– Кого ты хочешь обмануть? – спросил его как-то раз старый маркиз. – Ты ведь малый с горячей кровью, такой же влюбчивый, каким был когда-то и я. Твое «орудие любви» предаст тебя в один прекрасный момент. Ты не сможешь прятать его в штанах дольше, чем я в твои годы.
Доминик мысленно выругался, стараясь заглушить язвительный голос, звучащий у него в голове, голос, от которого он сходил с ума. Должен быть какой-то выход, должен…
И внезапно выход нашелся.
Доминик посмотрел на Вентворта с угрюмой ухмылкой
– Хорошо, ваша честь, вы победили. Я женюсь на вашей крошке, но при одном условии.
– Итак?
– Это будет фиктивный брак – брак только на бумаге. Я поклялся, что род Эджемонтов закончится на мне, и так тому и быть.
– Хватит! Мне надоело! – И Кэтрин, подхватив подол платья, направилась к двери.
– Вы останетесь здесь до конца, мисс, – сказал, как хлестнул, Вентворт. – Вы пройдете через все это до конца, вместе с ним.
Кэтрин впервые видела дядю в такой ярости. Она оробела.
– Что за чепуху вы несете? – спросил герцог у Доминика. – Думаю, не ошибусь, если скажу, что уже сейчас Кэтрин может быть беременна от вас, сударь.
Кэтрин вспыхнула, Доминик нахмурился.
– Хорошо, что вы напомнили. Значит, со свадьбой придется подождать до тех пор, пока Кэтрин не будет знать наверняка, беременна она или нет. Как только вопрос прояснится, можно будет говорить о дальнейшем.
Гил ошалело посмотрел на Доминика.
– Не хотите ли вы сказать, что если моя племянница носит вашего ребенка, вы откажетесь от нее?
Доминик опустил глаза. Он виноват. И он должен заплатить сполна. Но он не преступит своей клятвы. Никогда.
– Разумеется, я позабочусь и о Кэтрин, и о ребенке, только не смогу дать ему своего имени.
Кэтрин почувствовала себя так, словно ее выпороли на глазах у всех. Милосердный Боже! И это тот человек, которого, как ей казалось, она любила?!
– Как это мило, Доминик. Какое благородство! И что же, смею спросить, получу в этом так называемом браке я, если, конечно, он состоится?
– Вы, моя сладкая, получите титул маркизы Грэвенвольд, титул вполне достойный даже графини.
– Ваш титул для меня ничто. У меня есть Арундейл. Значит, вы намерены получить мое приданое и отказываетесь дать мне наследника, в котором нуждается мой род?
– Ваши деньги можете оставить при себе, – язвительно заметил Доминик. – У меня и своих денег хватает. Что же касается наследника, его не будет, по крайней мере от меня. Если вы готовы пойти на эти условия, я женюсь на вас. Если нет…
Кэтрин трясло от гнева.
– Ты – дьявол! Бессердечный ублюдок со змеиной душонкой! Мне ничего от тебя не нужно! Ничего, слышишь?!
Гил внимательно наблюдал за ними. Видит Бог, он рисковал всем – он мог сломать жизнь племянницы. И все же только слепой не заметил бы, что Грэвенвольд и Кэтрин любят друг друга.
Гил верил, что маркиз, как бы ни был помешан на возмездии, оставался мужчиной. А Кэтрин была женщиной, любимой и желанной. Для Грэвенвольда особенно.
Соединять их силой было и в самом деле рискованно, можно сказать, это было самое рискованное предприятие в жизни старого герцога Вентворта. Если ничего не выйдет, в сердцах бывших возлюбленных останется отчаяние. Успех равнялся бы самому высшему счастью, доступному мужчине и женщине, потому что жить с любовью, о которой иные мечтают всю жизнь, ищут и не находят, – редкая удача.
Герцог Вентворт верил, что ради такой любви стоило рисковать.
– Согласен, – сказал он.
Кэтрин обернулась к дяде:
– Вы, должно быть, шутите. Вы не сможете меня заставить, если я этого не захочу.
– Вы сделаете то, что вам говорят. Я ваш опекун. Я приказываю.
Кэтрин смотрела на дядю так, словно видела его впервые.
– А сейчас, – непререкаемым тоном заявил Вентворт, – вы приведете себя в порядок. Мы подождем па улице.
Осгуд открыл дверь.
– Итак, джентльмены?
Доминик, насупившись, вышел из дома, следом – Вентворт, за ним – Осгуд. Кэтрин молча смотрела им вслед.
– Как вы понимаете, моей племяннице все еще грозит опасность, – сказал Доминику герцог, – и я верю, что ее муж сможет защитить ее.
– Я позабочусь о ее безопасности, – уклончиво ответил Доминик. Муж. Меньше всего лорд Найтвик, маркиз Грэвенвольдский, ожидал, что его станут называть этим словом. Муж Кэтрин. Грэвенвольд постарался заглушить невольную радость, с удовольствием пестуя тот праведный гнев, гнев человека, которого обвели вокруг пальца и приперли к стенке.
Кэтрин спускалась по широкой деревянной лестнице Лэвенхэм-Холла на первый этаж, где был кабинет дяди.
Гил склонился над бумагами. Последнее время он все вечера проводил за работой.
Кэтрин легонько постучала в открытую дверь, чтобы привлечь внимание дяди. Гил поднял голову и устало улыбнулся Кэтрин.
– Добрый вечер, моя дорогая.
– Добрый вечер, ваша честь.
С некоторых пор Кэтрин обращалась к дяде только по самым важным вопросам, неизменно сохраняя формально-вежливый тон.
– Ты не выпьешь со мной шерри? – предложил дядя. – Сейчас еще не слишком поздно, и я соскучился по твоему обществу.
– Боюсь, я слишком устала, – солгала Кэтрин, решившая держаться от дяди на расстоянии. – Я зашла только затем, чтобы вы могли передать его чести, что его переживания напрасны. – Кэтрин чувствовала, что кровь приливает к щекам. – Я не ношу его ребенка.
Гил откашлялся и встал.
– Понимаю.
– Полагаю, вы все еще не передумали, провести меня сквозь весь этот позорный балаган со свадьбой?
– Нет, не передумал, – твердо ответил Гил.
– Тогда я хотела бы, чтобы все произошло как можно быстрее. Длительные приготовления еще больше опошляют эту низкую затею.
– Кэтрин, милая, – со вздохом сказал Гил. – Хотел бы я, чтобы ты поняла: я делаю все это ради тебя.
– Ты принуждаешь меня к замужеству с желчным, жестоким человеком, человеком, которому я не нужна, который ненавидит меня.
– Там посмотрим. Любящая жена многое может изменить в мужчине.
Кэтрин много об этом думала и сама.
– Ты ведь не станешь отрицать, что любила его, – мягко заметил герцог.
Кэтрин отвела взгляд.
– Это, кажется, было много лет назад.
– Настоящая любовь живет долго, – сказал герцог. – Поверь мне, Кэтрин. Я знаю, что говорю.
Кэтрин взглянула на дядю.
– В сердце Доминика слишком много ненависти. Для любви не осталось места.
С этими словами графиня Арундейл повернулась и вышла из комнаты.
Доминик сидел в таверне «Сад ночи», в Ковент-Гарден. Таверна ничего общего не имела с почтенными заведениями, такими, как на улице Брукс или Сент-Джеймс. Нет, то был подозрительный притон, в котором коротали вечера воры, шулеры и проститутки. Здесь пахло джином и дешевыми духами, дым ел глаза. Пьяные посетители громко разговаривали, орали, ругались.
В этом месте никто бы не стал искать аристократа. Сюда и пришел Доминик залить свою тоску. Его тянуло сюда. Здесь он стремился найти спасительное забытье.
Доминик пил ром и не пьянел. Но он не был и трезв. Тоска и отчаяние пьянили его.
Он был одет в грубую льняную рубаху и черные бриджи, заправленные в видавшие виды черные сапоги. Когда пьяный матрос полез к нему, Доминик взял задиру за плечо, развернул к себе спиной и чуть подтолкнул:
– Смотри, куда прешь!
Могучий детина откинул руку Доминика.
– Если тебе что-то не нравится, почему бы тебе не отправиться восвояси, приятель?
Акцент выдавал в матросе одного из тех иностранцев, которые нанимаются на английские суда, работают и живут на корабле, пока посудина не потонет. Если это действительно так, моряк должен иметь дубленую кожу и медвежью силу. Впрочем, Доминик стремился выместить на ком-то раздражение, и ему было все равно на ком. Он ударил громилу в лицо. Рыжий бородач только хмыкнул.
– Теперь твоя очередь, приятель.
Началась потасовка. Удары сыпались один за другим. Соперники оказались достойными друг друга. Матрос упал. Доминик, покачиваясь, утер кровь с разбитой губы, пнул бесчувственное тело матроса и победно огляделся.
– Браво, – раздалось из дальнего угла. – Ты доволен?
Голос оказался знакомым.
– Какого дьявола ты тут забыл?
Рэйн Гаррик ухмыльнулся. Толпа пьяных зрителей с интересом наблюдала за ними, предвкушая новую драку,
– Тебя ищу.
Каждый понимал, что здесь играют по-крупному, поэтому желающих вмешаться не нашлось. Под плащом у незнакомца ясно обрисовывался пистолет. Парень, судя по всему, умел постоять за себя.
Рэйн подошел к Доминику.
– Как ты меня нашел?
Поняв, что драться больше не будут, посетители, недовольно бормоча, разбрелись по своим столикам.
– Это было нетрудно, – усмехнулся Рэйн. – Если хочешь знать, я шел за тобой, только ты меня не заметил.
Доминик кивнул, взял со стола стакан с ромом и, одним глотком осушив его, мрачно уставился на дверь.