданно вздохнула.
– Простить легче, чем забыть, – проговорила она.
– Однако людям свойственно прощать… – заметил муж. – Они даже такому злодею, как Иван Грозный, смогли все простить.
Мария Павловна покачала головой.
– Они не простили – просто не хотели все время думать о плохом… Если хотите, плевать в свою историю из-за опасения, что когда-то после их смерти и в них полетят плевки… – произнесла она.
После этих слов в доме воцарилась тишина, и только слышно было, как Нинь-и, легко ступая по паркету, спешила на кухню, чтобы подогреть для Лизы чай.
– Так мы едем или не едем? – даже не притронувшись к еде, спросила Лиза.
– Какой вопрос? Ну, конечно же едем, – ответил Владимир Иванович. – А кто не хочет, тот пусть остается дома.
– Ладно уж, я согласен, – сдался Петр, который целый год мечтал о том, чтобы вновь оказаться за городом в компании своих разбитных дружков.
– Ну а ты, мать?.. Ты что молчишь? – допытывался Владимир Иванович у жены.
Та как-то вымученно взглянула на мужа и повела плечом.
– Я соглашусь лишь в том случае, если ротмистр не станет навязывать нам своего общества. Только отвезет нас на место – и все, – заявила она. – Иначе я ни за что не поеду.
От этих слов у Лизы сжалось сердце. Выходит, Сергей Федорович напрасно лелеет надежду хотя бы денька на два-три сбежать из города, чтобы понаслаждаться природой? Как же ей будет не хватать его присутствия! А ведь она уже вообразила себе, как они будут бродить с ним по заснеженному лесу и говорить, говорить, говорить… О чем? Да обо всем на свете. Только бы он больше… Вспомнив о том, как Шатуров в ту памятную для нее ночь, ведомый бешеной страстью, стал прямо на глазах у прохожих осыпать ее поцелуями, она вдруг покраснела. Тем не менее на сей раз она почему-то не испытала прежнего чувства протеста. Напротив, случись ей сейчас вновь оказаться в цепких руках ротмистра, она бы не стала вырываться и убегать от него. Увы, ротмистр, скорее всего, уже не осмелится повторить свой подвиг, потому как, явившись после праздника на службу, он первым делом извинился перед ней за свой, как он выразился, омерзительный поступок и при этом пообещал впредь вести себя прилично.
– Мама, ну что с тобой? – обратилась к матери Лиза. – Тебе не хочется, чтобы господин Шатуров ухаживал за мной? Знаю, ты его считаешь плохим человеком, но ведь это не так! Он хороший, поверь мне! – Мать покачала головой, дескать, тебе меня не переубедить. – Но ведь ты же сама мне говорила, что мужа нужно выбирать сердцем…
Мария Павловна всплеснула руками.
– О, Боже, она уже о замужестве думает! – в сердцах произнесла она.
– А еще ты учила меня уважать своего избранника, даже если он этого не достоин, – пропустив слова матери мимо ушей, продолжала Лиза. – Нужно попытаться рассмотреть в нем то хорошее, о чем он сам не догадывается. Разве это не твои слова?..
– И все равно я против того, чтобы ротмистр каждый день мозолил нам глаза, – категорично произнесла она.
2
Рождественский сочельник Лиза, как всегда, встретила в кругу семьи. Утром сбегала на репетицию, а потом вместе с мамой и Нинь-и они наряжали елку, меняли чехлы на мебели, вешали на окна кисейные шторы и вытирали от пыли ризы икон, украшая их веточками хвои. В прежние времена в этот день в доме обычно пахло мандаринами, сдобой и жареной дичью, но теперь, когда отец потерял работу, все выглядело гораздо скромнее. Денег на излишества не хватало, потому на праздничном столе уже не было ни привычного студня из свиных ножек, ни мандаринов, ни окорока с жареным гусем, возле которых Лиза с Петей, бывало, ходили кругами и глотали слюнки, дожидаясь первой звезды.
