О Радигосте мы знаем весьма мало. Центр его поклонения находился в Радигоще, городе лютицкой ветви ратарян, о котором мы уже упоминали, и самое имя которого показывает, что он был посвящен Радигосту. В Радигоще, по известному нам свидетельству Титмара, первый бог был Сварожич, т. е. Святовит; Адам Бременский76, напротив, называет там главного бога Радигостем. Противоречие это объясняется тем, что Титмар означил божество, которое действительно было у балтийских славян первым и главным, а бременский каноник обратил внимание лишь на того бога, которому храм в Радигоще был в особенности посвящен. В описаниях Титмара и Адама между Святовитом-Сварожичем и Радигостем заметна даже наружная разница: первый носил суровое облачение воина; второй украшен был золотом и имел ложе, покрытое багряницею. В этом видна мирная природа Радигоста, которую необходимо признать уже по его названию, указывающему на радушие и гостеприимство; и то же свойство Радигоста, кажется, имел в виду чешский толкователь латинской Mater Verborum, отождествляя его с Меркурием, богом мирных трудов и торговли.
Толкователь этот именует тут же Радигоста внуком Кръта. Что это такое за Крът, неизвестно. По неимению лучшего толкования, позволим себе догадку: не предположить ли в небывалом слове Kirtow описку и читать: radihost wnukk Kirsow, т. е. Кръсов; в таком случае Радигост был бы внуком известного у русских славян бога Солнца, Хръса или Хорса77, место которого у балтийских славян заступил Святовит.
Богом воинственным по преимуществу, славянским Марсом, был Яровит. Судя по имени, можно предполагать, что символом его был свет или солнце, как начало жгущее, истребительное, ярое. Ему поклонялись, как богу войны, в Волегоще, где один из храмов был посвящен ему. В этом храме висел на стене щит Яровита, чрезвычайной величины, искусной работы, покрытый золотыми пластинками; он почитался такой святыней, что когда висел в храме, никто не смел до него дотронуться, и только в военное время волегощане снимали его со стены и несли перед войском, уверенные в победе под его покровом. Яровиту поклонялись также гаволяне, в Гавельберге, и чествовали его праздником, в который носились по городу разные знамена.
LXXI
Частные, местные божества балтийских славян.-Боги коревицкие и др.-Священное копье волынское
Таковы были божества, составлявшие, можно сказать, общую мифологическую систему балтийских славян, признаваемые одинаково всеми их ветвями78. Но кроме них существовали еще божества частные, которым поклонялись только отдельные племена, отдельные волости (жупы) в городах своих, даже отдельные семьи, как их называет Саксон Грамматик, противопоставляя их божествам общенародным. Мы уже прежде приводили многозначительные слова Титмара, что "сколько у Балтийских Славян волостей, столько имеется у них храмов и столько обожается язычниками особых бесовских истуканов".
Число волостей или жуп у балтийских славян было, мы знаем, большое, и каждое из этих маленьких обществ почитало необходимым иметь свой собственный храм и кумир, чтобы ознаменовать и как бы освятить свое самостоятельное существование. Нельзя поэтому считать преувеличенными известия современников о невероятном множестве языческих кумиров у балтийских славян и, например, отвергать показание бранденбургского епископа Герберта, который в грамоте 1114 г. объявляет, что он "для спасения своей души и всех Христиан, и в надежде распространения церкви, преследуя языческие обряды ... вместе с немногими спутниками своими и с монахом Адалбером, истребил, насколько мог, многие, бесчисленные идолы", именно, как явствует из сей грамоты, в волости морачан, между Лабой и Гаволой. Нет никакого сомнения, что в этом множестве храмов и кумиров значительное число посвящено было тем главным, общепризнаваемым богам, которые занимали первое место в мифологии балтийских славян: вспомним, как распространено было поклонение Святовиту под разными именами, вспомним и свидетельство о том Саксона Грамматика (где он говорит, что у этого божества, кроме Арконы, были храмы во многих местах). Но строгого единства веры и богослужения не могло быть у народа языческого, и в особенности мифология человекообразная, какая господствовала у балтийских славян, допускала, или, лучше сказать, вызывала величайшее их разнообразие. Таким образом, тот самый писатель, который передал нам сведения о всеобщем на славянском Поморье признании Небесного Бога и всеобщем поклонении Святовиту, Гельмольд, говорит, однако, следующее: "у Славян идолопоклонство многоразличное, и не все они согласуются в одном и том же виде суеверия. У одних божества стоят в капищах, представляясь в вымышленных изображениях истуканов, например, Плунский идол, по имени Подага; другие обитают в лесах или рощах, как Перун, бог Старогардский, и эти не имеют видимых изображений". В этих словах ясно высказано также, что частные божества балтийских славян были двоякого рода: одним присваивались определенные человеческие черты, и они представлялись в идолах, принадлежали, стало быть, ко времени отдельного у балтийских славян мифологического развития; другие были божества безличные, стихийные, точно такие, каким все славянские народы поклонялись первоначально.
Особенно замечательны и более других известны частные божества ранского племени. Как святыня Арконская предназначена была для общего всем балтийским славянам поклонения Святовиту, так другая священная крепость ранского народа принадлежала исключительно его собственным, частным богам. Кореница (у Саксона Karentia, у исландцев Gards, теперь Garz) находилась в южном углу острова Раны; со всех сторон окружали ее трясины и болота, и одна только тропинка, вязкая и опасная, по которой шли, точно вброд, вела к городу; кто с нее хоть немного сбивался в сторону, проваливался в глубокую топь. Пройдя тропинку, попадали на дорогу, которая была проложена между болотом и валом, окружавшим город, и выходила к единственным в валу воротам. В Коренице, как и в Арконе, не было постоянного населения; она предлагала, мы знаем, народу убежище в случае неприятельского нашествия, а в мирное время привлекала лишь поклонников святыни. Этот город, по словам датского историка, "красовался зданиями трех великолепных храмов, отличавшихся блеском превосходного искусства. Кореницким храмам, продолжает Саксон Грамматик, почти столько же уважения снискали частные боги, которым здесь поклонялись, сколько уважения доставило Арконе почитание божества общественного".
Послушаем далее, как он описывает памятники кореницкого идолослужения: "Главное капище окружено было со всех сторон сенями, но стен не было; капище и сени закрыты были завесами из багряницы, крыша лежала на одних столбах... Внутри стоял дубовый истукан, который назывался Руевитом, страшно безобразный, потому что ласточки, прилепив свои гнезда к чертам его лица, покрыли грудь его калом: божество достойное, чтобы его изображение так омерзительно осквернено было птицами. Голова его имела семь человеческих лиц, которые все находились под одним черепом. Столько же настоящих мечей с ножнами, привешенных к одному поясу, прикреплено было искусством ваятеля к бедрам истукана. Восьмой он держал обнаженным в правой руке; меч был крепко прибит к кулаку железным гвоздем, и нельзя было его вынуть, не отбив руки... Толщиною истукан превосходил размеры человеческого тела, высота его была такая, что Абсалон (архиепископ, предводитель датского войска, человек весьма большого роста), стоя на цыпочках, едва мог дотронуться подбородка его секирою, которую носил в руке. Это божество, по значению сходное с Марсом, почиталось властителем войны. Ничего в этом истукане не представлялось приятным для глаза; очертания шершавой резьбы были отвратительно безобразны... Вблизи находился другой храм, посвященный Поревиту; он был о 5 головах, но не носил оружия... Третий храм принадлежал Поренуцию: этот истукан имел 4 лица; пятое было у него на груди, и он левой рукой касался его лба, а правой подбородка".
Только одну важную вещь сказал нам Саксон о кореницкой святыне: что она принадлежала исключительно частному поклонению ранского племени, и что ране так строго отделяли своих племенных богов от богов общенародных, что не хотели даже помещать их в одной ограде. Но о собственном значении кореницких кумиров почти ничего нельзя заключить из Саксонова описания. Дела не уясняет и древняя исландская повесть о подвигах датских королей, которая также упоминает о них. Истукан Руевита (Ринвита по саге о Книтлингах), как видно, был чрезвычайно древний, сделанный, когда искусство резьбы находилось на Ране в самом грубом состоянии, и, в сравнении с ним, кумир арконский предполагает большое художественное усовершенствование. Название этого божества, по-видимому, указывает на бога, по преимуществу принадлежащего Руе, ранам: Руевит, Рановит. Саксон Грамматик изображает его богом войны, но отношение его к другим воинственным божествам балтийских славян, к Святовиту и Яровиту, совершенно неизвестно. Еще менее можем сказать о двух других божествах ранских, мирном боге Поревите и четырехглавом Поренуции; только в имени последнего, мы полагаем, есть несомненная ошибка Саксона или переписчика: нет, кажется, возможности понять это имя иначе, как читая вместо Porenutius - Porunetius: тогда мы получим, по крайней мере, слово, звучащее и имеющее смысл по-славянски, Перунец; но о самом значении этого божества мы, разумеется, не в состоянии ничего заключить из рассказа датского историка.
