форма, так сказать. – И получить за то награду, оговоренную ранее. Свидетелем сказанного является Луна.
Вот и все. Недолго я пробегал без хомута на шее, что уж там. С другой стороны, скучно не будет, тоже плюс. Опять же, на самом деле награда хороша. Откажись я от нее, и уже утром грыз бы себе локти. А обратно сюда не придешь, это вопросы репутации и самолюбия. Не любят в ночи тех, кто свою точку зрения на тот или иной вопрос меняет через день.
– Ступай и делай то, за что взялся, – приказал мне умрун и только что пальцем на выход не показал. – Поспеши, ведьмак. Эти девятеро слишком долго испытывают мое терпение.
– Хорошо, – согласился я. – Как скажете. Только вот еще один момент осталось проговорить. Если я не выполняю контракт в срок, то каждый из нас остается при своем.
– Ты будешь должен мне то, что и ранее, – кивнул Хозяин Кладбища. – Десять душ.
– Обитающих тут на кладбище, – уточнил я и удостоился величественного кивка. – Плюс небольшой компенсационный бонус в виде снижения суммы долга, если я все же сокращу количество сбежавших от вас душ.
Тут клятвы не нужны, слово сказано – слово услышано.
– Запрет на посещение моих владений без особого разрешения тоже останется в силе, – добавил Костяной Царь. – Не люб ты мне, ведьмак, стал за свою скаредность и неуступчивость.
На самом деле все может выйти чутка хуже, если я оплошаю, то для меня может закрыться навсегда несколько московских кладбищ, на это его власти хватит, но в целом условия сделки не так уж и плохи. Скажем так, по идее, я вообще могу только обозначить деятельность и все равно остаться почти при своих. Но поступать так я не стану, не принято в наших кругах подобное, и этот костлявый хрен про данный момент в курсе. У нас как? Встал в круг – танцуй. Или не поймут тебя окружающие, а следом и разговоры поползут о том, что дело с тобой иметь нельзя.
Политика. И здесь, представьте себе, тоже политика. Куда от нее денешься…
– Это как вам будет угодно, – чуть склонил голову я. – Ваша земля – ваши законы. О промежуточных итогах сообщать или не надо?
– Непременно, – милостиво разрешил мне Костяной Царь. – И еще… На то время, которое потребно для выполнения порученного, я дарую тебе право приходить сюда тогда, когда тебе этого захочется. Не как другу, этого блага тебе не видать как своих ушей, но как моему служителю.
– Наемнику, – поправил его я. – На худой конец – работнику, хотя это небесспорно. Не стоит меня записывать в слуги, не будет такого никогда. Нет-нет, это не в ваш огород камень полетел. Я вообще никому служить не собираюсь, кроме себя самого. Лучше вот что, расскажите мне все, что вам известно о случившемся. Желательно в мельчайших деталях.
На обратном пути к заборной бреши я снова и снова гонял в голове те огрызки информации, что мне удалось выдавить из Хозяина Кладбища, который под занавес общался со мной все с меньшей и меньшей охотой. Настолько, что пришлось даже свернуть разговор, хотя вопросов у меня осталось великое множество. Оно понятно: я живое свидетельство того, что ему, великому и могучему, пришлось чутка прогнуться под обстоятельства. И кстати, он мне этого никогда не забудет, можно даже не сомневаться. Не скажу, что я нынче ночью обзавелся врагом, но вот недоброжелателя обрел точно. И весьма могущественного.
Впрочем, пес с ним. Сейчас я этому Костяному Царю нужнее, чем он мне, потому опасаться нечего, а после что-то, да случится. Либо эмир помрет, либо ишак, либо Насреддин. Шутка. Надеюсь, никто не помрет, кроме восьми призраков и их духовного вдохновителя по имени Кузьма Петрович Савостин. По крайней мере, на табличке, которая торчала над в некотором роде уже пустой могилой, красовалась именно такая надпись. И годы жизни, как водится. К слову, товарищ оказался почти долгожителем, десяток лет до сотни не дотянул. Впрочем, веры этим циферкам нет, речь идет о колдуне, причем недобром, черном.
Как мне было сказано, он поначалу себя никак не проявил, тихий старичок, каких тут полным-полно по кладбищу шатается ночной порой, а когда все случилось, уже поздно было пить боржом. На могилку к нему никто не приходил, на похоронах толпа народу тоже слезами не заливалась, пришла только парочка смурных мужичков да женщина средних лет. Они дождались, пока гроб зароют, после развернулись и ушли, больше их никто не видел. И памятника никакого со временем не появилось, так казенная табличка осталась стоять. Про оградку я уж и не говорю. Думается мне, что вряд ли это были скорбящие родственники. Скорее всего, либо ребята из социалки, либо «рентовщики», которые старичка холили и лелеяли за отписанную квартиру до той поры, пока он коня не двинул.
Кстати, вот и первая потенциальная зацепочка. Не редкость ведь такое, что пожилой человек живет себе, живет, ест-пьет, гулять ходит по часам и завещанную жилплощадь освобождать не собирается. По этой причине случаются такие казусы, когда неугомонному пенсионеру возьмут да и помогут покинуть этот прекрасный мир. Могло тут иметь место подобное происшествие? Да запросто. Вкололи Кузьме Петровичу что-то эдакое, он и преставился. При нынешнем развитии фармакологии и правильно подобранном содержимом шприца шансов уцелеть у товарища почти не имелось, будь он хоть трижды колдун. Сила в теле не та, старое оно стало, трухлявое. Моторчик не сдюжил – и привет, отправляйся в последний путь.
А сила колдовская при нем осталась, да добавим к ней непременное желание натянуть нос на задницу своим погубителям. Он затаился, на глаза Хозяину не попадался, дотянул до той поры, пока тот на зимовку в склеп не ушел, за несколько месяцев окреп, приспособился к загробному существованию, сколотил себе бригаду из местных сливок общества, а после, как снег таять начал, рванул на волю.
Версия? По-моему, вполне. И как вывод: надо скоренько добывать все данные по господину Савостину. Где был прописан, кому отошла квартирка, кто именно занимался данной сделкой, если на самом деле имел место договор ренты. И, если я прав, раньше или позже Кузьма Петрович по их души придет. Тут-то мы с ним и пообщаемся о разных всякостях.
При условии, разумеется, что все самое плохое с этой
