него был охотничий нож. Рукояти, судя по всему, ещё только предстояло обрести окончательный вид, а вот лезвие было завершено.
- Хочешь посмотреть? - обратился кузнец к Николаю.
- Конечно! - с лёгкой дрожью в голосе ответил Николай и взял протянутый нож.
- Попробуй, разрежь! - кузнец протянул ему толстый сыромятный ремень. Николай приготовился приложить ощутимое усилие, но вместо этого, нож прошёл сквозь толстенный ремень без всякого сопротивления, играючи.
- Нравится?
- Да, очень!
- Возьми, отдашь сыну, когда подрастёт, он хорошую рукоять сделает. Кузнец из него будет непревзойденный, для вашего рода-племени, конечно.
- Но у меня нет сына! - удивился Николай. Однако кузнец уже потерял к нему всякий интерес и вернулся к работе. Николай сунул нож в ножны за голенищем сапога, вышел из кузни и продолжил свой путь. Улица привела его на небольшую площадь, на которой толпился народ и явно что-то происходило. Николай огляделся вокруг, любопытство разбирало его, но в таком людном месте он сильно рисковал столкнуться с кем-либо. Тут его внимание привлекли двое мальчишек, удобно устроившихся на крыше навеса, который в обычные дни служил, скорее всего, торговой лавкой. Недолго думая, он вскарабкался туда же, подмигнул удивлённым пацанятам, приложив, на всякий случай, палец к губам. Теперь он мог отлично видеть происходящее в центре площади. Это было похоже на казнь, да собственно, это казнью и являлось. Два человека, в лохмотьях, едва прикрывающих грязные израненные тела, стояли на эшафоте. Вокруг колыхалась толпа любопытствующих, а непосредственно перед эшафотом стояли люди, которых Николай сразу определил как местную знать.
Минут пять ничего не происходило, только на площадь, где и так уже яблоку негде было упасть, всё прибывал народ. Затем один из представителей местной знати вышел вперёд и заговорил обращаясь к присутствующим:
- Живущие! К нам пришли чужаки, - говорящий указал на пленников, - Пришли с оружием в руках, желая покорить нас!
Толпа вокруг возбуждённо загудела и оратор взял паузу. Затем он поднял руку вверх, требуя тишины и терпеливо ожидая когда уляжется шум.
- Но любого, кто посмел посягать на нашу свободу ждёт смерть! Так было и так будет всегда! Однако, эти двое очень храбро сражались, - оратор вновь указал пленников, - И поэтому, я предлагаю им то, чего никогда не предлагал чужакам. Жизнь! Жизнь среди нас. От вас, чужаки, требуется лишь одно, отречься от всего своего прошлого, здесь и сейчас!
Оратор смолк, а стражники, стоящие за спинами приговоренных, чувствительными тычками дали им знать, что от них ждут ответное слово. Первым заговорил тот пленник, что был постарше:
- Я, Прокофий Михайлов, ещё раз предлагаю вам присягнуть нашему царю. Сделайте это здесь и сейчас, и вас пощадят, - явно насмехаясь ответил русский дружинник, а затем, обращаясь к кому-то известному только ему, добавил, - Прости, Ермак Тимофеевич, не справился я и людей не уберёг! (Поход Ермака в Сибирь состоялся в период с 1582 по 1585 год - прим. Автора).
Второй дружинник, вместо слов, лишь смачно выругался.
Тот, который предлагал русским казакам отречься, кивнул, мол, так я и думал, и взмахнул рукой. Тотчас, стражники обнажили мечи, лезвия которых, как показалось Николаю, окутались лёгкой синеватой дымкой. Два взмаха и на доски эшафота упали... Николай не поверил своим глазам, но на эшафот ничего не упало, а по ветру полетели два лёгких облачка чего-то похожего на пепел! Николай так и застыл с вытаращенными глазами, однако на местных такая казнь не произвела особого впечатления. Публика, поняв, что представление окончено, начала расходиться. Николай тоже начал было слезать с крыши, как вдруг, вновь очутился в темноте, в том же самом гроте.
На этот раз, наружу он вышел более решительно. Увидев знакомую улицу он решил было, что всё повторяется, но присмотревшись внимательнее обнаружил разительные отличия. Людей вокруг не было, то тут то там валялись предметы домашней утвари, а со стороны площади поднимался едва заметный дымок. Пожав плечами, Николай пошёл уже известным ему маршрутом. На площади догорали те самые торговые лавки, на крыше одной из которых он наблюдал казнь. Сначала ему показалось, что и здесь никого нет. Но вдруг, посреди площади появилась едва заметная дымка, а через секунду на том же месте возникла женщина. Седые растрёпанные волосы, чёрная накидка с капюшоном. Её пронзительный взгляд встретился со взглядом Николая, она подняла руку и указывая на него закричала:
- Чужак, полюбуйся на дело рук своих, ты всех здесь убил!
И сейчас же он увидел лежащих повсюду взрослых, детей, стариков. Все они были мертвы. Женщина ринулась к Николаю, а он так и застыл на месте, до тех пор пока её протянутые руки не сомкнулись на его шее. Николай хотел было её оттолкнуть, но куда там, хватка была железной! Голова наполнилась уже знакомыми чужими мыслями, образами и болью, а ещё он начал задыхаться. Сквозь угасающее сознание стал пробиваться знакомый голос:
- Коля! Коля! Очнись скорее, нужно уходить!
Ясна трясла его изо всех сил, стараясь вырвать из забытья, но сознание вцепившееся в несуществующую реальность никак не хотело возвращаться. Наконец, глаза Николая открылись, из горла вырвался хрип.
- Куда уходить? Зачем? - с кашлем выплюнул он.
- Та седая женщина, она нас обнаружила!
- Какая нафиг женщина? Да ей лет четыреста сейчас!
- Ты не понимаешь, она была там так же как и ты, как наблюдатель. Теперь мои соплеменники знают где я и с кем, а что бывает с чужаками ты сам видел!
Николай, конечно очень сомневался во всём увиденном. Всё-таки он был материалистом до мозга костей и во всякие потусторонние дела не верил. Однако, неподдельный страх Ясны был, что называется, на лицо.
- Да ладно тебе! Что, вот так возьмут и убьют меня? Я ведь вашему племени ничего плохого не сделал!
- Коля, прошу тебя, надо уходить! - в глазах Ясны стояли слёзы и это подействовало на заартачившегося было Николая. Через минуту он стоял полностью готовый к выходу.
- Куда хоть идём-то? - спросил он выходя из избушки и проваливаясь в снег, - Ты посмотри вокруг! Нас же по следам мигом найдут, к гадалке не ходи!
Однако, Ясна лишь указала рукой направление и коротко ответила:
- Туда! Скорей!
Шли они по заснеженному лесу часа два. Хотя, ходьбой это можно было назвать с большой натяжкой. Глубокий снег, поваленные деревья через которые приходилось перелазить, отнимали
