Мы с Фоксом заговорщицки переглянулись. Я заметила, что даже с шишкой на голове и подбитым глазом, кое-как замаскированным косметикой, он кажется вполне безвредным. Нет, все-таки хорошо, что я позволила ему остаться.
— Кто-нибудь еще? — поинтересовался Гаврил, и я вгляделась в лица парней. Как я могла забыть еще об одном?!
— Большинство людей искренне считают, будто я должна знать сэра Кайла как облупленного, потому что мы с ним выросли вместе. Но они заблуждаются. Благодаря Отбору мне удалось узнать то, о чем я и не подозревала. К своему удивлению, я обнаружила, что он весьма перспективный архитектор. И если нам понадобится построить второй дворец, я непременно обращусь к его услугам. — (По студии разнеслись томные вздохи. Надо же, как романтично, друзья детства — и вполне реальная любовь!) — Однако я смело могу подтвердить, что ему действительно не помешает заглянуть в отдел товаров личной гигиены, — под гомерический смех в студии добавила я.
— Что ж, судя по вашим словам, здесь собрались потрясающие молодые люди! — выкрикнул Гаврил, вызвав бурю аплодисментов.
— Это точно.
— Тогда, раз уж они произвели на вас неизгладимое впечатление, могу ли я полюбопытствовать: а не нашлось ли для кого-нибудь из них уголка в вашем сердце?
Я поймала себя на том, что задумчиво тереблю прядь волос.
— Ну, я не знаю.
— Да неужели? — (Нервно хихикнув, я опустила глаза. Нет, такое и в страшном сне не приснится.) — Это, случайно, не один из тех, о которых вы упоминали?
Я игриво шлепнула Гаврила по руке:
— Боже мой, Гаврил, какой вы несносный!
Гаврил добродушно рассмеялся, как и большинство зрителей, и я, обмахнувшись рукой, снова повернулась к нему:
— Честно говоря, мне неловко обсуждать свои сердечные дела на публике, но, надеюсь, в дальнейшем у меня будет для вас больше информации.
— Отличные новости, ваше высочество. С вашего позволения, я хочу присоединиться к жителям Иллеа и пожелать вам удачи в поисках спутника жизни.
— Большое вам спасибо, — кивнула я со скромным видом и покосилась на папу.
На папином лице были написаны удивление и надежда. Что несколько подсластило горькую пилюлю. Да, эксперимент давался мне нелегко, но это того стоило. Я видела, что даже самые скромные его успехи чудесным образом снимают тревоги с папиной души.
Однако на сегодняшний день с меня, пожалуй, достаточно.
— Плохо дело.
Я лежала, свернувшись калачиком, на кровати Арена, который тем временем рассказывал мне то, о чем категорически отказались говорить мама с папой.
— Просто скажи.
— Похоже, все начинается в беднейших провинциях. Тут уже не отдельные отряды мятежников, как во времена папиной и маминой молодости... Это больше напоминает восстание.
— Что ты имеешь в виду?
— Они сплачиваются для ликвидации монархии. Упразднение каст не принесло видимых результатов, и теперь жителям страны кажется, будто нас это не волнует.
— Не волнует?! — ошеломленно переспросила я. — Папа работает на износ, пытаясь решить проблему. А мне ради этого приходится встречаться невесть с кем!
— Знаю. Ума не приложу, кто придумал сценарий, но твое сегодняшнее выступление получилось на редкость зрелищным. — (Я приняла похвалу на свой счет и даже на всякий случай сделала умное лицо, хотя до сих пор так и не смогла понять, что из сегодняшнего шоу было запланировано, а что вышло чисто по наитию.) — И что теперь делать? Вечно развлекать публику подобными зрелищами?!
— Ха! — презрительно фыркнула я. — Можно подумать, будто тебе приходится хоть кого-то развлекать. Нет, это мой крест, но я больше не могу. У меня все это уже вот где стоит.
— Ну, допустим, папа откажется от трона, — предположил Арен. — Ну и что дальше? Кто возьмет в свои руки бразды правления? А вдруг народ захочет свергнуть монархию, если король добровольно не сложит с себя полномочия?
— Ты считаешь, люди на это способны? — в ужасе прошептала я.
Арен уныло смотрел прямо перед собой:
— Иди, я не знаю. Люди способны на любые преступления, когда они голодны, измучены и доведены нищетой до крайности.
— Но мы же не можем всех накормить. Не можем сделать так, чтобы все зарабатывали одинаково. Чего они от нас хотят?
— Ничего, — честно признался Арен. — Они просто хотят большего для себя. Не скажу, что я их осуждаю, ведь они тоже растеряны. Люди думают, будто их жизнь в наших руках, но тут они жестоко ошибаются.
— Да, они сами хозяева своей жизни.
— Именно так.
Мы долго сидели в глубоком молчании, прикидывая, чем могут для нас обернуться подобные настроения в обществе. Если честно, я отлично понимала, что пострадаю от народного гнева сильнее других. Конечно, я точно не знала механизмов смены режимов, но правительства рано или поздно меняются. Королевства возникают и распадаются. Определенная идеология начинает преобладать, вытесняя на задворки истории остальные. Неужели и я могу оказаться в сточной канаве?
Я поежилась, пытаясь представить жизнь на дне.
— Они ведь уже однажды закидали меня тухлой едой, — прошептала я.
— Что?
— Боже, какая я глупая! — покачала я головой. — Я выросла в блаженном неведении. И верила, что меня обожают... Но люди меня не любят. И если, паче чаяния, папа с мамой откажутся от трона, население легко от меня избавится. Не вижу препятствий.
Ощущение было вполне реальным. Вера во всенародную любовь создавала у меня чувство приятной легкости бытия. Но все это оказалось мифом. Мне вдруг почудилось, будто меня придавило могильной плитой.
У Арена вытянулось лицо. Я ждала от него слов утешения, но, похоже, у него закончились аргументы.
— Идлин, ты можешь заставить их полюбить себя.
— Я не такая обаятельная, как ты, и не такая умная, как Кейден, и не такая непосредственная, как Остен. Во мне нет ничего особенного.
Арен со стоном отчаяния стукнулся головой о спинку кровати:
— Идлин, ты что, шутишь? Ты первая в истории Иллеа женщина — наследница трона. Такого наша страна еще не знала. Тебе осталось только научиться пользоваться этим преимуществом и непрестанно напоминать им, кто ты такая.
Я Идлин Шрив. И в мире нет никого могущественнее меня.
— Мне кажется, если бы они узнали меня получше, то тотчас же разлюбили бы.
— Будешь ныть, выставлю за дверь.
— Тогда я тебя выпорю.
— Ты грозишься это сделать начиная с шести лет.
— И в один прекрасный день я все же выполню свое обещание. Заруби себе на носу.
— Расслабься, Иди, — усмехнулся Арен. — Шансы, что люди смогут организованно что-то предпринять, крайне малы. Им надо просто выпустить пар. Вот увидишь, как только это произойдет, все образуется.
Я обреченно вздохнула. Может, я зря беспокоюсь, но у меня до сих пор звучали в ушах гневные выкрики во время парада, а перед глазами стояли мерзкие комментарии по поводу моего поцелуя с Кайлом. Что определенно будет очередным, но не последним гвоздем в крышку нашей монархии.
— Только не говори папе с мамой, что я в курсе, хорошо?
— Если ты настаиваешь.
Я вскочила и клюнула Арена в щеку. Мне всегда было жаль девочек, у которых не было братьев.
— Ладно, тогда до завтра.
— Постарайся хоть немного поспать, — ухмыльнулся он.
Я покинула его комнату с твердым намерением отправиться к себе. Но вдруг почувствовала, что жутко проголодалась. А однажды побывав на кухне, я поняла, что мне там даже нравится. По-моему, я видела какие-то фрукты и сыр в холодильнике. Время было уже позднее, значит я вряд ли кого-нибудь побеспокою. И я быстренько спустилась по черной лестнице.
Насчет того, что кухня будет пустой, я ошиблась. С десяток парней и девушек раскатывали тесто и нарезали овощи. На их спорую работу было любо-дорого смотреть. И мне понравилось, что, несмотря на поздний час, они трудились с полной отдачей, весело болтали и выглядели вполне счастливыми.
Я не сразу заметила знакомую копну кудрявых белокурых волос. Ага, мой старый знакомый Генри. Его рубашка висела на вешалке, голубая майка была вся в муке. Несмотря на мои старания держаться в тени, кухонный персонал меня заметил. Они тут же принялись кланяться и делать реверансы, что, естественно, насторожило Генри.
Увидев меня, он попытался привести себя в порядок, но не слишком удачно. Тогда он откинул волосы со лба и повернулся ко мне, как всегда широко улыбаясь.
— А что, Эрика здесь нет?
— Он спит.
— А вы почему не спите?
Он задумчиво прищурился, пытаясь подобрать нужные слова:
— Хм... Простите. Я стряпаю?
— А можно мне тоже? — спросила я.
Он показал на горку яблок и тесто на столе:
— Вы хотеть? Готовить?
— Да.
Генри просиял и с довольным видом кивнул. Окинув меня оценивающим взглядом, он снял с вешалки свою рубашку, обернул ее вокруг моей талии и завязал рукава на спине. Передник. Он хотел, чтобы я надела передник.
