Казалось, что даже из могилы отец насылает на него боль.
Глава 17
Есть две вещи, которые англичанин понимает хорошо: крепкие слова и крепкие пинки.
У. Хазлет
Доминик невидящим взглядом смотрел туда, куда ушла Кэтрин. Он уже тосковал по ней.
Он провел рукой по волосам и вздохнул. Не надо было идти на поводу у своего желания. Не надо было брать ее вот так. Это было несправедливо по отношению к Кэтрин и несправедливо по отношению к самому себе.
Как могло случиться, что женщина смогла сломать его жизнь?
Послышался шорох. Доминик насторожился. Что это? Мужской грубый голос произнес что-то хриплым шепотом, а затем сдавленно вскрикнула Кэтрин.
Доминик уже мчался по тропинке. Сердце его бешено колотилось. Повернув за угол, он увидел, что Кэтрин отчаянно борется с мужчиной в маске из грубого хлопчатобумажного чулка с прорезью для глаз. Негодяй тащил ее в кусты.
Одним прыжком преодолев разделявшее их пространство, Доминик яростно набросился на насильника. Ухватившись за холщовую рубаху, Грэвенвольд ударил его изо всех сил. Неизвестный упал. Доминик стал бить негодяя ногами. И тут из темноты появился второй. Что-то блеснуло у него в руке. Пистолет… И в тот же миг острая боль пронзила висок Грэвенвольда.
– Доминик! – в ужасе закричала Кэтрин, бросившись к оседавшему на землю Доминику.
– Беги, – выдавил он, – им нужна ты!
Боль разрасталась, пульсировала, перед глазами его поплыли круги, сознание начало меркнуть. Из последних сил Доминик сделал шаг ко второму нападавшему. Перед меркнущим взором Доминика встало видение: Кэтрин, вооруженная садовыми ножницами, которыми она размахивает над головой, как дубиной.
– Черт, – пробормотал второй, оказавшийся между двух огней – с одной стороны Доминик, пусть раненый, но все же еще на ногах, с другой – Кэтрин, с острыми ножницами.
– Что-то мне не хочется превратиться в силос, – пробурчал громила и бросился наутек. Первый, в маске, вскочил и помчался вслед за товарищем.
Доминик покачнулся и упал бы, если бы Кэтрин не бросилась ему на помощь.
– Доминик, – шептала она, обнимая его. – Ты жив?
– Какого дьявола ты не послушалась меня? – Доминик прижимал ладонь к ране на виске. Кровь струйкой текла по руке.
– Я не могла оставить тебя!
Если бы голова не болела так сильно, он бы улыбнулся.
– Ты могла бы позвать на помощь. Куда, черт возьми, подевалась охрана, которую нанял твой дядя?
– Ты знаешь об охране?
– Я знаю практически обо всем, что имеет отношение к тебе, любовь моя, это на случай, если ты не заметила, – усмехнулся Доминик и застонал. Голова раскалывалась. – Я очень проницательный мужчина.
Кэтрин вспыхнула.
– Если ты так много знаешь, мог бы догадаться и о том, что я не побежала за помощью, потому что не хотела скандала. А теперь дай-ка мне взглянуть на твою голову.
Кэтрин прикоснулась к ране на виске, и Доминик сморщился от боли.
– Со мной все хорошо, – заверил он. – Сейчас надо побыстрее найти твоего дядю и рассказать ему о случившемся.
– Ты с ума сошел, – воскликнула Кэтрин. – Я не могу рассказать дяде, что была с тобой в саду в такой час! А что до охраны, они не могли предположить, что на меня могут напасть так близко от дома. Они там, дальше, за оградой сада. Завтра я придумаю, как убедить их перейти поближе.
Доминик задумчиво смотрел на нее. Пожалуй, она права. И надо будет самому нанять людей для охраны Кэтрин. Черт, как болит голова.
– Ты знаешь, кто стоит за этими нападениями?
Кэтрин покачала головой.
– Дядя Гил думает, что кому-то очень не нравится, что я состою в благотворительном обществе, хотя мне не верится.
– И я так не думаю, – сказал Доминик, – остается одно: поставить в список первым твоего дорогого кузена.
– А ты быстро догадался, – заметила Кэтрин.
– Не такая уж и трудная загадка: у него самые крупные ставки.
– Ты действительно подозреваешь Эдмунда?
– Есть еще один вариант: похищение с целью получения выкупа.
– Но за меня не просили выкуп.
– Возможно, похититель в последний момент испугался и решил получить деньги более безопасным способом: продал тебя цыганам.
– А на этот раз?
– Они решили, что ты слишком много знаешь, значит, рано или поздно сможешь догадаться о том, кто все это затеял. Я сомневаюсь, что преступники могли предположить, что ты вернешься домой.
Кэтрин нахмурилась.
– Это многое объясняет. Я действительно не верю, что Эдмунд мог пойти на такое. Он и Амелия – мои самые близкие друзья.
– Вероятно, ты права. Но мы не можем рисковать. Я найму человека, чтобы он присмотрел за твоим кузеном.
– Не стоит тебе в это вмешиваться. Я сама могу нанять сыщика.
– Кэтрин, это дело – не игрушки. На карту поставлена твоя жизнь.
– Я прекрасно об этом знаю. Можешь не сомневаться: я приму все необходимые меры.
«И я тоже», – подумал Доминик, а вслух произнес:
– Ну что же, если хочешь, можешь заниматься этим сама.
Если потребуется, он наймет целый полк; чем надежнее будет защищена его любимая, тем спокойнее будет ему самому. Ему чертовски не хотелось покидать Ривенрок, пока Кэтрин еще была в опасности, но у него не было иного выхода.
– Тебе лучше идти к себе. Запри двери и закрой на задвижки окна.
– Непременно.
Доминик сжал кулаки.
– Хотел бы я поймать тех ублюдков.
– И я, – сказала Кэтрин, повернулась, чтобы уйти, но, помедлив, спросила у Доминика: – Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Благодаря забывчивому садовнику и тебе, моя прелесть, – криво улыбнулся Доминик, – я жив и завтра буду совершенно здоров.
– До свидания, Доминик, – сказала Кэтрин.
– До свидания, любовь моя.
– Да, старина, может, ты и прав, – протянул Осгуд Хорнбакл.
Заложив руку за спину, он принялся ходить взад-вперед по комнате. Старики уединились в гостиной в восточном крыле Ривенрока.
– Но не исключено, что повеса просто увлекся твоей очаровательной племянницей и, воспользовавшись случаем, соблазнил ее. У него не слишком хорошая репутация, хотя до сих пор за ним не замечено было совращение девственниц.
– Говорю тебе, это он, – ответил Гил, – тот самый мужчина, с кем Кэтрин имела связь во Франции. Ты же знаешь, что о нем говорят, будто у него цыганская кровь. Сам никогда не верил этим сплетням, но теперь меня не переубедить.
Гил рассказал своему верному другу Осгуду кое-что о приключениях племянницы.
– Почему бы тебе не спросить ее обо всем прямо?
Гил вздохнул.
– Если бы она хотела рассказать мне правду, она бы сделала это уже давно. Негодяй слишком хорошо ее знает, он с самого начала сделал ставку на ее порядочность. Она не станет заставлять жениться на себе, если мужчина ее не любит.
– Но ты считаешь, что он любит ее.
– Любит, клянусь Богом. Никогда не видел, чтобы мужчина смотрел на женщину так, как смотрел на Кэтрин Грэвенвольд. Он потерял от нее голову. И честно тебе скажу, я прекрасно понимаю маркиза.
– Ну-ну, – хихикнул Осгуд. – Вспоминаю одного горячего юного герцога. Приударял он за дочкой одного барона и чуть было не помер на дуэли из-за нее.
Гил покраснел. Осгуд напомнил ему случай, произошедший с ним в молодости. Гил очень любил свою жену Барбару; дома называл ее Бобби и даже по прошествии десяти лет со дня ее смерти продолжал тосковать о ней.
– Да… Ну что же, если я прав, Грэвенвольд без памяти влюблен в мою племянницу. Просто он не хочет признаться себе в этом. Его ненависть к отцу и жажда мести зашли слишком далеко. Он разрушит свою жизнь, если будет упорствовать в своих заблуждениях.
– И все же мы не можем с абсолютной уверенностью считать, что маркиз – тот человек, который лишил ее невинности, – резонно заметил Хорнбакл.
– Да, без тщательного расследования не можем, да и у нас нет на это времени.
– Так что ты предлагаешь? – спросил Осгуд.
– Мы устроим им проверку. Каким бы ни было его происхождение, Грэвенвольд отличный малый. Если он и впрямь тот проклятый цыган, то мы заставим его жениться на Кэтрин.
– Десять к одному, Кэтрин эта затея не понравится.
– Кэтрин собирается замуж за Литчфилда. Ни за что не отдам ему мою девочку. Кэтрин нужен мужчина умный и сильный, мужчина, который мог бы держать ее в руках, кто способен обуздать ее норовистый характер и в то же время не сломать ее.
– Не могу утверждать на все сто, но Грэвенвольд тоже с характером. Боюсь, что, если его припрут к стене, он может обойтись с Кэтрин не слишком хорошо.
Герцог усмехнулся. Он-то получше других знал характер своей племянницы.
– Кэтрин сумеет за себя постоять.
Старики рассмеялись.
– Она молодец, Осгуд. Воля у нее есть и настойчивость тоже. И хитрости ей не занимать. Я хочу, чтобы она была счастлива, и, видит Бог, ради этого пойду на что угодно.
