веке, который обладает бессмертием, но при этом
физически продолжает стареть. Глядя, как сохнет и
разрушается его тело, он умоляет богов сделать его
смертным. Наконец, боги внемлют его мольбе. Это
история о Джереми Бентаме и обо всех нас. Время
неумолимо, и всем нам уготовано превратиться в
прах.
В среднем возрасте совершенно естественно
страдать изОза истощения жизненной энергии и потеО
ри всего, что мы так старались сберечь. Но в глубине
этого страдания содержится скрытое приглашение.
Нам предлагается сместить свои интересы и способО
ности на совершение следующего этапа странствия, перейти от целей, связанных с внешними достижеО
ниями и приобретениями, к задачам внутреннего
развития. С точки зрения человека, находящегося
на стадии первой взрослости, вторая половина жизО
ни кажется страшным и тягостным спектаклем. Мы
теряем друзей, товарищей, детей, социальный статус
и, наконец,— свою жизнь. Но если дела обстоят так, 192
Глава 6
как утверждают все мировые религии — что веления
богов основаны на законах природы,— нам следует
проникнуться великой мудростью происходящего
процесса. Вместо того чтобы следовать юношескоО
му мировоззрению, для которого понятие «безопасО
ность» определяется только с точки зрения незреО
лого Эго, гораздо важнее обрести такую жизненную
силу, которая позволила бы поддерживать нас на
протяжении взлетов и падений на протяжении всего
жизненного пути.
Я имел честь присутствовать при смерти некоО
торых людей, чей процесс умирания протекал боО
лее осознанно, чем у многих других. Одна из них, Анжела, сидела в той же комнате, где сейчас сижу
я, и говорила: «Я надеялась, что со мной этого не
случится, но оказалось, что это — самое лучшее, что
было у меня в жизни». Она признала, что пожираюО
щий ее рак в конечном счете заставил ее жить. Она
жила спокойной, достойной жизнью, выполняла все
свои обязательства, но при этом никогда не знала
саму себя. В процессе анализа она активизировала
недоступные ранее части ее личности; она училась
музыке, каратэ и рисованию. Я испытывал благоО
говейный трепет от ее мужества и возрастающей
человечности, а также от ее житейской мудрости.
К моменту своей смерти она добилась чегоОто больО
шего, чем изначально было у нее: необыкновенного
смирения и осознания величия своего душевного
странствия. Человек, который когдаОто пришел ко
мне за помощью, с тех пор неоднократно помогал и
мне самому.
Страдания, переживаемые на Перевале в середиО
не пути, могут превратиться в такого рода достижеО
ния. По иронии судьбы, то, что приобретается, в перО
спективе будет утрачено, ибо отказ Эго от прежних
установок открывает человеку видение более масшО
табной реальности. Если бы мы были бессмертны, ничто не имело бы никакого смысла, ничто не имело
Одиночное плавание в открытом море
193
бы своей цены. Но мы не бессмертны, а потому имеО
ет значение каждый сделанный нами выбор. Именно
совершая выбор, мы становимся людьми и находим
смысл своей жизни. Парадокс заключается в том, что самодостаточность и достоинство, ужас и надежО
да, присущие человеческому бытию, определяются
именно его конечностью. Как раз об этом говорил
Уоллес Стивенс, отметив, что «Смерть — это мать
красоты»*. Красоту порождает ужас, что подтвержО
дает исконное человеческое желание: больше ужаса, больше красоты.
Мы понимаем, что выжили, пройдя через ПеО
ревал в середине пути, если больше не цепляемся за
наше прошлое, если больше не ищем удачи, подарка
судьбы или вечной молодости. Смысл жизни, пониО
маемой как постепенное сокращение возможностей и
суровая реальность безвозвратных потерь, постепенО
но трансформируется за счет ослабления прежних
привязанностей Эго и начала погружения к глубиО
нам таинства.
Как всегда, этот парадокс, отмеченный еще
две тысячи лет назад Иисусом, уловил поэт, котоО
рый сказал, что для того, чтобы прожить достойную
жизнь, мы должны научиться ее терять. В своей деО
вятой «Дуинской элегии» Рильке пишет о цикле
смерти:
Вечно была ты права, и твое святое наитье —
надежная смерть.
Видишь, я жив. Отчего? Не убывают ни детство,
ни грядущее. В сердце моем возникает
сверхсчетное бытие**.
* «Sunday Morning», The Collected Poems of Wallace Stevens, p. 106.
** Duino Elegies, p. 73.— Рус. пер.: Рильке Р.М. Часослов: Стихотворения. Харьков; М.: ФОЛИО, АСТ, 2000, с. 323.
Перевод В. Микушевича.
194
Глава 6
Парадокс заключается в том, что, только отброО
сив все, что нашли, мы выйдем за пределы иллюзорО
ной гарантии безопасности и идентичности; прошлое
должно быть забыто. Самое странное, что после этоО
го наше сердце переполнится ощущением полноты
бытия. Тогда мы совершим шаг от знаний, наполняО
ющих нашу голову, к мудрости сердца.
Лучезарная пауза
Я не знаю лучшего определения жизни, чем то, коО
торое дал Юнг: «Жизнь — лучезарная пауза между
двумя великими таинствами, которые в действиО
тельности — суть одно»*. Тайна, которая открываетО
ся нам с помощью узкого проблеска бытия, называеО
мого сознанием,— это еще не вся тайна. Мы никогда
не придем к тому, чтобы однажды окончательно и
определенно понять, в чем заключалось наше душевО
ное странствие. Мы можем лишь постараться, наО
сколько это получится, совершить его максимально
осознанно.
Современный греческий поэт Кавафи так
сформулировал этот парадокс: цель странствия,
поОвидимому, заключается в самом странствии.
Его стихотворение называется «Итака»; такое имя
носил город, из которого Одиссей отправлялся в
поход и в который он собирался вернуться. ОдисО
сей — это прототип странника, живущего внутри
каждого из нас. Посоветовав Одиссею помолиться, чтобы путь его был длинным, с множеством приО
ключений, поэт предостерегает, чтобы тот не спеО
шил с возвращением. И если он хочет в конечном
счете вернуться в родную гавань, то следует помО
нить о том, что
* Letters, vol. 1, p. 483.
Одиночное плавание в открытом море
195
Итака подарила тебе прекрасное путешествие.
Без нее ты никогда бы не отправился в дорогу.
Но она не дала тебе больше ничего.
И если ты считаешь ее бедной, знай, что Итака
тебя не обманывала.
Обретя великую мудрость, получив такой опыт,
ты обязательно должен понять, что такое Итака*.
Наша Итака — это не место для пристанища или
отдыха; это энергия, которая активизирует и подпиО
тывает наше странствие.
В течение второй половины жизни, когда бы она
ни наступила, старый мир Эго может поОпрежнему
требовать сохранения верности себе. Однако чувство
реальности зависит от него уже гораздо в меньшей
степени. Разумеется, потерю социальных ролей можО
но сравнить со смертью, но осознанное расставание
с ними может положить начало процессу трансфорО
мации, и мы поступим мудро, если будем поддержиО
вать этот процесс, а не препятствовать ему. Когда мы
выйдем из этого духовного тупика, многие прежние
потребности Эго нам больше не покажутся такими
же важными, как раньше.
Признаком того, что человек еще не прошел
через Перевал, является его сохраняющаяся тяга к
типичным для стадии первой взрослости видам деО
ятельности, связанным с укреплением собственного
Эго. Он еще не понял, что эти деятельности предО
ставляют собой проекции на временные и мнимые
иконы. Это иллюзорные идолы, которые необходиО
мы во время взросления, но впоследствии они тольО
ко сбивают нас с нашего пути. Разумеется, само по
себе наше странствие является символическим; это
образ движения, развития, отношений эроса и танаО
тоса, усилия, необходимого для воплощения смысла.
Наша задача в среднем возрасте состоит в том, чтобы
стать достаточно сильными для того, чтобы отказатьО
* The Complete Poems of Cavafy, p. 36–37.
196
Глава 6
ся от порывов Эго, свойственных первой половине
жизни, и открыть для себя широкое поле новых инО
тересов.
Переживание кризиса среднего возраста — не
только разрушение сути нашего Я, но и крушение
наших ожиданий. Глядя на тех людей, которые проО
шли через этот кризис раньше нас, мы, естественно, обращаем внимание на способы и формы их повеО
дения и на их социальные установки. Мы исходим
из предположения, что если переймем эти образО
цы, то наверняка уясним для себя смысл нашего
