– После этого вы ее не видели?
– Нет, Дэлайла. Она всегда была немного затворницей, и я решила, что это
ухудшилось. Людям нельзя мешать быть странными.
– Мы нашли ключ от сейфа Хилари, – объяснила Дэлайла. – Это было
после пожара. Мы хотели заглянуть в сейф и узнать, что оставила его мама, чтобы самим попытаться сбежать из дома. Или из города. Но потом она
позвонила, и Гэвин пошел искать ее, а мне сказал идти в банк.
Давал наклонился, на его лице было написано потрясение.
– Вы собирались уехать?
Дэлайла уставилась на него с огромными глазами.
– Да, черт возьми, мы собирались уехать!
– Ди, твои оценки такие хо…
– Давал! Что-то подожгло мой дом! Плевать на мои оценки! Я могу
окончить школу и в другом месте!
Взгляд Вани прояснились в понимании.
– Ты попыталась, но не смогла добраться до сейфа.
– Да, я не смогла.
– И ты знала, до того как прийти сюда, что у меня есть доступ, – тихо
сказала Вани.
– Пожалуйста, мне нужна ваша помощь.
Кивая, Вани встала.
– Я соберу вещи.
Дэлайла остановила ее, взяв за руку, с извиняющимся взглядом.
– Тетушка, я не могу покинуть город без Гэвина.
– Знаю, джаану.
Голос Дэлайлы стал едва слышным шепотом.
– Вы поможете мне его вытащить? Я не знаю, с чем там придется
столкнуться.
– Я попробую. Банк по пути. Это займет не больше пары минут, а потом мы
отправимся за твоим Гэвином. Но, Дэлайла, нужно не просто вытащить его
оттуда и уехать из города. Если все это правда, нам нужно разобраться с
призраком, а мне придется положиться на старинные знания о таком.
***
С Вани до сейфа добраться было просто. Установление личности, подпись в
бланке, и они с Кеннетом тут же прошли вглубь здания.
– Когда закончите, – тихо сказал он, – отложите ящик и поднимайтесь. Или, если хотите, я помогу отнести ее на место.
Ящик был длинный и плоский, а еще слишком легкий, чтобы содержать все
ответы, в которых так нуждалась Дэлайла. И оказалось, что в ящичке лежала
небольшая стопка бумаг: две фотографии, три исписанных от руки листка
бумаги, которые выглядели так, словно их в спешке вырвали из тетради, свидетельство о рождении Гэвина и акт на землю, где стоит дом. Они забрали
все и пошли к машине.
– Подождем его здесь? – спросила Вани. – Еще ведь только десять,
Дэлайла. Он говорил тебе быть здесь в одиннадцать.
– Я не могу сидеть и ничего не делать. Шансов нет, что все хорошо.
Давал вел машину, и двигатель успокаивающе гудел, пока Дэлайла
рассматривала содержимое сейфа. Хилари была красива дикой, природной
красотой – на одной фотографии ее каштановые волосы были убраны с лица
кожаными шнурками и заколками с камнями. На ней было ниспадающее синее
платье из нескольких слоев. Ее черные глаза светились счастьем, и она держала
в руках маленького Гэвина так, словно одолела весь мир, родив его.
На втором фото Гэвин был постарше, едва мог ходить и покачнулся, чуть не
упав, а Хилари опустилась на тротуар перед ним, раскинув поддерживающе
руки. За ними возвышался дом, окнами-глазами глядя на них.
Дэлайла уже почувствовала в нем жизнь, и крупная дрожь пробежала по
рукам.
– Вот, – сказала Вани, передавая Дэлайле записи. Они были короткими, написанными большим округлым почерком. Края первых двух страниц были
неровными, неаккуратно вырванными из тетради. Дэлайла прочитала их вслух:
«Закончила сегодня благословение, и я чувствую любовь этого дома ко мне
и Гэвину. Все вокруг нас словно ожило, и это прекрасно! Я сидела с Гэвином в
гостиной и просто дышала, медитируя с картинками о нашем будущем здесь. У
нас вся жизнь впереди в этих стенах. Я никогда еще не чувствовала себя такой
окруженной невидимой заботой».
Низа страницы не было, словно важной была только эта часть.
– Если я правильно помню… это часть церемонии, – тихо сказала Вани, –
когда ты впускаешь жизнь в дом. Но есть небольшая разница, выпускаешь ли
ты жизнь в дом или просто впускаешь жизнь. Боюсь, Хилари тут ошиблась.
Чудовищно ошиблась. Боюсь, она впустила жизнь во все предметы в доме.
Дэлайла переложила наверх вторую запись и принялась разглядывать ее.
«Я встретила любимого мужчину. Мы переедем? Или не переедем? Рон не
был в доме, и я не знаю, хочу ли я, чтобы он жил здесь. Это наше убежище, наш
мир чудес. А что он подумает? Мы так много не можем понять в этом мире. Но
этим вечером он попросил меня принести Гэвина и переехать к нему. Я не хочу
покидать наш дом! Но я люблю Рона! И сказала, что подумаю. А теперь я дома, и Дом ужасает. Он холодный, и я не могу отыскать свою комнату. Гэвин был в
детской, а потом оказался внизу у ступенек. Я отнесла его наверх, чтобы
принять таблетки от головной боли, а когда вернулась, его снова не было.
Нашла его на кухне, ходившего по стойке с ножами. Я закричала на дом. И
сказала ему отстать от моего ребенка. Ненавижу себя за это. Дом любит Гэвина.
Знаю, любит, но он никогда еще так меня не пугал.
Я пишу это, потому что боюсь говорить об этом вслух. Я думала, если
увижу это на бумаге, то пойму, какая я глупая. Но смотрю… и не вижу
глупостей».
– Видите? – прошептала Дэлайла. – Боже мой, – она знала, что
происходило. Она знала. Знала.
Последняя запись была отражением спутанных мыслей, больше, чем
остальные. По почерку была заметна спешка и паника, слова были с сильным
нажимом написаны на чистой бумаге банка.
«Что-то изменилось. Мои мысли мне не принадлежат. Голова все время
болит. Я боюсь того, что наделала. Я пыталась очистить воздух шалфеем.
Пыталась жечь ладан и есть маринованный чеснок, разбрасывать по дому соль.
Делала каждое найденное заклинание, но ничего не сработало. Дом теперь меня
пугает. Вчера вечером я пошла в подвал за банкой персиков и застряла там на
несколько часов, потому что дверь закрылась. Ее ЗАКРЫЛИ. Она никогда не
запиралась, а в этот раз это случилось, и Гэвин был один наверху! Я вышла, наконец, когда дверь открылась, и Гэвин сидел в своей комнате и тихо играл. А
я чувствую… Звучит глупо, но мне кажется, что Дом думает, будто Гэвин
принадлежит ему. Не мне».
Дэлайла посмотрела на Давала в зеркало заднего вида, чувствуя страх.
– Дьявольщина какая, – прошептал он.
– Думаю, она умерла, – сказала Дэлайла, а в ее желудке словно появился
тяжкий груз.
– Это была она, – возразил Давал. – Я в этом уверен. Мы заберемся в дом, и
ты увидишь. Все будет в порядке.
Дэлайла вернулась к записи:
«Не знаю, что еще сделать. Он наказывает меня странными, пугающими
способами. Прячет мои вещи, заставляет заблудиться по пути к кровати, на
кухню или в ванную. Словно играет со мной. Словно я мышка, а он бьет меня
лапой. То становится тихо, то все кругом дрожит, пока я работаю или готовлю.
Я не знаю, не кажется ли мне все это. Он ставит подножки на ступеньках, роняет картины, когда я иду мимо них, а еще посылает кошмары. О, Гайя, сны… Эти сны прямиком из ада, а проснувшись, я понимаю, что не спала.
В холле все фотографии с Гэвином и Домом. На одной мы были вместе – он
на складном стуле, а я рядом. Часть фотографии сожжена, мое лицо – сплошной
ожог. Я убрала ее, спрятала еще некоторые и начала продумывать план.
Я отвезу Гэвина к Рону, пока не разберусь здесь. Если что-то случится, я
оставлю наши документы в этом сейфе и вечером уеду. Если кто-нибудь найдет
эти записи … помогите ему».
Дэлайла отложила записку в ящик и от паники принялась считать до
десяти.
Раз… два…
Гэвин там.
Три… четыре…
Гэвин один.
Шесть… семь…
Хилари, скорее всего, убил Дом, и все это ловушка. Больше он Гэвина не
выпустит.
Восемь… Девять… Десять.
Дом не тронет Гэвина.
Не тронет.
Не тронет.
Не тронет.
Дэлайла резко вдохнула, проглатывая страх и скользкую панику. Ее голову
заполнил шум шин по асфальту. Дом любил Гэвина и хотел, чтобы она ушла.
Хотел выгнать ее. Он хотел, чтобы она убежала и бросила Гэвина.
Да ни за что.
– Давал! Поверни сначала сюда. К моему дому! – вскрикнула она.
***
Дэлайла разглядывала дома, пока они ехали по ее улице. Все вокруг было
пустым в лучах почти полуденного солнца: тротуар пустовал, улица тоже. Не
было ни ветерка. А яркие дома выглядели как невинные игрушки или конфеты, стоящие уязвимо и ни о чем не подозревающе.
Мамы не было, но Франклин Блу был дома в гостиной и смотрел дневные
новости. Он даже не позвал ее, когда она бросила спортивную сумку в гостиной
и пошла переодеваться в черные джинсы, черную футболку с длинными
рукавами и тонкий жилет. Она завязала ботинки и посмотрела на себя в зеркало
