Я позвонил брату, но попал на голосовую почту.
— Ты дядя, — сказал я твердо. — Грейс пятнадцать лет назад родила ребенка, а я-то думал, что Элизабет хранит от меня тайны. Теперь у меня есть дочь подросток, которую я не знаю ВООБЩЕ. Я облажался. Поговорим позже.
Он не перезвонил.
Я прятался в квартире все выходные, почти не трезвея.
Утром в понедельник я разнес коробку пиццы и проломил дыру в стене. Мне показалось, что ощущения были не плохими, потому я повторил действие, а затем на протяжении нескольких часов пытался заделать дыры. Я подумывал позвонить Китти или по одному из номеров «Голос Гринвич-Виллидж»23, но вместо этого пошел в магазин с алкоголем и купил пачку сигарет. Я не курил больше десяти лет, но это как езда на велосипеде. Серьезно.
На скамейке у своей высотки я курил одну сигарету за другой, пока не позвонил Скотт.
— Алло?
— Ты захочешь меня расцеловать.
— Скорее всего, нет.
— Чего такой грустный? Скучаешь по подвуфке? — заговорил он детским голосом.
— Нет. Чего хотел?
— Есть хорошие новости.
— Говори.
— Есть кое-что для тебя в Сингапуре.
Я не колебался ни секунды.
— Беру. На сколько?
— Ого, ты и правда хочешь убраться из Нью-Йорка? В общем, нет никаких «на сколько» — это постоянная работа. Ты будешь работать на производстве серии выпусков о Сингапуре, но на выходных сможешь ездить на съемки. Это отличная местность.
— Замечательно. Когда? — Никогда не думал о себе, как о человеке, способном сбегать от чего-то, но я был беспомощным и потерявшим надежду. Я чувствовал себя заточенным зверем.
— Осенью.
— Так нескоро?
— Молящие не могут выбирать.
— Ладно, я согласен. — И повесил трубку.
Грейс несколько раз пыталась дозвониться, но я не отвечал, а она не оставляла голосовых сообщений. Наконец, в десять вечера она написала сообщение.
ГРЕЙС: Эш очень сильная и волевая девочка.
Я: Хорошо.
ГРЕЙС: Мне жаль, что вывалила на тебя все вот так. Она просила передать тебе, что, если ты не хочешь знать ее, то должен сказать ей это в лицо.
Я: Грейс, раз на то дело пошло, почему бы тебе не прийти и не отрезать мои яйца или не украсть почку?
ГРЕЙС: Мне очень больно из-за всей ситуации, но Эш не заслуживает такой боли. Она твоя кровь и плоть.
Я не знал Эш, но внезапно от мысли о том, что я причина ее боли, мне самому стало паршиво. Я знал, что должен увидеться с ней.
Я: Ладно, я встречусь с ней. Во сколько она завтра вернется из школы?
ГРЕЙС: Три тридцать.
Я: Я не хочу тебя видеть.
ГРЕЙС: Это нормально.
Когда я на следующий день подошел к дому Грейс, то увидел в окно прибывавшего такси девочку. Эш. Хотелось бы, чтобы у меня было пять дополнительных минут для подготовки, чтобы знать, что сказать, как пояснить этому ребенку, что жизнь отстой и уже слишком поздно возвращаться в прошлое, чтобы все исправлять, и что нужно забыть обо мне.
Она вышла из такси и промаршировала прямо ко мне.
— Привет, — поздоровалась она, протягивая руку. — Я Эш. — Она была смелой и уверенной в себе. В отличие от матери.
— Привет… Эш. — Я все еще пробовал, как звучит ее имя. Мое лицо застыло от любопытства и ужаса.
Она не улыбалась, но и не злилась. В ее лице читалась мягкость.
— Просто чтобы ты знал, мама мне все рассказала, и я видела твои фотографии.
— Это хорошо.
— Хочешь кофе или еще чего-то? — Она изогнула брови. Я был ошеломлен ее дружелюбностью. — Ты в порядке? — уточнила она.
Разве не я должен спрашивать ее об этом? Мне казалось, что я буду вести беседу.
Она была выше Грейс и носила майку, я мог видеть ее лифчик. Я думал, что она не может быть моей дочерью по-настоящему, но каким-то образом чувствовал, что она моя. Как у меня могла быть дочь ее возраста? Вдруг я почувствовал себя старым. Девочка служила напоминанием тому, что мы с Грейс упустили.
— Сколько тебе? — спросил я, хотя уже знал.
— Пятнадцать.
— Пятнадцать, переходящие в двадцать пять?
— Я быстро расту, — ответила она. — Ты собираешься начинать делать все эти отцовские вещи? Потому что я не против, но, думаю, нам следует начать с кофе.
— Тебе можно пить кофе?
Она рассмеялась. Думаю, ей нравилось, что я был смущен.
— Ага, мне можно пить кофе с десяти лет. — Мимо прошел мужчина и посмотрел на меня с подозрением. — Здесь не на что смотреть, Чарли, — сказала Эш. Она наклонилась ко мне. — Не беспокойся о нем, ему просто скучно.
Я кивнул. Это мой ребенок. Это моя дочь. Вытянув указательный палец, я ткнул ее в плечо.
— Я настоящая, — подтвердила она, посмеиваясь. — У тебя есть ребенок.
— Вообще, не совсем ребенок, не находишь?
— Наконец-то! Уважение, которого я заслуживаю.
Я нервно рассмеялся. Мне не верилось, насколько быстро она мне понравилась. Она была забавной и милой, и настолько похожей на Грейс в молодости. После нескольких неловких моментов она начала подниматься по ступенькам.
— Эш, мне многое предстоит узнать.
— Я не буду убита, если ты не захочешь иметь со мной ничего общего.
Я схватил ее за руку и развернул к себе. Я только что понял, что хотел бы иметь с ней что-то общее, но не знал, как сказать об этом.
— Слушай, я узнал о твоем существовании меньше недели тому назад. — Она устремила взгляд на мой захват, затем подняла взгляд, прищурилась и стала что-то выискивать. Я тотчас же узнал в ее выражении лица себя. — Прости, — сказал я, глядя на свою руку так, словно не я контролировал ее. — Идем, выпьем кофе.
Она фыркнула.
— Ладно, ладно. Дай только закинуть сумку домой и поставить в известность маму.
— Хорошо, — кивнул я, отметив, что она сказала не «мою маму», а «маму», как будто говорила одному родителю о другом.
Мой разум даже не предпринял попытку проанализировать собственные чувства. Я смотрел на дверь, пока Эш не вернулась. Она собрала волосы в пучок на макушке, как делала ее мама. Она прищурилась и нахмурилась, отдавая мне мою рубашку.
— Господи, она там разбита. Пора идти.
— У нас с твоей мамой кое-какие проблемы…
— Сложные дела взрослых, — перебила она меня, прежде чем развернуться и пойти по тротуару вперед. — Идем.
Я забрал рубашку и последовал за Эш, как какой-то щенок. Она шла уверенно, даже не оглядываясь назад, а я тащился за ней.
— Идем, тут всего два квартала пути. Ты собираешься плестись позади все время?
Я ускорился, чтобы идти рядом.
— Итак, расскажи мне больше о себе. Ты музыкант, как твоя мама?
— Я умею играть на пианино, но нет. Предпочитаю визуализацию, думаю, я скорее похоже на тебя.
— Да? — Я услышал надежду и гордость в своем голосе.
— Ага. Надеюсь, это приведет к чему-то хорошему. — Я не понял, что она имела в виду. Она продолжала идти. — Думаю, я хочу стать графическим дизайнером.
— Это замечательно. Ты хорошо учишься?
— Школа для меня всего лишь этап. Вообще-то, скучно, но я справляюсь. Не похоже, чтобы у меня был выбор.
Да кто она такая?
Эш указала на соседнее кафе, и мы пошли туда. Она заказала латте и булочку, а я — обыкновенный черный кофе. За стойкой находился симпатичный молодой человек, и я заметил, как Эш стреляла в него глазками. Я разглядывал ее, пребывая в шоке. Девочки-подростки относятся к совершенно иному виду.
— Что? — спросила она.
— Эм, ничего.
Мы сели за маленький круглый столик у окна и огляделись.
— Хороший день. Обожаю весну.
— Мы собираемся говорить о погоде? — спросила она прямо, хоть и спокойно. Я так и не привык к тому, какой прямолинейной она была.
— Для таких ситуаций нет инструкций, Эш.
— Я знаю и пытаюсь быть сопереживающей, но ты взрослый мужчина…
Я усмехнулся.
— Ты права.
— Слушай, я знаю историю. Мама была со мной предельно честной, пока я взрослела, и теперь мы оба знаем, что ты и не подозревал обо мне.
Я ощутил облегчение. Ей без проблем удавалось снять напряжение.
— Все так, да.
— Никто тебя не винит.
— Я об этом и не переживал. Но раз ты упомянула об этом: что ты думала обо мне, когда считала, что я не хочу иметь с тобой ничего общего?
— Ну, у мамы вроде как есть книга о тебе. Она начинается с кучи фотографий, заметок и других вещей со времен университета, а затем она собирала статьи о тебе и твоих работах и добавляла их туда. — Мысль о том, что Грейс это делала, сразила меня. — Она водила меня посмотреть некоторые из твоих фото, когда те были на стенде в деловой части города, но не слишком распространялась о твоей жизни.
— Да, но что ты думала?
— Честно, моя мама всегда была о тебе довольно высокого мнения, но история ваших отношений преподносилась скорее как предостережение. Как урок, который нужно усвоить. Она не винила тебя, даже когда не знала правду, так что я не особо думала обо всем этом — просто считала, что у тебя сумасшедшая карьера и что дети — не твое.
