Бедняжки-невесточки свекровь свою поминают… Перья по полу разбросаны, тарелки, объедки повсюду, кувшинчик с вином опрокинут — дерзость неслыханная!
— Это что такое? — в ужасе закричала она.
Вскочили невестки, как ужаленные; старшие, как осиновый лист, дрожат, головы со стыда опустили. А виновница говорит:
— Разве вы не знаете, маменька, что отец мой с матерью сюда приезжали, мы им еды настряпали, ковшик вина поставили и заодно уж повеселились и сами маленько. Только-только уехали они.
— Неужто они меня спящей видели?
— А то как же, маменька?
— Вы меня почему же не разбудили, чума вас возьми!?
— Да мне, маменька, девчата сказывали, будто вы и во сне все видите Я и подумала, что верно, рассердились вы на отца моего и мать мою, если вставать не желаете. И до того они, бедные, запечалились, что даже еда им впрок не шла.
— Хорошо же, разбойницы, достанется вам теперь от меня!
С той поры дня спокойного не имели они у свекрови. Стоило ей вспомнить про хохлаток своих любезных, про винцо выпитое, про добро ее, на ветер пущенное, про то, как застали ее свояки в неприглядном виде, вo сне, — так и лопалась со злости и грызла невесток, как червь дерево горит.
Даже старшим невесткам невмоготу стало от ее языка, а младшая думала, думала, да и придумала, как расквитаться со свекровью и заодно так сделать, чтобы наследством своим распорядилась старуха, как никто никогда не распоряжался.
— Золовушки, — сказала она однажды, когда остались они одни на винограднике. — Не будет нам житья в этом доме, пока не избавимся раз и навсегда от ведьмы-свекрови.
— Как же нам быть?
— Делайте, как научу вас, и ни о чем не тревожьтесь.
— Что нам делать? — спрашивает старшая.
— Все ворвемся в комнату к старухе; ты ее патлы хватай и двинь что есть мочи головой о восточную стенку; ты ее таким же порядком — о западную; а уж я что сделаю, сами увидите.
— А когда мужья вернутся, что будет?
— Вы тогда и виду не подавайте; мол, знать не знаем, ведать не ведаем. Я сама говорить буду, и все как нельзя лучше обойдется.
Те согласились, побежали в дом, схватили старуху за волосы и давай ее головой о стены колотить, пока голову не расшибли. А младшая, самая озорная, как швырнет старуху посреди комнаты и ну ее ногами топтать, кулаками месить; после язык изо рта у ней вытянула, иглою проткнула, солью и перцем посыпала, до того вспух и вздулся язык — пикнуть свекровь не может. Побитая, растерзанная, свалилась старуха — вот- вот ноги протянет. По совету зачинщицы, уложили ее невестки в чистую постель, чтобы вспомнила она то время, когда невестой была; потом стали из ее сундука горы полотна вытаскивать, да друг дружку локтями подталкивать, меж собой говорить о привидениях и прочих ужасах, которых одних хватило бы бедную старуху в могилу вогнать.
Вот и сбылось то счастье, о котором она мечтала!
А тут со двора скрип возов доносится — мужья приехали. Выбежали жены навстречу, по наущению младшей кинулись им на шею и ну целовать да миловать, одна пуще другой.
— А маменька что? — спросили хором мужья, распрягая волов.
— Маменька наша, — выскочила младшая вперед других, — маменька захворала, бедняга; как бы не приказала нам долго жить.
— Что? — всполошились мужья, роняя из рук притыки.
— Да вот, дней пять назад погнала она телят на выгон и, видать, ветром дурным ее продуло, бедную!.. Злые духи язык у нее отняли и ноги.
Бросились сыновья опрометью в дом, к постели старухиной; несчастную, как бочку, раздуло, и было ей не под силу даже слово вымолвить; однако не вовсе она сознание утратила. С трудом шевельнула рукой, показала на старшую невестку и на восточную стену, потом на среднюю невестку и на западную стену, после на младшую невестку и на пол посреди комнаты, через силу поднесла руку ко рту и впала в глубокий обмерок.
Сыновья рыдали навзрыд, не понимая ее знаков. А младшая невестка" тоже делая вид, что плачет, спрашивает:
— Вы что же, не понимаете, чего маменька хочет?
— Нет, — отвечают те.
— Бедная маменька последнюю волю вещает: велит, чтобы старший брат в том доме поселился, что на восточной стороне; средний — в том, что на западной, а мы, самые младшие, чтобы здесь оставались, в дедовском доме.
— Правильно говоришь, жена, — ответил муж.
И так как другим возразить было нечего, то и осталось завещание в силе.
Старуха кончилась в тот же день, и невестки, распустив волосы, так причитали по ней, что село гудом гудело. Через два дня схоронили ее с большим почетом, и среди женщин того села и всей округи только и разговоров было, что про свекровь и ее трех невесток, и все говорили: счастлива она, что умерла, ибо есть кому ее оплакивать!
Жила-была коза с тремя козлятами. От старшего и среднего житья не было — до того они своевольными росли, а младший прилежным и послушным удался. Как говорится: пять пальцев на руке, и все разные.
Позвала однажды коза своих козлят и говорит:
— Милые мои детки! Я в лес пойду, вам еду принесу. А вы дверь за мной заприте, друг с дружкой не ссорьтесь и никому, глядите, не отпирайте, пока голоса моего не услышите. Как приду, сразу по песенке узнаете. Вот что я вам спою:
Детушки, козлятки,
Отоприте хатку.
Ваша мама пришла.
Молочка принесла,
И еще вам несет
Свежей травки
Полный рот.
Чечевицы
На копытце,
Меж рогов
Пучок цветов,
А под мышкой
Мамалыжку.
Слыхали, что я сказала?
— Да, матушка, — ответили козлята.
— Могу я не тревожиться?
— Будь покойна, матушка, — сунулись вперед оба старшие. — Мы ребята хоть куда, что сказала, то свято.
— Если так, дайте расцелую вас! Да хранит вас господь от дурного, прощайте, детушки!
— Добрый путь, матушка, — со слезами на глазах ответил меньшой, — и да поможет тебе господь поскорее вернуться и нам еды принести.
Пошла коза в лес, а козлята дверь за ней закрыли, засов задвинули. Но, как говорится, стены имеют уши, а окна — глаза. Разбойник-волк — да знаете, какой? тот самый, который козе кумом доводится — давно уже поджидал случая сцапать козлят.
